— Моя мама... — начала Элинор, не понимая толком, что собирается сказать.
— Вот как? — Доктор взглянул на нее с интересом, потом спросил: — Теодора?
Теодора пожала плечами и шагнула в библиотеку. Элинор поежилась. — Люк?
Однако Люк был уже внутри.
Со своего места Элинор видела только полукруглую стену и узкую
чугунную лестницу, уходящую, надо думать — раз это башня, — вверх и вверх. Элинор зажмурилась. Издалека до нее донесся голос доктора, приглушенный каменными стенами библиотеки.
— Видите вот здесь, сверху, маленький люк? — говорил доктор. — Он ведет на балкон. И разумеется, по наиболее распространенной версии, именно здесь она и повесилась — девушка то есть. Самое подходящее место; на мой взгляд, более подходящее для самоубийства, чем для книг. Считается, что она закрепила веревку на чугунных перилах и шагнула в...
— Спасибо, — ответила Теодора. — Спасибо, я представила во всех
подробностях. Сама бы я повесилась на оленьей голове в бильярдной, но, думаю, компаньонка была нежно привязана к башне. Как мило выглядит слово «привязана» в этом контексте, не правда ли?
— Очаровательно. — Голос Люка прозвучал громче: они вышли из библиотеки в вестибюль, где стояла Элинор. — В этой комнате я устрою ночной клуб. Оркестр будет стоять на балконе, хористки — спускаться по чугунной лестнице. Бар...
— Элинор, — спросила Теодора, — теперь тебе лучше? Комната совершенно ужасная, правильно ты туда не пошла.
Элинор отступила от стены. Руки у нее были ледяные, ей хотелось плакать. Она решительно повернулась спиной к библиотечной двери, которую доктор подпер стопкой книг.
— Вряд ли я стану тут много читать, — проговорила Элинор как можно беспечнее. — Во всяком случае, если книги пахнут так же, как библиотека.
— Я не заметил никакого запаха. — Доктор вопросительно взглянул на Люка, тот мотнул головой. — Странно, — продолжал доктор, — и очень похоже на то, что нас интересует. Запишите все, моя дорогая, и постарайтесь как можно подробнее изложить свои ощущения.
Теодора озадаченно повернулась, глянула на лестницу, потом вновь на входную дверь.
— Здесь две парадные двери? — спросила она. — Я просто запуталась?
Доктор радостно улыбнулся; очевидно, он с нетерпением ждал подобного вопроса.
— Парадная дверь только одна. Та, через которую вы вчера вошли. Теодора нахмурилась.
— Тогда почему мы с Элинор не видим башню из своих окон? Наши
спальни выходят на фасад, и все же...
Доктор рассмеялся и хлопнул в ладоши.
— Наконец-то, — сказал он. — Умница, Теодора. Вот почему я хотел,
чтобы вы осматривали дом при свете дня. Ну, садитесь на лестницу, я вам объясню.
Они послушно уселись на ступеньки, а доктор вновь принял лекторскую позу и начал официально:
— Одна из странностей Хилл-хауса заключается в его планировке... — Ярмарочный павильон ужасов.
— Совершенно точно. Вы не задумывались, почему тут так сложно
отыскать путь? В обычном доме мы бы освоились куда быстрее, а здесь то
и дело открываем не те двери, нужные комнаты ускользают. Даже я испытываю определенные трудности. — Он вздохнул и кивнул. — Полагаю, старый Хью Крейн рассчитывал, что со временем Хилл-хаус
будут показывать за деньги, как дом Винчестеров[4] или многие
восьмиугольные здания.[5] Вспомните, что он сам проектировал дом и, как я уже говорил, был со странностями. Каждый угол, — доктор указал на дверь, — слегка отклоняется от прямого. Хью Крейн, видимо, презирал обычных людей с их прямоугольными домами и выстроил собственный на свой вкус. Углы, которые вы по привычке считаете прямыми, поскольку имеете полное право этого ожидать, в действительности больше или меньше на долю градуса. Например, я уверен, что вы считаете горизонтальными ступени, на которых сидите, потому что не готовы к тому, что лестница будет наклонной...
Все беспокойно заерзали, а Теодора даже схватилась рукой за столбик перил, как будто боялась упасть.
— ...слегка наклонены к середине колодца. Двери повешены с небольшим перекосом — возможно, кстати, потому-то они и захлопываются сами собой. Возможно, сегодня утром ваши шаги нарушили хрупкое равновесие дверей. Все эти мелкие погрешности усугубляют куда большее отклонение от прямоугольного плана, свойственное дому в целом. Теодора не видит башню из своего окна, потому что на самом деле башня расположена на углу дома. Из Теодориного окна она совершенно невидима, хотя отсюда кажется, будто она стоит прямо напротив ее спальни. В действительности спальня Теодоры находится пятнадцатью футами левее того места, где мы стоим.
Теодора беспомощно развела руками.
— Жуть, — сказала она.
— Я поняла, — заговорила Элинор. — Нас сбила с толку крыша
террасы. Я вижу ее из окна, а поскольку лестница находится напротив входной двери, я думала, что дверь прямо подо мной, хотя...
— Вы видите только крышу террасы, — подтвердил доктор. — Дверь и башню видно из детской — большой комнаты в конце коридора; мы там сегодня побываем. Это, — голос его стал печальным, — шедевр
архитектурной дезориентации. Двойная лестница в Шамборе...[6]
— Так все немного перекошено? — неуверенно начала Теодора. —
Поэтому мы и чувствуем себя такими потерянными?
— А что будет, когда попадешь в настоящий дом? — спросила
Элинор. — Я про... э-э... настоящий дом.