14.
Леша прав. Тот мир существует. Известие о смерти прилетает оттуда, пронзая здесь слои жизни, пронзая человека – он немеет от этой холодной молнии антиматерии.
Мы сидим с Аней, обнявшись.
Упал карточный домик. В детстве мы строили его с Лешей – кто положит последнюю карту на самую вершину? На шахматной доске стоят несколько фигур – в детстве мы вдруг полюбили эту игру, после школы каждый день несколько месяцев подряд играли, играли, пока счет не стал сто восемьдесят семь - сто семьдесят восемь. Кто выигрывал? Качается высокий старый клен в лесу, мы сидим в нашей будке на самой вершине. Ловим утром удочками рыбу на речке. Едем на мотоцикле по ночному лесу – над нами, опахнув крыльями, пролетает со вздохом филин.
С карточного домика начались эти картины, и я не могу их остановить. Сижу рядом с Аней, она плачет, я почему-то нет – как каменный, стеклянный, застывший. Вот и все, вот и все, думаю словами. Не могу ничего произнести. Онемел. Вдруг думаю про Аню – хитрая, приехала меня спасать. Чтоб я не узнал как-нибудь по-другому. Чтоб не остался один. Плачет, чтоб я утешал. Чтоб мне было кого утешать. Нельзя так думать. А я думаю. Анины слезы на моей руке. О господи, что это все? Зачем? Он же есть, а я должен знать другое.
Где ты, Она? Подскажи, что чувствовать. И я подумал, что Она сейчас в Ане.
Женщины сильнее мужчин, не такие твердокаменные. Аня вздыхает прерывисто, освобождаясь от плача. Я ничего не спрашиваю - не могу. Что она сама скажет?
- Вчера… похоронили. Он записку оставил - чтоб никого не было. Думал, что страшным будет.
Аня опять плачет. Потом начинает говорить тихо и быстро, чтобы не остановиться.
- Он собирался облить себя бензином на ступеньках КГБ и поджечься. Не успел.
- Как… поджечься? - наконец выдавливаю я.
- В последние дни не выходил из комнаты. Тетя Люба почувствовала что-то, испугалась, пистолет спрятала. У него откуда-то и пистолет был. Заметил это, еще больше почернел. И тут тетя Люба - зачем она это сделала? - Виталика позвала, поговорить. Как же они кричали! То есть дядя Леша кричал на него. Виталик только слушал. Дьяволу служите! Дубинки у вас в руках, как у вашего Каина, совесть вы свою за них продали. Людям жить не даете. Но я докажу, что не боюсь вас, не над всеми вы власть взяли. Не боюсь! Ни вас, ни ваших дубинок. А Виталик так усмехнулся и говорит: ну вот видите, нет у меня никакой дубинки, я к вам с чистым сердцем пришел. И тут дядя Леша совсем разошелся… Чистое сердце? Это у вас-то чистое? Да нет там его! Ты чего пришел? Успокаивать? Ты не меня успокаивай, а друзей своих. Дрожать они должны перед судом, понял? Вместе со своими хозяевами. Все, иди отсюда, иди к ним! Я скоро за вами приду. Виталик так злобно сверкнул на него глазами, говорит - приходите. Сами, пока не вызвали. Со своими друзьями. А дядя Леша - нет, я один приду. За всех! И попятился, и рухнул на диван. У него так и раньше бывало - как разволнуется, так голова кружится. Виталик и ушел. Я с дядей Лешей осталась, а тетя Люба вышла дверь закрыть. И Виталик ей сказал: пусть приходит, не держите. Врачи у нас хорошие, успокоят. В любом случае ему нельзя в комнате сидеть. Галлюцинации начнутся. Ну и все. Назавтра собрался, говорит, пойду. Куда? Туда. Мы за ним. А он остановился, просит - уйдите. Не хочу как под конвоем. Сказал, что просто побеседовать зайдет. Попросит, чтобы мастерскую помогли оставить. Чтобы не выселяли. Придумал же! При чем здесь КГБ? И как он бутылку припрятал? Мы и не заметили. Когда охранник к нему выскочил, он уже облился. И опять попятился, попятился, а ступеньки там высокие и крутые. И с самого верха, навзничь… Ударился затылком, и всё.
Я молчал, ошеломленный. Потом сказал:
- Значит, забрали его.
- Кто?
- Не знаю. Но забрали так, как он хотел. Без самоубийства.