Уже на исходе 19 века почти 90-летний совершенно ослепший старец, сидя в вольтеровском кресле, надиктовывал очерки о своей жизни, названные им незатейливо и просто - «Мои воспоминания».
Услужливая память подарила ему встречу с годами детства. В пять лет он остался без отца, Ивана Буслаева, который служил секретарем в уездном суде городка Керенского Пензенской губернии. Студенческая пора на словесном факультете впервые ввела его в мир древне-русского слова, чье начертание таит в себе легенду и миф.
Очарование рукописной музыкой слова он пронесет сквозь всю свою жизнь. Ей посвятит все свои досуги (одна из предпоследних книг в его жизни так и называется – «Мои досуги»).
Среди современников будущего фольклориста, академика и профессора Московского университета - Гоголь, Грановский, Чаадаев, Киреевский, Аксаков и многие другие.
Весьма возможно, что столь необыкновенное и разнообразное окружение Федора Буслаева, о котором можно только мечтать и явилось одной из причин того, что он вдруг увидел в ярких разноцветных буквицах, коричневых столбцах текста в сочетании с розово-желтыми полями пергаментного листа старой русской книги произведение искусства. И заболел вязью древнего текста на всю жизнь.
Еще до того счастливого момента, как он смог посвятить свою жизнь фольклору, мифу и языку, предстояло пройти путь, полный трудов праведных и лишений. По окончании университета он вынужден был подрабатывать учителем в гимназии. Но судьба преподнесла пытливому и трудолюбивому юноше приятный сюрприз. Он был принят на вакантное место домашнего учителя графа Строганова, которое не только позволило ему путешествовать вместе с семейством с 1839 по 1841 по Европе, но изучать в университетах Германии и Италии труды по языковедению и истории В.Гумбольта и Я.Гримма, а также археологию и историю европейского искусства.
К 1845 году молодой ученый, к тому времени автор знаменитого пособия «О преподавании отечественного языка», был уже готовым кандидатом в славянофилы, с которым тесно сотрудничал в журнале «Москвитянин». Но и тут его судьба уберегла от не только от «славянофильской самостоятельности», которую он называл одной из ложных и вредных для науки крайностей, но и от примитивного западничества.
Буслаев не жаловал ни тех, ни других, но, тем не менее, считал, что идея славянофилов «гораздо достойнее подначального западничанья». И все же он остался верен языку, единственному виду человеческого творения, которому и посвятил свои досуги:
«Здесь можно увидеть изгиб крыла, поступь зверя, сплетение корней, извивы реки, контуры двух двойников - солнца и сердца. Эти буквы поют, щебечут, издают звериный рык, летают, скачут, говорят человеческим голосом. Они еще не стали книжными типографскими серийными знаками. Каждая буквица индивидуальна, неповторима, как неповторим каждый лист на дереве жизни»…
Умер Федор Иванович Буслаев в тогдашнем поселке Люблино.
Интересно, знает ли нынче хоть кто-нибудь в Люблино об этом?