Я взял за правило прогуливаться весенними вечерами по поселку. Шагаю до самой до окраины, а потом иду в другой конец. Рассматриваю незамысловатые усадьбы и строения. Раздумываю, что за люди могут проживать в том или ином доме, чем они занимаются, насколько они счастливы, проживая в деревне. И вообще, понимают ли они свое счастье так, как понимаю его я. Вот здесь, наверное, малые ребятишки проживают - песочница, ведерочки. А у этого дома соломенная крыша, видать старики живут. Моё внимание занимают деревья, которые произрастают подле заборов и за заборами во дворах. В большинстве своём это вишни и сливы. Затем пальму первенства перехватывают груши и яблони, и на самом последнем месте - абрикосы. Плодовые деревья в сельских поселениях не обрезаются. На многих дички соседствуют с волчками, не удаляются ветки - конкуренты. Но все равно хорошо. Деревья отягощены плодухами, будет урожайный год на косточковые, которым здесь, очевидно, никто не придает особого значения. Куда все эти фрукты девать? Хорошо ещё, что скотина подберёт или птица склюёт, а то будет гнить на земле в качестве удобрения. Сейчас пора цветения тёрна и абрикос. Белые шапки деревьев и кустарников невольно притягивают взгляд. Я иду и любуюсь, вдыхаю воздух глубоко, всеми фибрами, - наслаждаюсь. Запах по вечерам душевный. Уже слышна сладостная терпкость зацветающей черёмухи. Всё хорошо, всё прекрасно!
Домик в деревне мне обошелся совсем не дорого. Ещё с месячишко - и я приведу свой двор в полный порядок. Как приятно возиться с землёй, облагораживать собственные наделы. Как приятно с лёгкой усталостью в теле садиться за свой уже порядком потасканный ноутбук и нащелкивать варианты реклам и при этом думать: «Как я вас всех так ловко обвел вокруг пальца. Вы все задыхаетесь в каменных джунглях, мечетесь бестолково в суете сует, а я на природе, вдыхаю ароматы свежего воздуха, пью чистую воду и ем здоровую пищу, а вы ещё мне платите деньги за какую-то эфемерную ерунду.
Возвращаюсь домой уже по-тёмному, выпиваю стакан молока с хлебом, стучу по клаве ещё пару часов и укладываюсь спать. Сновидения в деревне совсем не те, что в городе. Они занимательны, красочны и порою предсказательные. В них я могу путешествовать, могу сам разыгрывать сценки, могу созерцать доселе невиданные вещи. Кстати, этой ночью я видел довольно странный сон. Можно сказать феерический. Не знаю, с чем могло быть это связано. Я стал вспоминать его, но картина распалась на мелкие не связанные меж собой образования, которые не поддавались сочленению. Я уже подходил к окраине посёлка, как вдруг из дома на отшибе раздались крики. Я прислушался.
Кричала женщина и она, насколько я понял, умоляла о помощи. Я ускорил шаг. Как только я поравнялся с домом, я услышал душераздирающий крик, переходящий в отчаянный визг: 'Убивают! Спасите!" Во мне как будто щелкнул некий механизм. Он отключил логику и включил аварийный сигнал. Я в мгновение ока перемахнул через чахлый забор, влетел по ступенькам, пнул дверь халупы ногой и оказался в тёмном коридорчике. Нащупав ручку двери, я резко дёрнул и очутился в плохо освещённой комнате. Полуобнаженный мужчина одной рукой сдавливал горло женщине, которая лежала на диване подле стола и судорожно трепыхалась, другой уже заносил топор над её головой. Очевидно, сработал еще один переключатель - замедления времени. Потому что в долю секунды я рассмотрел человека с топором, как нельзя отчетливо. Это был широкоплечий, плотный мужлан с широкой скулой и агрессивным подбородком. Его полуквадратную голову покрывала кабанья щетина. Его торс был измалёван татуировками. Но самое жуткое было то, что я видел, насколько крепко он сжимал в своих сучковатых пальцах рукоятку топора. Вздутые вены и выпирающие сухожилия не могли солгать. Он претворял в действо кровавое, жуткое по своей сути убийство.
