Жить или умереть

— У меня возникли мысли по поводу продолжительности жизни человека и его решения жить или умереть. И я хотел бы услышать ваше мнение по этому вопросу, пожалуйста.

— Моё мнение по этому вопросу, как ты понимаешь, будет лишь одним из тысячи мнений по этому вопросу, потому что я могу сказать только то, что годится для меня, а не для всех, и то, если мне скажут, что́ годится для меня, а значит это моё мнение ничего не обобщит, потому что каждый человек должен слушать своего Бога, чтобы знать, что́ нужно именно для него.

— Многие люди оказываются в состоянии неспособности позаботиться о себе, некоторые не могут говорить, двигаться, видеть, помнить то, что произошло пять минут назад. Другие или те же, пребывают в постоянном неудобстве, боли, безысходности, некоторые способны понимать то, что происходит вокруг, а иные нет.
Когда человек достигает старости, он ждет своего дня, чтобы покинуть этот мир. Возможно не каждый человек ждет этого дня, других он застигает неожиданно. Другие же решают уйти из этого мира сами по разным причинам.
Знакомы ли вам какие-нибудь ситуации, в которых самоубийство или другоубийство было бы оправданным и любовным действием и должно ли оно быть обязательным в определенных ситуациях? Этот вопрос довольно обобщенный и одновременно ограничен уголовным законом.

— Нет, мне такие ситуации не знакомы и в то же время они знакомы мне, потому что, как я уже не раз говорил тебе, для меня уже давно нет обычных человеческих вопросов типа «Быть или не быть, решить или не решить», являющихся плодом отделённой от Бога жизни, плодом своеволия и самоуправства, у меня есть только я и Воля Бога, которая независимо от человеческих традиций, философской лжи, богословских комплексов и фальшивых государственных законов, может приказать мне сделать то, что́ нужно сделать в данный момент, в данной ситуации, с данным человеком или с самим собой. Когда Аврааму было приказано принести в жертву Исаака, ему ничего не мешало, кроме отцовской жалости к ребёнку — ни традиции, ни государственные законы, ни философия, ни богословие. Сознание того, что только в мужественном исполнении Слова Божьего заключается вечное благо всякой твари, хотя эта тварь может и не понимать этого, даёт силы сжимать орудие смерти и наносить смертельные удары, становясь очевидцем и участником всех последствий. Цивилизованному, изнеженному, нервно ослабленному человеку это не под силу.

Что же касается самоубийства, то я уже давно его совершил, но не пошлым, плотским, трупным способом, а высоким духовно-нравственным путём, взмолившись к Неведомому Богу и во всём послушавшись Его на этом пути.

Истреби волю собственную и истребится ад, — говорил один из послушных Сынов, потому что именно от ужасов всеобщего ада, проистекающего от переплетения и борьбы собственного своеволия с своеволием других, человек, не достигнув желаемого и обманувшись в надеждах, бросается в омут самоубийства.

И вот под Руководством Неведомой Воли воля моя была, конечно же, не истреблена, (это необходимое речевое преувеличение для ярых своевольников, а я таким не был), а подчинена, а значит отделена от миллионов неподчинённых воль, что и является духовно-нравственным устранением из мира сего. Ибо когда человек убивает себя физически, он отделяется от мира физически живых существ; а когда он без остатка отдаёт свою волю во Власть Воли Бога, он отделяется от мира своевольников, переставая быть частью мирового своеволия, ад для него прекращается, потому что ад — это угрызения Совести от осуществлённого и навредившего себе и другим своеволия.

Создавать базар относительно любых вопросов — это в традициях мира сего, он любит болтать, спорить, дискутировать, гипотезировать, ссориться, драться обо всём на свете. Главное для него — вести борьбу по всем направлениям, продвигать свою волю, свои мнения, суждения, выдумки, сплетни, домыслы, уверения, интриги, давления. А исполнить Божью Волю, просто сделать необходимое в данный момент, в данной ситуации и относительно определённого предмета — это для него скука смертная, это неинтересно, не увлекательно, это не тешит похоть, не щекочет самолюбие. То есть ему главное не благо, ему главное, чтобы не было скучно, ему главное быть ”личностью”, — безликой песчинкой в необъятном Мироздании он быть не хочет.[1]

Поэтому в любом вопросе, в котором ты хочешь знать предельную истину, нужно найти именно не цивилизованного человека, отвергнув мнения людей цивилизованных, пропитанных цивилизацией, ничего не видящих и не знающих, кроме неё.

