В этой работе автор помимо прочего руководствуется учением о Троице, изложенном в Символе веры святителя Григория Неокесарийского и учением святителя Григория Паламы о нетварном умном Божественном Свете, учение это являлось предметом исследования в Русской эмиграции в том числе такого православного богослова как архимандрит Киприан (Керн).
Во избежание недоразумений при дальнейшем чтении приведем текст Символа веры Григория Неокесарийского, на основании которого автор в дальнейшем и возводит свои богословские построения:
«Един Бог, Отец Слова живого, Премудрости ипостасной и Силы и Образа вечного, совершенный Родитель Совершенного, Отец Сына Единородного.
Един Господь, единый от единого, Бог от Бога, Начертание и Образ Божества, Слово действенное, Премудрость, объемлющая состав всего, и зиждительная Сила всего сотворенного, истинный Сын истинного Отца, Невидимый Невидимого, и Нетленный Нетленного и Бессмертный Бессмертного и Вечный Вечного.
И един Дух Святой, от Бога имеющий бытие и через Сына явившийся (т.е. людям), Образ Сына, Совершенный Совершенного, Жизнь, Виновник живущих, (Источник святый), Святость, Податель освящения, в Нем же является Бог Отец, сущий над всем и во всем, и Бог Сын, Который через все.
Троица совершенная, славою и вечностью и царством неразделяемая и неотчуждаемая.
Посему нет в Троице ничего ни сотворенного или служебного, ни привнесенного, как бы прежде не бывшего, потом же привзошедшего; ибо ни Отец никогда не был без Сына, ни Сын без Духа, но непреложна и неизменна – всегда та же Троица»
Итак, перейдём непосредственно к рассмотрению Царского и Священнического церковных благодатных служений с богословской точки зрения: раскрываясь в истории Церкви, оба они имеют онтологический характер, ибо установлены Богом, берут свое начало в образе бытия Бога и по Его образу осуществляются.
Отец, будучи причиной, предвечно рождает Сына и изводит Духа. Божественная воля и божественные действия проистекают от Отца, через Сына во Святом Духе. Таким образом Отец осуществляет в Троице монархическое – само и единодержавное – служение. В православном богословии есть специальный термин, выражающий эту мысль - «монархия Отца».
Сын осуществляет Священническое служение, являясь Великим Архиереем, именно Ему от начала мира – на предвечном Совете Троицы – было суждено стать одновременно и Первосвященником и жертвенным Агнцем за наши грехи, и Царем искупленной Им Церкви, поскольку Он являет Собою в Ней образ Отца, как об этом сказано в Символе веры Григория Неокесарийского. Два этих служения Господа отражены и в «богословии в красках» на иконописных образах «Царь Царей» и «Великий Архиерей». Об этом говорит и апостол языков: «Итак, имея Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия, будем твердо держаться исповедания нашего. Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха. Посему да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи. Ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи, могущий снисходить невежествующим и заблуждающим, потому что и сам обложен немощью, и посему он должен как за народ, так и за себя приносить жертвы о грехах. И никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон. Так и Христос не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником, но Тот, Кто сказал Ему: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя; как и в другом месте говорит: Ты священник вовек по чину Мелхиседека.» (Евр. 4, 14 – 5, 6).
Сын Божий есть Царь Церкви Торжествующей и через Своего Помазанника – земного Царя – в Церкви Воинствующей. Последний же, являя собою икону Христа и «образ одушевлен Царя Небесного» (преп. Максим Грек), и осуществляет самодержавное правление в земной Церкви, вверенной Ему Господом через Духа в особом таинстве венчания на Царство.
Монархия, как уже было сказано выше, есть в Троице изначально свойство Отца, которое Он дарует Своему образу – Сыну, и Божественный Логос в конце времен вернет сей дар Отцу как пишет о том апостол Павел: «А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу. Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится – смерть, потому что все покорил под ноги Его. Когда же сказано, что Ему все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все. Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем.»
Так же и земные Цари правят на земле по дару и образу Сына как Сын царствует по дару и образу Отца.