- Стой! Брось топор! - я с удивлением услышал собственный пронзительный крик. Выпученные белки глаз обдали меня бешенством и топор, изменив траекторию, под дикий рев "на-а-а!" полетел в мою сторону. Изловчившись, я прогнулся вбок, однако лезвие всё же царапнуло мой живот и улетело дальше в коридорчик. Поняв, что промазал, это чудовище тут же бросилось на меня. Я успел швырнуть ему под ноги попавшееся под руку поганое ведро. Он споткнулся, замельтешил и стал распластываться, растопырив свои грабки, точнёхонько подлетая к моим ногам. Господь дал мне шанс. Или - я, или - он. Я четко понимал, что свою возможность он не упустит. Он меня убьёт, размозжит и размажет по стенкам, да ещё посмакует. Я со всей дури, которая только была у меня на тот момент, ударил локтем по плотному щетинистому затылку. Падая, он мне его подставил под удар, и ударить мне было сподручно основанием локтя сверху вниз. Все мои кулаки и рёбра ладоней выглядели смешно перед воловьей шеей этого монстра. Удар вышел не точным, и мой локоток приложился не по затылку, а по шейным позвонкам. Голова сотряслась и клацнула зубами. Чудовище зафиксировалось на четвереньках, потом издало животный рык, переходящий в храп. Я ринулся из этого логова, но при этом цапанул топор, лежавший у двери. Я его подфутболил ногой, потом схватил за кончик рукоятки, предварительно обмотав руку целлофановым пакетом, который был у меня в кармане, и выбежал наружу. Всё это я проделывал на автопилоте. Надо же, тренировки не прошли даром!
Однако я не выглядел сам для себя героем. У меня тряслись поджилки и я благодарил… наверное, всё же Бога, будучи атеистом. Я практически был на волосок от смерти и вот как оно всё вышло! Дома я сделал всё, что знал, в плане дальнейшей своей безопасности. В течение нескольких дней я никуда не выходил, отдав себя работе и воспоминаниям произошедшего. Я знал, что этот случай будет иметь продолжение, и я готовился к различным его вариантам.
Наконец меня навестил участковый, - такой добродушный малый, - словоохотливый и простодушный. Он мне изложил суть происшествия и предложил свои услуги по доставки меня к следователю. "Опять извращенцы чудят", - допустил он фразу, которую я тогда не понял.
Следователь показал мне заявление женщины, которая обвиняла меня в нанесении травмы ее мужу. На бумаге всё было представлено так, будто я ворвался к ним в дом, её супруг стал меня выгонять и я нанес ему увечье - стукнул чем-то по шее и убежал. Муж останется инвалидом, если ему не сделают операцию на позвоночнике, но денег у них нет. Поэтому должен быть суд, по которому мне присудят выплату и возможно посадят.
Я в свою очередь рассказал свою версию: показал царапину на животе, показал окровавленную футболку. А так же рассказал о топоре, который хранится на всякий случай у моего адвоката. Следователь мне предложил уладить конфликт с тем, чтобы истицы забрали заяву назад. Я сказал что попробую.
Вообще-то, мы со следователем поговорили по душам. Он рассказал мне о семейке, поселившейся несколько лет назад на окраине посёлка. Нина детдомовская, жила в городе в своей однокомнатной квартире. Геннадий имел две судимости: сидел за изнасилование и разбой. Отбыв наказание, освоился и решил попромышлять. Своротил девчонке мозги, поклялся на крови, что начнёт новую жизнь и всё такое. С его подачи она продала свою квартиру и купила не домик, как было изначально задумано, а халупу в деревне, потому что почти все деньги спустил ее проживалец. После этого он забил на фермерский бизнес и стал регулярно пьянствовать и наносить побои своей гражданской жене, за что уже два раза успел отбыть наказание по пятнадцать суток. Сейчас он находится в больнице. Движения его скованны, шея в гипсе. Нужно менять раздробленные позвонки. Нина его кормит из ложечки, а он пускает пузыри, злится и хочет постоянно обезболивающих. Что ей делать в такой ситуации? Единственная надежда на выплату компенсации за причинение физического ущерба и пенсию по инвалидности. Но будет ли молодая девка за ним ухаживать, за бывшим уркой, не раз её бивавший? И вообще, эта семейка странная. "Ты впутался в историю, дружище, "- сказал мне следователь.