Цивилизованный человек — это существо, которое всегда и в любом случае, что́ бы оно ни сделало, будет в конце концов мучимо Совестью. Убьёт оно другого человека или не убьёт — это безразлично, всё равно кто-то внутри или снаружи будет его осуждать или по меньшей мере истачивать сомнениями. И если в нём нет способности воспринимать единственно Истинный Критерий и подчинять Ему свою жизнь, от осуждения ему не избавиться, потому что мир — это бесконечная разноголосица, где каждый считает себя правым, а других неправыми, и вся эта умственная, а точнее безумственная кутерьма наполняет мозги каждого и гудит в них до самой кончины, а может быть и после неё.

Ты спрашиваешь, бывают ли ситуации, в которых самоубийство или другоубийство было бы оправданным и любовным действием. — Конечно же, бывают, но всё дело в том, ке́м оправданы такие действия ? Кто́ это их оправдывает и кто́ называет их любовными ? И кто́ должен убедить тебя, меня, других в том, что это оправдание действительно оправдание, что эта любовность действительно любовность, а не иллюзия, фикция, подлог, выдумка, мечта ? Ведь христианство, а точнее те, в чьи руки оно попало, извратили понятие любви, они назвали любовью только приятное, жизнедающее, жизнеподдерживающее, милосердствующее, прощающее, ласкающее. — Любовь милосердствует. — Но жестокость любви — это тоже милосердие. Резать, жечь, давить, убивать, лишать — тоже милосердие, всё зависит от ситуации, от данного человека, от множества предшествующих и последующих обстоятельств его судьбы и судеб других существ, которые в конце концов составляют из себя Волю Бога. Воля Бога — во́т подлинное милосердие, а значит и любовь. Так один человек будет просить, чтобы его добили, и его нельзя слушать; а другой будет умолять не лишать его жизни и его тоже нельзя слушать, потому что слушать нужно только Хозяина жизни и смерти. Но так как Хозяина почти никто не слышит или не слушается, а того, кто слышит и слушается, тому не покоряются, то остаётся только издавать фальшивые юридические законы и колеблющиеся лжегуманные постановления, которые никогда не могут попасть в цель: кому нужно жить, того они уничтожают; а кого нужно прикончить, оставляют в живых. Государство — это вечный издеватель над жизнью, одним не дающий спокойно жить, а другим — спокойно умереть.

Ты же помнишь слова Апостола: Обрезание ничто и необрезание ничто, но всё в соблюдении заповедей Божиих. — Так точно жизнь — ничто, и смерть — ничто, но всё в исполнении Воли Божией.

И если Пророк говорит: милость Твоя лучше, нежели жизнь, то и лучше смерти милость Его. Таким образом, милости нужно искать, а не жизни или смерти, потому что и то и другое бессмысленно без милости Божией.

И если Господь говорит: ваши мысли — не Мои мысли, и ваши пути — не Мои пути, значит истинных мыслей нужно искать, а не жизни или смерти.

Если человек не в силах выносить своего плачевного и безнадежного положения и не хочет, чтобы близкие люди, да и другие люди видели то, что́ с ним делает боль, болезнь, болезненные неудобства и медицинские процедуры, и если на то есть Воля Бога, чтобы он ушёл подальше от всех туда, где сможет без оглядок отдаться на съедение своей болезни и боли до самого конца, то уже только от него самого зависит согласиться на этот уход или не согласиться. Но на этот уход способен лишь тот, кто в той или иной степени уже заранее ушёл от людей, а значит заранее готовился и научился не посвящать окружающих в свои трудности и муки, уже заранее так или иначе очистился от цивилизованных представлений, глупостей, страхов, привычек, надежд, — такому человеку остаётся сделать лишь завершающий шаг на этом пути.