Дух же Святой, будучи образом Сына, осуществляет в Церкви Священническое служение, изначально Сыновнее и раскрывается оно, в отличие от Царского, единящего верных под единой Главой Христом и в едином Его Теле, соборного служения, преимущественно различающе, ипостасно: Дух Святой исполняет народ Божий благодатными дарами, каждого в свою меру. Как сказал об этом сам Господь: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет.» (Ин. 14:16-17)
Именно благодатью Пресвятой Троицы, подаваемой Духом верные – епископы, пресвитеры, диаконы, лаики – совершают в Церкви Христовой тайнодействия и свои служения-харисмы по дару Духа. Благодать - она же энергии/действия Бога, умный нетварный свет в терминологии отцов Церкви - суть Сам Бог вне Его непознаваемой для твари природы и подается Троицей верным ради богообщения, познания ими Божества в процессе которого происходит их обожение. Энергия Божия, будучи Богом, едина как и Сам Бог по своей природе, но различна в проявлениях, открывающихся дарах в людях и действиях в тварном мире.
Об этом говорит апостол Павел: «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно.» (1 Кор. 12:4-11).
Об этом же говорит и святитель Григорий Палама: «У Трех Божественных Ипостасей энергия едина не как подобная, как у нас, но она воистину едина и числом. Этого не могут сказать наши противники, ибо они отрицают существование общей всем Трем Ипостасям несозданной энергии; по их мнению, Каждая из Ипостасей имеет Свою энергию и не существует одной общей Божественной энергии. Отрицая таким образом одну энергию у Трех Ипостасей, и исключая так одной другую, они этим обращают Триипостасного Бога в лишенного Ипостасей». Действуя, эта единая энергия «нераздельно разделяется» (цит. по: Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. М., 1996. С. 289).
Благодать Царства в Церкви даруется Духом в таинстве венчания на Царство только Помазаннику, поскольку православный Император совершает служение единящей главы по образу Христа-Царя, благодать же Священства в разной мере всем, поскольку являет в Церкви образ различающего Духа: архиереям, иереям и священникам ради совершения церковных Таинств, мирянам-лаикам ради сослужения клирикам и всем вместе ради духовного возрастания, обожения и спасения в жизнь вечную.
Таким образом, подытожим: единящий Сын являет в Церкви образ Отца, совершая в ней монархическое служение, земной же Царь действует в Церкви Воинствующей по образу Сына. По этой причине именно Помазанник Божий является истинным главой и кормчим земной Церкви. Различающий же Дух Святый являет в Церкви образ Сына, совершая в ней служение Первосвященническое, Священство же совершает спасительные церковные таинства по благодати Духа Святого и по образу Христа-Архиерея. И Царство и Священство едины и равночестны по происхождению и благодати, но различны по образу служения в Церкви, подобно тому как Лица Троицы едины по природе, но различны по Ипостасям или по слову великого Юстиниана подобно двум нераздельно-неслиянным природам Господа нашего Иисуса Христа.
Наконец, в качестве завершения нашей работы для разъяснения церковных полномочий Царя рассмотрим деятельность и богословское учение Императора Юстиниана Великого, сформулировавшего знаменитую «симфонию», в царствование которого Царское служение, пожалуй раскрылось во всей своей должной полноте. Для этого приведём цитату работы протоирея Валентина Асмуса «Учение св. Царя Юстиниана о Священстве и Царстве»:
«Я попытаюсь уточнить, как понимал Юстиниан внутреннее соотношение Церкви и Империи. В преамбуле знаменитой Шестой новеллы Юстиниан провозглашает:
“Величайшие дары Божии — человеку дарованные Вышним человеколюбием — священство и царство: одно служит вещам Божественным, другое управляет и заботится о вещах человеческих; и то, и другое происходит от одного и того же начала и благоукрашает человеческую жизнь, так что ни о чем так не пекутся цари, как о чести священников, а сии и о самих царях всегда Бога молят. Если то (священство) будет во всем безупречно и причастно дерзновения к Богу, а это (царство) будет правильно и подобающим образом упорядочивать врученное ему общество, то будет благое некое согласие, дарующее человеческому роду всевозможную пользу.
Посему мы величайшую имеем заботу и об истинных Божиих догматах, и о чести священников: если они будут блюсти ее, то, мы уверены, чрез нее великие дары мы получим от Бога и тем, что есть, будем владеть надежно, и приобретем то, что еще не достигнуто. Все будет благополучно и подобающе, если только начало дела будет должное и Богу любезное. А сие будет, веруем, если только сохраняется соблюдение священных канонов, которое вверили праведно воспеваемые и поклоняемые самовидцы и служители Бога Слова — апостолы, и святые отцы сохранили и изъяснили”. Вот полный текст этой преамбулы, в которой выражается знаменитая теория симфонии.
