В Кучино меня привело зимой 1959 года ходатайство одного из заключенных о помиловании. Канцелярия Верховного Совета, куда адресовал свое письмо зэк, потребовала его лагерной характеристики и проверки по учетам КГБ. Эту работу поручили мне, поскольку Кучино находилось на участке моего обслуживания.
Был я здесь впервые, и опер, обслуживающий лагерь, повел меня на «экскурсию». Заключенные занимались лесозаготовками и сплавом, для слабаков был предусмотрен тарный цех. В огромном неотапливаемом сарае неторопко работали десятка полтора людей. Опер показал на высокого породистого мужчину в замызганном лагерном бушлате:
- Генерал-майор такой-то.
- Неужто тот самый? - назвал я фамилию и должность. Опер кивнул. Я с любопытством оглядывал со стороны высокородного зэка, о котором было в свое время сообщено как о пособнике Берии. Пользуясь должностью начальника архивного управления КГБ СССР, он дал команду на уничтожение наиболее «кровавых» дел сталинских лет. Не знаю, что он успел предать огню, но, думаю, не случайно в наши дни безуспешно разыскивают дела Валленберга и других иностранцев, бесследно исчезнувших в застенках НКВД.
Бывший генерал лениво строгал на станке дощечки. Кидал их за себя с брезгливой миной. Через распахнутый бушлат проступали складки когда-то объемистого брюха. «Был как слон, - шепотом пояснил опер, - весил полтора центнера, полсотни кило сбросил. Работать, барсук, ленится, а то бы спортивную фигуру заимел».
А вон тот, - указал опер на чернявого, с усиками «под Чаплина» мужика, сгребавшего опилки, - главный прокурор Азербайджана. Брал по-крупному...
Я вглядывался в серые лица зэков, надеясь встретить знакомого сотрудника нашего УКГБ Серегина, который загремел по уголовной статье. Однажды он, вернувшись из командировки, застал жену с любовником. Жену застрелил, а любовнику - им оказался его начальник - набил морду. Серегин был лихой и рисковый оперативник моих лет. В Ераничах, куда его определили для отсидки, он организовал дерзкий побег: забрался на паровоз, стоявший под парами в зоне, с размаху вышиб все ворота и укатил. С ним бежали пятеро «бытовиков». Вскоре их всех переловили и водворили на место, а Серегина этапировали в Кучино. Опер, у которого я поинтересовался судьбой коллеги, сообщил, что тот жив и здоров, работает на дальнем лесоучастке.
После сидели с опером в его кабинете, листали наиболее интересные дела. Кроме генерал-майора, здесь отбывали срок еще десятка три так называемых пособников Берии. Это были следователи, выбивавшие нужные им показания под пытками, начальники лагерей, изощрявшиеся в способах массового уничтожения политзаключенных. Но основной состав зэков определяли «бытовики» - работники правоохранительных органов, изобличенные в вымогательстве взяток, в подделке документов, в незаконном применении табельного оружия и т. п. В общих лагерях были случаи расправ с прокурорами, милиционерами, другими «правоохранителями». Поэтому и был создан еще в начале 40-х годов отдельный лагерь для спецконтингента. Особого названия он не имел, был рядовой почтовый ящик с трехзначным номером, хотя лагерь оставался единственным на весь ГУЛАГ местом отсидки для непростых граждан.
Режим здесь был очень даже терпимым. Спецзэки получали письма и посылки, разрешались свидания с родными. Во всех других лагерях жестоко преследовался чифирь, а здесь чай и кофе можно было купить в киоске внутри зоны. Дважды в неделю - кино, каждую десятидневку - баня и смена белья. Разрешалось выписывать газеты и журналы, продолжать учебу, участвовать в самодеятельности. Заработанные деньги, за вычетом расходов на содержание, заносились на личный счет каждого и скапливались в приличные суммы.
Кормили здесь, как я убедился, так же калорийно, как и в столовой соседнего Шушпанского леспромхоза. Но все же это был не дом отдыха, несвобода не радовала.
Особенно угнетало многих сознание того, что рухнула карьера. Никого из отбывавших срок не ждали на воле прежние должности, чины и блага, начинать предстояло «от станка». Однако в дальнейшем некоторые из видных зэков всплывут при Брежневе на поверхность и будут осыпаны благами как жертвы хрущевского волюнтаризма.
Вернемся к цели моей командировки. Зэком, ходатайствовавшим о помиловании, оказался известный в свое время ленинец, легендарная личность. Николай Петрович Горбунов, секретарь первого состава Совнаркома, затем личный секретарь Ленина, был известен как один из организаторов советской науки, академик.
В 1937 году он был арестован, лишен всех званий и наград, но остался жив - не в пример другим соратникам Ленина. Освобожденный вскоре после войны и восстановленный в партии, старый коммунист после смерти Сталина вновь угодил на лагерные нары, на этот раз по собственной вине.
Горбунова, старичка 67 лет, небольшого роста (Ленин не терпел в близком окружении высоких людей), я нашел торгующим в деревянном ларечке, где зэки могли купить курево, нитки, иголки, другую мелочь. Для старика место тихое и теплое. Пошли с ним в кабинет опера на беседу. Мне любопытно было узнать, как он работал с Лениным, каким был Ильич в общении с подчиненными. Горбунов, слушая меня, бледнел и краснел. Потом взмолился прерывистым голосом.
- Не травите душу. Я недостоин упоминания рядом с его именем...
Попал Горбунов в переплет в то время, когда схватили Берию. При обысках на квартирах и дачах этого палача обнаружили великое множество облигаций внутреннего государственного займа, видимо, изъятых у арестованных. На хранение их временно сдали Горбунову.
В деньгах он не нуждался, в корыстолюбии не был замечен, но толкнул же бес в ребро честного коммуниста. Просто из любопытства он в очередной тираж взял и проверил облигации. Выпали крупные выигрыши. Вместо того чтобы передать деньги в партийную кассу, он их утаил, а в описи облигаций переправил цифры. Мошенничество открылось, и загремел «академик» на десять лет.
Его покаянные признания я оформил протоколом, взял положительную характеристику у администрации лагеря и отправил документы в Москву. Через месяц Горбунова досрочно освободили, видимо, снизойдя к его возрасту.
В 1972 году вышел в свет седьмой том нового издания Большой Советской энциклопедии. Перелистывая его, случайно наткнулся на биографическую заметку о Н. П. Горбунове. Все было правильно в биографии соратника Ленина, по достоинству оценен его вклад в развитие науки. Одна деталь вызывала недоумение. В заметке проставлены даты: родился в 1892 г. - умер в 1937-м. Как так, если зимой 1959-го Николай Петрович был жив и здоров? Не с его же тенью беседовал я в Кучинском лагере? Вот и верь БСЭ... Не только в политике, но и в святая святых - энциклопедии - брежневский режим не обходился без вранья.
В конце 1960-х полностью обновился состав заключенных спецлагеря. В тарном цехе, где ленивый генерал-майор стругал дощечки, лет через десять стали работать известный правозащитник Сергей Ковалев и другие узники совести, которых брежневский режим старался стереть в лагерную пыль. Но это уже другая история, история «Перми-36».
Опубликовано в книге Галима Сулейманова "Контора Глубокого Бурения" (Пермь, 2002).