Жалость и удобства вредят человеку больше, чем суровость и даже зверство, всё зависит от того, насколько подвергающийся мучениям человек или общество, которое он представляет собой, нарушили Волю Бога, ушли с Срединного Пути. Ты же понимаешь, что нарушения накапливаются, беззакония переходят всякую меру, долготерпение любви истощается, становится уже бессмысленным, даже преступным, и тогда, чтобы возлюбить человека и явить ему Любовь Божию, его нужно именно мучить, топтать, крушить, терзать и растерзывать, и для этой работы нужны специалисты. Ведь что́ такое физический или духовный маньяк, садист, живодёр, кат, инквизитор, истязатель ? Это орудия любви.[2] Так один слух о том, что где-то истязают людей, пугал меня настолько, что я готов был слушаться еле слышного слова любви, лёгкого ветерка,[3] а значит находиться там, где должен был находиться, не заставляя любовь устрашать меня адом.

У Матфея сказано: Я был голоден, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня; был наг, и вы одели меня; был болен, и вы посетили меня; в темнице был, и вы пришли ко мне. — Всё это преподносится как безусловная любовь. Но не дать или лишить еды, питья, приюта, помощи, заботы — это ведь тоже любовь, потому что любовь — это не пища, питие, приют, помощь, здоровье и свобода от стеснений, а только Воля Бога, которая как даёт, так и отнимает, как поддерживает, так и угнетает, как оживляет, так и умерщвляет, как радует, так и огорчает, как ласкает, так и мучит, как возвышает, так и унижает и низводит до ада; как делает нищим, бездомным, больным, отверженным, никому не нужным, так и наделяет достатком, обеспеченностью, здоровьем, славой и всеобщей востребованностью.

Иоанн пишет: Возлюбленные ! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рождён от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. — Да, да, Бог есть любовь. Но когда большинству людей начинаешь объяснять, что́ представляет собой эта любовь на самом деле, каковы её проявления и признаки, им делается дурно. Потому что чем испорченней человек или чем более он предрасположен к испорченности, тем более страшной любовью его приходится любить. А так для большинства людей любовь — это только то, что ублажает их слабости, щадит и оправдывает их пороки, дарует свободу удовлетворения их привычек и похотей, своеволия и капризов. Поэтому пока человек не научится любить в себе не себя, а Бога ценой себя, его будут любить очень нелюбовной любовью.

Страх умертвить человека в нужный момент проистекает от нечувствования Воли Бога. Чем более огосударствливался, оцивилизовывался, изнеживался, извращался и гуманизировался человек, чем больше он образовывался и просвещался, чем больше даровых знаний накапливал, тем меньше он понимал, что́ же ему на самом деле делать в нужный момент. Потому что Богу нужны не человеческие знания, не образованность и эрудиция, а пропускная способность человека, то есть его способность пропускать через себя Волю Бога. И вот цивилизованный человек ничего этого не умеет. А если к этому неумению добавить ещё подлость сильных мира сего, которые плетут паутину бесконечных законов, положений, правил, норм, указов, догм, заповедей, запутывая себя и других окончательно, то можно уже не задавать никаких вопросов и не ждать никаких ответов.

Фальшь государственности очевидна: там никого не волнует, ка́к человек живёт, есть ли смысл в его жизни, лишь бы жил, чтобы из него можно было извлекать выгоду; зато всех тревожит, ка́к он умирает и вообще то, что он умирает, потому что жизнь сама по себе считается у них добром, а смерть в любом случае числится злом, и нужно во что́ бы то ни стало оттягивать это зло как можно дольше, сохраняя жизнь независимо от смысла или бессмысленности. Это шлейф давней инерции, оставшейся от страха рабовладельца потерять рабов и на основании этого страха издеваться над ними как угодно, только бы не дать им умереть как угодно, чтобы побольше из них выжать всего, что́ можно из них выжать. Поэтому самоубийство или другоубийство приравнивалось к побегу или воровству и осуждалось, каралось и наказывалось беспощадно. И всё это, извращаясь в соответствии с меняющимися экономическими, политическими, идеологическими, религиозными и техническими условиями, так или иначе остаётся в традиции. Медицине, кстати, тоже нужны полумертвецы, она не хочет так просто отпускать безнадежно больного и мучающегося человека, потому что на нём под видом гуманности и заботы о его спасении можно испытывать новые лекарства, манипуляции, операции и техники. Плюс недоразвитые христианские воззрения, фальшивое милосердие и вечные сомнения: ”грех или не грех”. Гнать на войну миллионы здоровых юношей и мужчин, чтобы калечить их и закапывать в братских могилах — это нормально; а дать умереть полуживому старику или нежизнеспособному ребёнку или умертвить их и не мучить безнадежным лечением — это преступление.

