Я написала статью про детей, орущих в транспорте и магазине, в которой недобрым словом помянула нашу с вами Страну Советов, нетерпеливо поучающую и порицающую мам, и так не знающих в какой подпол со своим орущим отпрыском провалиться.
Помянула - и сразу же вспомнила другой случай, в котором фигурировала Страна Советов. И об этом случае мне очень хочется рассказать.
Моей старшей дочке было два года и три месяца, когда родилась вторая. Старшая дочь была любимой маминой принцессой, спавшей со мной вместе и ни на одну ночь со мной не расстававшейся, поэтому ситуация, когда мама исчезла на три дня, была для нее шоковой. Шоковым для обеих стало и мое возвращение из роддома с малышом. Для нее - совершенно понятное недоумение, что вы тут такое с собой притащили, и почему все смотрят только на нее, а для меня - ужасающее в своей реальности ощущение, что вот маленький ребенок, а этот, который вроде тоже только что был крошкой - огромный, буйный и опасный гигант.
Умом я понимала, что эта, старшая - тоже моя крошка, моя любимая малышка, моя бусинка - подсознание же орало - гигант! Опасность! Я почувствовала, что натурально схожу с ума, а доброжелательные бабушки, твердящие старшей как набат - ты большая, ты должна! - сводили с ума и ее. Я сгребла своих двоих младенцев в охапку и уехала на дачу, отказавшись от удобств, визитов врачей и прочих благ большого города в пользу тишины, отсутствия прогулок и возможности наладить отношения со своей слегка поехавшей кукушечкой.
Кукушечку поставить на место за лето в общем удалось, но осенью пришлось вернуться в город, в котором прогулки и посещение разных общественных мест с двумя малышами стали впечатляющим квестом для мазохистов. Только к ноябрю старшей дочери удалось мне окончательно доказать, что она тоже малышка, я махнула рукой и купила двойную коляску.
По хорошей же погоде я раз за разом предпринимала героические попытки перемещаться с грудничком и медленноходячей перманентно истерячей двухлеткой по местности разной степени пересеченности.
Иногда прогулки и шоппинг доставляли удовольствие всем троим, чаще же кто-то из троих истошно голосил, а иногда это делали и мы все трое вместе. Один из таких дней я запомнила в красках, деталях и запахах. Я шла по дорожке, толкая перед собой коляску с начинавшим беспокоиться младенцем, увешанную продуктовыми сумками, а в полутора метрах сзади за мной плелась так называемая старшая, двух с половиной лет от роду, громогласно сообщая без слов, что она устала, хочет на ручки прямо здесь и сейчас, и дом желательно тоже здесь и сейчас, с доставкой.
Я ожидаемо закипела тоже, и, не переставая толкать коляску и не останавливаясь, начала на повышенных тонах изрекать воспитательные благоглупости в стиле "ну должна же ты понимать" и угрозы в духе "вот дойдем до дома, и я тебе устрою!". В ответ двухлетка голосила громче, я кипела сильнее... Навстречу шла пожилая женщина, явно успевшая полностью оценить ситуацию, и я напряглась - такие обычно спокойно мимо не проходили. Я уже оскалилась, приготовив дежурный рявк на реплику "Сейчас заберу плохую девочку", и дочь на всякий случай тоже взвыла громче. Ну получишь ты у меня дома - обречённо подумала я в адрес дочери, поравнявшись с женщиной.
Та приостановилась и сочувственно улыбнулась. Мааааленькая... Кудрявенькая... - услышала я и остановилась как вкопанная. Женщина уже удалялась, за мной обречённо ползла, горестно хлюпая, моя маленькая кудрявенькая дочка. Она и правда всегда была очень маленькая, ростом в свои два с полуторагодовалую. На ней было длинное пышное платье в мелкий голубой цветочек, и она была кудрявенькая и очень хорошенькая, как кукла.
Маленькая грустная кукла. Младенец уже орал, а вместе с ним, сидя на корточках и обнимая свою маленькую старшую дочь, ревела навзрыд и я, благо дорожка была пустынной и не было свидетелей этой душераздирающей сцены.
А потом я подвинула младенца и усадила старшую на край коляски, послав к черту все это садистское воспитание. А потом, спустя 15 лет, написала эту статью, мысленно призывая все блага вселенной на эту прекрасную женщину, встретившуюся на нашем пути, и всего двумя словами изменившую все.