Я спросил, была ли закрыта её шея в момент допроса. Следователь сказал, что у нее на шее был повязан платок. "Она скрывала синяки. Я был трезв, а её муж был пьян. Он споткнулся о ведро и неловко упал, в результате чего повредил шейные позвонки. Он говорит, что, якобы, я его стукнул чем-то по шее. Чем, он не знает. Если я предъявлю топор с отпечатками его пальцев и с моею кровью на острие, и подам встречный иск за попытку убийства двух человек, то ... " - «То их заявление будет выглядеть филькиной грамотой, - сказал следователь. - Лучше поговори с его Нинкой, чтобы она забрала заявление. Иначе будет много шума, но никто ничего не выиграет. Что взять с инвалида? Как этого урода теперь сажать в тюрьму?» - сказал он.
Я взял телефон женщины, которая накатала на меня «телегу», и договорился о встрече.
Мы сели на лавочку возле бывшего клуба. Теперь я мог разглядеть эту самую Нину и даже мог постараться войти в её положение и понять. Нина была женщина лет тридцати. Вид у неё был потрёпанный. На лице блуждала заморённая, вымученная улыбка, служившая когда-то, очевидно, средством защиты и завлечения одновременно. Теперь жизненная ситуация в корне поменялась, но улыбка на лице продолжила своё бесплодное блуждание, перейдя в разряд глупой. От этой женщины веяло серостью и тоской. Таких особ женского пола мужчины стараются не замечать, хотя внешне Нина была далеко не уродка. И если бы не печать безысходности, которая красовалась на её лице, она могла бы с успехом попасть в нечто среднестатистическое. Такие индивидуумы как она, во всяком случае, мне так показалось, напрочь лишены способности заявлять о себе, как личности. Они готовы на всё, лишь бы кто-нибудь взял за них хоть какую-нибудь ответственность и повёл, куда глаза глядят. И понятное дело, бывшему зэку не стоило никаких трудов сбить Нину с панталыку, а потом вить из неё веревки, удовлетворяя свои животные потребности. Поэтому я начал разговор так:
- Нина, скажи на милость, я тебя спас от страшной смерти. Я рисковал своей жизнью и получил рану. То, что ты имеешь возможность сейчас со мной говорить и вообще, пребывать на этом свете, так это исключительно благодаря тому, что я откликнулся на твой крик о помощи. Зачем ты звала на помощь, когда над тобой занесли топор, а потом привлекаешь к суду того, кто тебя спас? - задал я бескомпромиссный вопрос. Последующий ответ меня не то чтобы обескуражил, он меня убил.
- Гена просто меня пугал. Он обычно так делает, когда перепьёт... А что я кричала, так это всегда так...
- Значит он меня тоже пугал, когда запустил в меня топором? Но если бы я не увернулся, меня бы уж закопали и отпели.
- Ты ворвался в чужой дом. Он подумал, что ты хотел на нас напасть. Поэтому он стал обороняться. Он защищал наше жилище от нападения. Да, он мог тебя убить, но это была оборона. Он был на своей территории.
Я понял, что с Ниной поработал адвокат. Наверное, тот, который служил верой и правдой Геннадию во время его былых похождений.
- Покажи мне свои синяки на шее.
Нина стала испуганно теребить платок, повязанный поверх плеч.
- Почему ты их скрываешь от следователя? Не молчи, отвечай! Это же улика, а ты ее скрываешь. Ты так же скрыла, что муж хотел зарубить тебя топором. Ты скрыла побои мужа и оклеветала человека, а за это есть статья. Топор находится у меня со следами моей крови и отпечатками пальцев твоего благоверного. Что вы будете делать, если я на вас подам заявление? У меня есть улики, а у вас их нет. У вас нет ничего кроме брехни. Муж запустил в меня топором, бросился на меня, упал и сломал шею. А теперь вы хотите, чтобы я оплатил его лечение. У вас всё шито белыми нитками. У меня есть свидетели, которые слышали, как ты кричала: "Убивают! Помогите!" На суде тебе придётся доказать, что ты шутила. Так же тебе придётся доказывать, что твой муженек тебя никогда не избивал на самом деле, когда сидел за побои пятнадцать суток, и что синяки на теле ты в тот раз себе тоже подрисовала.