— Можете ли вы представить ситуацию, в которой бы вы не желали жить и попросили кого-нибудь избавить вас от страданий, если бы не смогли избавить себя сами ? Какую заботу о себе вы бы не хотели, если бы оказались в критической ситуации ? А какую заботу о себе вы бы хотели, если бы не смогли говорить, ходить и т.д. ?

— Во-1-х, мне не нужно представлять такую ситуацию, при которой я не хотел бы жить, потому что в этой ситуации я нахожусь уже давно, я не хочу жить, то есть находиться в этом мире, уже 36 лет, с тех пор, как стал одно с Ним. Но уйти мне не позволяют, а значит из этого следует, что все мои хотения, нехотения, муки и страдания находятся в Его Руках, имеют неуничтожимый смысл и необходимы для общеблагих целей. Поэтому просить избавить меня от страданий я не могу ни Бога, ни людей, ибо это всё равно что просить избавить меня от смысла моей верховной жизни. Одним словом, что́ бы со мной ни происходило, всё будет благом для всех, потому что всё, что́ со мной может происходить, происходит прежде всего с Ним и только потом со мной. Я ведь только тень от Его Руки, отражение в зеркале от Его Лика. Разве можно задавать такие вопросы тени и отражению ? Что же касается других людей, то я могу поручиться только за того, кто точно так же, как и я, отдал себя полностью во Власть Бога и готов жить той жизнью и умереть той смертью, какую ему пошлют.

Что касается заботы обо мне, то я могу хотеть и принимать только ту заботу, которая является благом для заботящегося обо мне человека, иной заботы я не желаю так же, как не желаю вреда для любого человека. Всё это можно только чувствовать, а не знать. Принимать, например, твою заботу обо мне я стал не потому, что знал тебя, а потому, что чувствовал, что этого хочет Он, а Он может хотеть только того, что́ является благом и для тебя и для всех.

— Могут ли люди, которые не способны двигаться, говорить, видеть, слышать, найти смысл своего существования и смысл продолжения своей жизни? Или же такие люди живут лишь для других людей, чтобы быть средством для нахождения смысла для тех, которые заботятся о них ?

— Простые люди вообще не способны до чего-либо докапываться, а тем более до смысла своего существования, а тем более, если их существование наполнено невыносимыми мучениями от людоедских болезней или ужасами от кошмарных житейских неурядиц и отношений. Но если мучения человека терпимы и дают ему возможность хоть что-то понимать и поддерживать мирные и более менее осмысленные отношения с заботящимися о нём людьми, то его положение является ценнейшим средством воспитания, очищения, научения и приближения к Богу того, кто́ за ним ухаживает, хотя сам он, как правило, об этом не знает. Так, благодаря двум простым, прикованным к постели, женщинам, за которыми меня приставили ухаживать, и которые понятия не имели о смысле жизни и вообще не знали таких слов, я за три года был соединён с Богом и полностью отторгнут от этого мира. Но так было со мной, потому что я отдал жизнь этим женщинам, потому что всему, к чему я прикасался, я всегда отдавал жизнь, потому что жизнь для меня имела смысл только тогда, когда я её отдавал, а не сохранял. В мире же сем миллионы людей ухаживают за другими миллионами людей и с ними ничего не происходит, для них это просто платная работа или скучная, неприятная, мучительная обязанность и отдавать жизнь этой работе или обязанности они не хотят.

— В диких племенах больные люди уходили из племени, чтобы не обременять своих соплеменников тягостью заботы о них. Они предпочитали умереть и стать добычей для диких животных. В нашем современном мире люди пытаются поддержать жизнь человека любыми способами и ресурсами, даже если жизнь человека будет зависеть только от машины, при остановке которой человек просто умрёт.

— Потому что дикая полуголодная природа — это простое и светлое здоровье; а наглая зажравшаяся цивилизация — это запутанная и тёмная болезнь.

— Другу моему было 92 года, когда он умер. До своей смерти он подписал бумагу об отказе от реанимации при потери сознания. Когда я приехал к нему, доктора присоединили к нему дозировку морфина, чтобы избавить от боли. Также они перестали давать ему пить, так как поддерживать его жизнь уже было бесполезно, это достаточно распространенная практика у пациентов к концу их жизни. С того момента смерть была лишь делом времени.
Я понимаю, что однозначного ответа на эти вопросы может и не быть, так как ситуации и жизненные обстоятельства могут быть разными.