Прежде всего, нужно устранить распространенную ошибку, состоящую в отождествлении Священства и Церкви. Юстиниан был достаточно хорошим богословом и достаточно свободным от клерикализма государем, чтобы впадать в эту ошибку. Слово “Церковь” отсутствует в приведенном мной тексте. Но понятие Церкви выражается уж никак не словом “Священство”, а скорее — употребленным здесь словом “Человечество”. То есть соотношение Царства и Священства вовсе не понимается как соотношение государства и Церкви, но понимается как соотношение различных сфер внутри Церкви. Западные церковные политики любили развивать тему Иоанна Златоуста: Царство владычествует над телом, священство — над душею. Юстиниан существенно трансформирует это учение, превращая телесное в человеческое и душевное — в Божественное. Если, говоря о теле и душе, можно было сохранить традиционное платоническое их разделение и даже противопоставление, то, вводя христологическую терминологию Божественного и человеческого, Юстиниан, в соответствии с Халкидонским догматом, указывает на неразлучное и нераздельное соединение того и другого, и в соответствии со своей собственной богословской позицией указывает также и на “общение свойств”. Далее в этом учении Юстиниана о симфонии бросается в глаза асимметрия между двумя членами симфонии. В то время как священство есть собирательное имя для целого сонма патриархов, архиепископов, епископов, царство, вовсе не отождествляемое с государством, сосредоточено в единой личности императора. Дело священства — тайносовершение, молитва; царству — я все время следую приведенному тексту — принадлежит забота и о догматах, и о чести самого священства, и о соблюдении церковных канонов, то есть устроение предельно широко понимаемой человеческой стороны Церкви. Об этом вполне говорит сам титул этой Шестой новеллы, который гласит: “О том, как необходимо хиротонисать епископов, пресвитеров и диаконов — мужчин и женщин (то есть, диаконисе), и какие наказания преступающим предначертания настоящего указа”.
В другом месте сам Юстиниан определяет сферу своих полномочий: “Для Царства, приявшего от Бога общий надзор над всеми людьми, нет ничего недоступного” (133 новелла, которая озаглавлена: “О монахах и подвижницах и об их образе жизни”). Все законодательство Юстиниана подтверждает эту самооценку его деятельности. Он издает не только гражданские, но и церковные законы. Защищая принцип неотчуждаемости церковной недвижимой собственности, он, однако, допускает исключения из него в тех случаях, когда церковь не справляется с государственными налогами и повинностями, от которых церковь, вообще говоря, не была свободна в Византии и могла освобождаться в порядке частной привилегии. Защищая собственность церквей, Юстиниан особенно акцентирует ее необходимость для различных направлений благотворитель ной деятельности церкви: для содержания больниц, для помощи неимущим, воспитания сирот, странноприимства, выкупа пленных, погребения бедных. Юстиниан предостерегает от авантюризма в строительстве новых церквей, требуя, чтобы к строительству приступали только после назначения постоянного годового содержания для будущей церкви. Но это все можно считать внешней сферой, где чисто церковное близко сопри касается со светским. Юстиниан, однако, как законодатель, проникает еще гораздо глубже, в область чисто церковную. Он издает распоряжение о числе клириков при Великой церкви, т. е. соборе Святой Софии, которую он заново отстроил после пожара, и при прочих святых церквах Всесчастливого града, т. е. Константинополя (Третья новелла Юстиниана). В другой новелле, Шестнадцатой, он повелевает сократить неоправданно большое число хиротоний. Своей властью он подтверждает права старых церквей. В то же время он воздвигает новую автономную церковь у себя на родине, где на месте скромной деревни вырос великолепный город, получивший название “Первая Юстиниана”. Впоследствии канонисты не раз вспоминали об этом эпизоде, как о пре цеденте создания новых автокефальных церквей на Балканах. Уже упоминавшиеся новеллы о хиротониях и о монашеской жизни разработаны со всей возможной подробностью. Во всех церковных законах Юстиниана делаются ссылки на Священное Писание, соборные каноны и творения святых отцов. Нет сомнения в том, что император хотел действовать в их духе и силе. Ошибаются те авторы (например, в русской литературе — Федор Курганов и Лев Тихомиров), которые утверждают, что Юстиниан всего лишь реципировал церковные каноны в области гражданского законодательства. На пример, целибат епископов, будучи на Востоке повсеместно распространенным обычаем, обрел силу закона только под пером Юстиниана. Защищая принцип неперемещаемости епископов, Юстиниан допускает исключения из этого принципа не только по указу патриарха или митрополита, но также по указу императора.