- А что ты добьешься на суде? Меня сажать не за что. Мой муж, как инвалид, получит в худшем случае условный срок. Ты потратишься на адвоката вот и всё, - неуверенно пробубнила женщина.
- Нет, не всё. Я не буду оплачивать ваше садомазохистское либидо. Тебе тоже дадут условный срок за дачу ложных показаний. И будишь ты всю жизнь убирать дерьмо за садистом-приживальцем, непонятно каким образом зарабатывая себе на пропитание.
У Нины задрожали все ещё улыбающиеся губы, и она расплакалась.
- Это он мне сказал затеять всю эту канитель! Это всё он, он!
- Кто бы сомневался. Зачем ты на это пошла?
- Его адвокат пообещал хорошие деньги, которые тебе присудят выплатить на лечение.
- Значит, ты это сделала из-за денег? А я-то думал из-за страха. Хотя чего теперь тебе его бояться, эту ходячую мумию.
- Когда он трезвый, он ничего ещё... Что же мне теперь делать? - Нина слезно обратилась ко мне. - Он же, как мужчина теперь никакой. Я пропала... - она всхлипнула и отвернулась.
- Слушай, что на твоём месте сделал бы я. Во-первых, я бы отозвал заявление. Ну, так, чтобы не позориться, в лужу, чтобы не сесть. Во-вторых, я бы ухаживал за этим садистом, получив от государства выплату за уход. В третьих, я бы нашёл себе, вернее нашла бы себе нормального мужика и не парилась бы насчёт угрызения совести. Ведь этот уркаган получил то, что заслужил. Если ты не отзовешь заявление, то в глазах людей опустишься ниже плинтуса. С тобой никто не захочет иметь дела, увидев, что ты способна состряпать такой дикий подлог. Никакой мужик с тобой после этого не захочет встречаться, узнав твою подлую натуру, поняла? В результате тяжбы ты получишь условный срок к тому же. Зачем тебе это?
- Ты не представляешь, что я должна вынести, ты не представляешь!
- Ты эту мумию убьёшь одной фразой. Скажи, что у него, то есть, у меня - улики: топор в крови, свидетель, который слышал твой крик и синяки на твоей шее.
- Я их никому не покажу.
- А их и так видно через платок.
- Не ври, я их замазала.
- Ну, что ж, раз замазала, значит, они были.
Нина положила свою руку на мою.
- Помоги мне.
- Как? - я с удивлением на неё посмотрел.
- Не оставляй меня одну. - Молящий взгляд говорил о многом. Чтобы полностью выиграть эту партию, мне нужно было дать утвердительный ответ. Несколько секунд я думал, в какой форме его дать.
- Конечно, я тебя не оставлю. Ты можешь на меня рассчитывать. Я же пришёл к тебе на помощь, и ты сейчас жива и невредима. И в дальнейшем приду, если, конечно, ты будешь благоразумна. Тебе лишь стоит правильно поступать... То есть, честно, поняла?
- Да, но... Я не этого хотела от тебя услышать.
- Ты хочешь, чтобы я тебе заменил мужа?
- Я хочу по-честному. Ты у меня его забрал, а взамен что?
- Я же говорю, найди толкового мужика.
- Нет здесь таких. Я пригрела этого изверга не от хорошей жизни.
- Ты серьёзно рассчитываешь, что я смогу жить с тобой, Нина? Ты это серьёзно?
- Я видела, как ты швырнул ведро под ноги Гены. Я видела, как ты размозжил ему позвонки ударом локтя. Врач сказал, что так бьют рукопашники, в общем, натренированные люди. Не мог он в падении раскрошить до такой степени позвоночник.
- Почему же ты в заявлении этого не написала.
- Хотела подставить этого урода. Я не хочу, чтобы за чьи-то деньги ему опять вернули здоровье.
- Так ты изначально знала, что дело провальное?
- Да.
Честно сказать, я не был готов к такому повороту беседы. Я должен был проанализировать весь ход разговора, прежде чем поверить этой женщине.
- Ты хотела сделать вид, что поступаешь так, как тебе нашептали. А потом умыть руки и остаться не при делах, то есть, ждать, когда муженёк окончательно околеет.