— Однозначный ответ на этот вопрос есть и заключается он в том, что в каждом отдельном случае нужно исполнить Волю Бога. Но одни не знают и не чувствуют Её, а другие боятся довериться тому, кто Её знает и чувствует. Отсюда бесконечный сумасшедший дом, океан мнений, горы экспериментов и бесконечность преступлений. В критическую же минуту разбираться в ситуациях, условиях и обстоятельствах жизни каждого отдельного человека невозможно, решать нужно быстро и настолько быстро, насколько ясно чувствуется Отношение Бога к положению данного человека, то есть нужно или быстро его убить и для этого требует Божественное мужество, или, не взирая на боль жалости к нему и терпя её, оставить его на волю мучений до последнего дыхания, чтобы мучениями, которые будут разъедать его тело и душу, была искуплена соответствующая им часть нарушений Божественной Воли, Которую нарушил он сам и которую нарушили те, с кем он был связан. За ним могут позволить ухаживать, что-то облегчать, выражать сочувствие, сострадание, молитву, но только в той мере, в какой это не добавит новых нарушений.

Можно добавить ещё несколько мыслей.

Кто умер по Воле Бога ещё при жизни, над тем смерть вторая не имеет власти. Поэтому отдай свою жизнь на Его Волю раньше, чем у тебя её отберут болезни и врачи.

Голодание — природный способ остановить жизнедеятельность организма. Ни одна животная тварь не ест, если чувствует безнадежность своего ранения или болезни. Только человек жрёт до последнего дыхания или его пичкают едой и лекарствами сердобольные родственники и безмозглые врачи.

Чем самоотверженней человек отдавал себя ближним, чем меньше жалел себя для других, чем добросовестней исполнял Волю Бога, терпя неудобства, нервотрёпки, унижения, насмешки, смертные состояния, всевозможные боли и истощения, тем меньше мучений ожидает его перед уходом. В нём уже некого мучить. Ты же помнишь, что Пилат удивился столь быстро наступившей смерти Иисуса, ибо обычно пытка распятия длилась очень долго. А Он умер удивительно быстро потому, что он уже давно умер, потому что организм Пророка истощён до предела переживаниями и муками любви.

Если страдания не приучают человека слушаться Бога, то они бесполезны.

Мучиться от болезней самому или мучиться, ухаживая за больными — это неизбежная плата за все удобства и радости цивилизации.

Если в мире есть хоть один человек, которого сто́ит воспитывать для Царства Божьего, то все события мира будут подчинены этой цели.

Так как сельские люди получают со стола цивилизации меньше радостей, удобств, облегчений и развлечений, то и от тяжёлых продолжительных болезней они страдают меньше, чем городские.

Знания. Чем больше знаний накапливают люди, тем больше страданий они готовят себе и тем, кто пользуется их знаниями. Знания есть мучительная и мучающая преграда между Богом и человеком.

Всё дело в том, ке́м человек рождён: безумным орудием Бога, пригодным лишь для уравновешивания крайностей, или разумной частицей Бога, способной чувствовать и удерживать вместе с Отцом меру во всём.

Одним словом, страшны не боли, страшны врачи, не чувствующие боли, страшна необходимость иметь дело с их бездушной конвейерной системой, с их личными уродливыми характерами, с их тайными пороками и явными болезнями, зависеть от их фальшивого сострадания или нефальшивого равнодушия, попадать в их бездушные руки, видеть их слепые глаза, пытаться что-то объяснить их глухим ушам, открываться их сердцу, которое даже при редком желании не способно тебя понять, и их разуму, который ограничен обусловленными познаниями и шаблонным опытом. Если врач не имеет связи с Богом, он преступник и шарлатан, потому что истинным врачом является только Бог. Так богобоязненный и мудрейший говорил: Кто своевольничает пред Сотворившим его, да впадёт в руки врача !

___________________________________

[1] «Как камень или песчинка, ничтожная в сравнении с человеком, ожидают безропотно мо­мента, когда человек возьмёт их, чтобы сделать из них какую-нибудь полезную вещь, так и человек должен ждать великой мило­сти, которую дарует ему Бог, вознаграждающий Его по Своему решению». — Жизнь святого Иссы, 7,7,8.

[2] Кого слова неймут, с того шкуру дерут.

[3] 3Цар.19,12.