Император-богослов занимался также литургическими вопросами. Как многие знают, Юстиниан составил тропарь “Единородный Сыне и Слове Божий”, который до сих пор звучит на каждой литургии. Будучи озабочен упадком литургической жизни, который, как он подозревал, прямо связан с упадком просвещения, Юстиниан, между прочим, издает распоряжение о необходимости возгласного чтения молитв Божественной Литургии и крещения: “Кроме того, повелеваем всем епископам и пресвитерам не молча, но с голосом, слышным вернейшему народу, совершать Божественное приношение (proskomidhvn) и молитву при святом крещении, чтобы этим души слышащих восставлялись к большему со крушению и к славословию Владыки Бога. Поскольку так и Божественный Апостол учит, говоря в Первом послании к Коринфянам: “Ибо, если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет Богу “Аминь” при твоем благодарении? Ибо он не знает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается” (1 Кор. 14: 16-17). И еще в Послании к Римлянам говорится: “сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению” (Рим. 10: 10). Посему подобает (молитву) при святом Приношении и иные молитвы преподобнейшим епископам и пресвитерам с голосом приносить Господу нашему Иисусу Христу, Богу нашему, со Отцем и Святым Духом, и да знают преподобнейшие священники, что если пренебрегут чем-нибудь из этого, и на Страшном Суде Великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа дадут ответ, и мы, зная о таковом, не премолчим и не оставим этого безнаказанным” (Nov. 137: 6).
Далее в этой новелле Юстиниан предписывает наблюдать за исполнением церковных законов светским начальникам провинций, также как в других указах он поручает епископам надзор за гражданской администрацией и вменяет им в долг докладывать императору о всех ее упущениях.
О том взаимообщении между церковным священноначалием и гражданской администрацией, которая была во времена Юстиниана, говорят и другие примеры. В конце Шестой новеллы Юстиниан дает любому право докладывать ему о нарушениях и проступках иерархов любого ранга, и, скажем, византийский историк с удовлетворением сообщает, что многие были уцеломудрены, когда Юстиниан с отменной жестокостью и с публичным позором наказал нескольких епископов, обличенных в безнравственности.
Юстиниан внес принципиальные изменения в сам процесс церковного законодательства. До него в IV и V веках активно законодательствовали Вселенские и поместные Соборы. Своим обширным законодательством Юстиниан как бы подменил эту функцию соборов. Ни Пятый Вселенский Собор, который произошел при Юстиниане, ни Шестой Вселенский Собор, бывший более века спустя после его смерти, не издали ни одного канона. И только Юстиниан II на Трулльском, или Пято-Шестом Соборе издал большой корпус канонов. Это возвращение к прежней практике связано в значительной мере с настойчивым стремлением Юстиниана II включить в орбиту своей власти Римскую Церковь, что было бы трудно сделать с помощью одних только императорских указов.
До Юстиниана I церковно-законодательные сборники были сборниками одних лишь соборных канонов. Под влиянием законодательства Юстиниана I возникает но вый тип сборников церковных законов, где каноны соседствуют с императорскими законами. Такие сборники получают характерное название “номоканон” — название, состоящее из двух частей, от греческих слов “канон”, т. е. церковное правило, и “номос”, т. е. гражданский закон. Наша славянская Кормчая, которая, по мнению авторитетных русских канонистов, до сих пор не прекратила своего действия, относится именно к такому типу церковно-законодательных сборников, поскольку она состоит не только из канонов, но и из новелл и указов различных византийских императоров. Лишь в новое время, под западным влиянием, появляются церковно-законодательные сборники — греческие “Пидалион” и русская “Книга правил”, где собраны одни только каноны, а императорские законы игнорируются. Но, конечно, это не означает, что Российские императоры или, позднее, с 20-х годов XIX века, греческие короли отказались от права законодательствовать в церковной области.»