- Да. Те деньги, которые бы он получил, он бы всё равно пропил.
- Но пять минут назад ты пускала слезу, ты говорила, что тебя заставили подать такое дурацкое заявление. Сейчас же ты говоришь, что ты сама была не прочь навести тень на плетень. Как тебя прикажешь понимать?
- Я вообще ничего не хотела. Они реально меня заставляли писать всю эту байду. Гене ты, очевидно, отбил мозги. Он ничего не помнит и я этим воспользовалась. Адвокат насочинял про твоё вероломное нападение, а я должна была всю эту хрень переложить на бумагу. Я написала, что вы стали драться в коридоре и я не видела чем и как ты ударил моего мужа.
- Да, я читал заявление. Там действительно ты скрыла ход реальных событий. Так что же ты хочешь?
- А что хочешь ты?
- Чтобы не дать ход изначально провальному делу. Забери заявление, и твой муженёк останется ни с чем, как ты и хотела.
- А с чем останусь я, тоже ни с чем?
- Стоп. Ещё раз. Что ты хочешь поиметь, в результате травмы своего мужа?
Нина положила опять свою руку на мою.
- Ты знаешь что. Ты же не дурак.
- А если я скажу, что это просто невозможно.
- Это всего лишь твоё решение. На самом деле, как ты решишь, так и будет.
- Я уже решил. И я тебе об этом сказал.
Нина резко встала и пошла прочь. Идти за ней не было особого смысла.
Через несколько дней мне позвонил следователь, и я опять отправился в путь.
Алексей, так его звали, ни слова не говоря и не вынимая сигарету изо рта, пододвинул мне листок и сочувственно уставился. Это было заявление от Геннадия Сергеевича.
"В ночь на пятнадцатое мая, по приходу с дежурства на место своего проживания, Сорокинская 15, я обнаружил в спальне у гражданской жены Нины Павловны человека, по всей видимости, любовника. Я предложил этому человеку немедленно покинуть мой дом. Любовник кинулся на меня и стал избивать. Я схватил топор, который лежал под кроватью, и стал защищаться. Человек бросился на меня с кулаками и напоролся на лезвие. Я выронил топор и стал за ним наклоняться. В это время неизвестная личность нанесла мне удар в район шеи, и я потерял сознание. По прошествии более чем недели, ко мне вернулась память, и я могу точно вспомнить хронологию событий..." - Ну и так далее, в том же духе.
- Я же говорил, как на самом деле было дело, - обратился я к следаку.
- У них другая версия, Артём. Эту версию подтверждает его, так называемая, супруга. У них есть свидетель, который подтверждает твоё появление там за пятнадцать минут до появления мужа. Генадий инвалид, он пострадал в своём собственном доме от любовника жены.
- Как насчёт синяков на шее?
- За это время они сошли.
- У меня есть запись нашего с ней разговора, которую я сделал с телефона.
И я включил Алексею наш предыдущий разговор, из которого следовало, каким образом эта женщина хочет мною овладеть. Он долго смеялся. Потом предложил мне ещё раз с ней встретиться и добиться мировой. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться.
Я сделал звонок Нине. Она не вылезала из районной больницы, ухаживала за мужем, пострадавшим от рук её любовника. Пришлось переться в районный центр.
В больничном парке на лавочке произошла наша беседа.
- Ты что творишь, Нина?
- Это не я творю, а он.
- Но ты дала показания, что я у тебя был в любовниках.
- Они мне пригрозили.
- Кто?
- Гена и его дружки. - Нина говорила, на меня не смотря, будто демонстрировала полнейшее ко мне безразличие. На её губах все так же играла едва заметная улыбка.
- Я знаю, что это твои штучки. Кончай дурить!
- Если тебя осудят, хоть деньги можно получить. А так, вообще, по нулям. Как жить, не знаю...
- Я же сказал, что помогу.
- Сказать можно, что угодно. У тебя есть возможность действительно доказать, что твоё слово не расходится с делом.
- Ты на что намекаешь?
- Ты не маленький.
- Чёрт! Но это шантаж!
- А ты войди в моё положение!
И тут я действительно попробовал войти в её положение. Детство без матери и отца. Опасность, ущемлённость, забитость и жестокие уроки выживания, которые преподносила ей жизнь. Ничего хорошего, кроме страха и осознания, что место под солнцем не для неё, а для других, может быть даже для тех, кто намного хуже, чем она. И вдруг случай, который даёт ей шанс почувствовать себя наравне с другими. И она пробует бороться теми средствами, которые ей доступны. Она идет от безысходности ва банк, попирая мораль точно так же, как это было сделано в отношении неё...
Во мне стали бороться противоречивые чувства, непотребные мысли лезли в голову. В двадцатилетнем возрасте я бы, не раздумывая, принял такое предложение. Но сейчас у меня сформировались принципы. Честь, ум и совесть восставали против компромисса, замешенного на нечистоплотности отношений. С другой стороны, какая-то часть сознания давала явственно понять, что то, чего добивается эта женщина - естественно и рационально. В конце концов, такой союз не ограничивался какими-то строгими временными рамками. В результате такого союза, по крайней мере, одному человеку, было бы легче жить на свете. И может быть, кто знает, у Нины появился бы шанс с моей помощью наладить новую жизнь. Её методы вызывают вопросы, но кто ей и когда давал уроки этики? Как бы я повёл себя на её месте?
- Значит, ты хочешь принудить меня к сожительству?
- Ты считаешь, что я не достойна нормальной жизни? Ты думаешь, что, такие как я, не должны даже пытаться искать себе защиты?
- Ты выбрала не самый лучший для этого путь, Нина.
- Ты же видишь, что мне выбирать не приходиться.
Знаешь что, а давай попробуем. Ты мне предлагаешь сделку, и я тебе предлагаю сделку. Ты забираешь заявление и пишешь, что, если в последующем возникнут вопросы, то в тот памятный вечер был у тебя не я, а другой человек.
Нина долго не раздумывала. Она в тот же день забрала заявление своего мужа, благо следователь его с удовольствием ей отдал, и в тот же вечер пришла ко мне.
Господи, от счастья она не знала, куда деть глаза. Дать ей волю, она бы прыгала и хлопала в ладоши с криками:"Yes!" Но правила социального тона никто не отменял, и она совершенно неуклюже строила из себя озабоченную проблемами женщину. А я подготовил ей сюрприз в виде отдельной кровати в спальне, а сам устроился в импровизированном кабинете на диванчике. Она непонимающе на меня посмотрела. "Нужно время для адаптации, - пояснил я. - Мы должны друг к другу привыкнуть. Я должен убедиться, что рядом со мной не тот человек, который готов предать из-за жалкой кучки денег". Её настроение изменилось. Она стала на меня смотреть как на вершину Монблана.
Чтобы как-то провести время, я стал рассказывать ей о своей работе по удалёнке, с наслаждением отмечая, ее крайнюю незаинтересованность и раздирающую её нутро скуку. Потом повёл на участок, делясь планами благоустройства. Можно было понять её равнодушное отношение к земле, имея в виду тот разгром и полнейшую заброшенность их двора. Но я говорил о том, что меня волнует и что мне интересно, таким образом, давая понять, насколько мы с ней далекие люди.
- Ну, а теперь ты расскажи, что хочешь от жизни, - сказал я, наливая чай в стаканы.
- Что я хочу? Не знаю... Хочу, наверное, чтобы меня замечали, делали подарки, любили, наконец. Откровенно говоря, я не знаю что это такое... Любовь.... Вот, что это такое, Артём, любовь? Объясни мне.
- Любовь это состояние привязанности. Это когда с одним человеком тебе хорошо, а без него плохо.
- Как просто ты мне рассказал. А я думала, ты будешь долго мне объяснять, что такое любовь. Меня в раннем возрасте взяли силой. Меня обозвали дурой, потому что я кричала, а еще сказали, что меня сильно любят. Странно.
- Сказать можно что угодно. Главное, чтобы слово не расходилось с делом.
Нина на меня внимательно посмотрела.
Первая брачная ночь прошла без эксцессов. Мы оставались по разную сторону баррикад. Утром мы позавтракали яичницей, и она отправилась в больницу. Вечером она вернулась, принесла с собой кое-какое барахлишко, разложила на рукомойнике средства гигиены. Потом села и просто стала сидеть. Я предложил ей что-нибудь почитать, она отказалась.
- Нина, а как ты совершаешь полное омовение? То есть, купаешься.
- Ну, захожу в душ или в баню и обмываюсь.
- Хочешь в моей бане попариться?
- Ну, почему нет, можно...
- Тогда раздевайся и пойдём, я уже растопил.
- Мы вместе будем купаться, что ли?
- А что ты испугалась, ты меня боишься?
- Я не боюсь, но стесняюсь....
- Я тоже. Но мы же должны привыкать друг к другу.
Зачем был нужен этот экспромт? Наверное, я на неё разозлился за ее пассивность и решил встряхнуть. Баню я действительно растопил, но купаться совместно не был готов. А вот теперь пришлось. Ничего, по крайней мере, посмотрим, кто чего стоит. Свет в парной у меня отвратительный, это было нам на руку. Откровенно говоря, было заманчиво осмотреть фигуру временной сожительницы и насладиться ее чувством неловкости, смущения, и стыда. Я ведь на неё злился. В принципе, ничего достопримечательного. Хотя, конечно, если.... Нет, я только за, как говорится, за все хорошее против всего плохого. На самом деле омовение прошло штатно и даже обыденно, как будто мы только и делали, что купались вдвоём, как близнецы-младенцы. Мы даже похлестались веничком и потерли друг другу спинку.
За чаем я справился о здоровье Геннадия. "Его участь облегчит только операция,- сказала Нина. - Повреждены нервы. Нужно удалять расколотые позвонки, а на их место вставлять новое звено. Но! Нет денег, чтобы их изготовить", - Нина удовлетворенно цыкнула языком. Видно, она была довольна таким раскладом.
Ночью раздался отчаянный визг в ее спальне. Я вбежал весь наготове к отражению атаки. Нина сидела, прижавшись к стене, и дрожала. Она указывала на угол сундука. Я понял, в чем дело. Это шаловливая соня опять наведалась ко мне в гости. Этот зверёк запросто скачет по постели, по мебели, потом может спрятаться и уснуть где-нибудь в дырявом сундуке. Спящего человека он может напугать до смерти.
- Это всего лишь соня, прости её шалости.
Но Нина вцепилась в меня мёртвой хваткой. Она тряслась от страха. Меня тоже стало чуть потряхивать, но уже по другому поводу. Моё тело не выдержало такого испытания и мне пришлось успокаивать ее особым образом. Женщина поддалась на мои уговоры и постепенно вошла во вкус, а потом и в раж. Она стала неиствовать и провоцировать меня на причинение ей боли. Мне приходилось с силой заламывать ей руки и делать ещё кое-какие вещи, от которых ей было больно. Нина вскрикивала и в свою очередь орудовала зубами и когтями, что для меня было совсем не обязательным элементом интима. Потом вдруг она издала душераздирающий крик: "Спасите! Умираю!" От неожиданности я оторопел. Она же расслабила хватку и, тихо застонав, начала обмякать...
Утром она не спешила в больницу. Она сказала, что ей надоела возня с живым трупом.
В конце концов, я задал ей вопрос, на который попросил дать правдивый ответ.
- За что он на тебя поднял топор? - спросил я, глядя ей в глаза.
- В самый последний момент он бил обухом по подушке, потом начинал терзать меня. По-другому он не мог... ну сам понимаешь....
- А ты этого хотела? Ну, таким образом....
- Честно сказать, у меня никогда не было других вариантов. Ты прости, если вышло не так... Я не имею понятия... Как это сказать....
- Ладно. Не надо ничего говорить. Зачем он кинул в меня топор?
- В эти моменты он делался сумасшедшим и агрессивным, себя не помнил.
- Значит, если бы я не пришёл на помощь, все были бы живы, довольны и здоровы?
- Кроме меня. Я тебя не выдала, потому что ты реально спас меня от смерти. Ещё бы немного и я удушилась бы. Я больше не могла так жить, понимаешь?
- Понимаю...
В этот вечер мы гуляли по поселку допоздна. Мы вдыхали запахи уходящей весны и рассуждали о смысле жизни... и о любви, конечно. Как без неё-то? На этот раз я долго ей объяснял, что такое любовь.