Найти тему
Издательство Libra Press

Император Николай Павлович в письмах к графу Толстому о холерных бунтах 1831 года

Александрия (близ Петергофа, 19-го мая 1831 г.)

Письмо твое, любезный Петр Александрович (Толстой Петр Александрович, сформировав в северо-западных губерниях резервную армию, был назначен ее главнокомандующим. Усмирил восстание в Литве) получил сегодня утром, в одно время с донесением ген. Дибича из-под Замброва. Упустив удобный случай уничтожить мятежников, когда они погнались за гвардией, он надеется настигнуть их еще при Нарве, в чем я очень сомневаюсь. Ты хорошо сделал, что двинул кавалерию; но еще будет лучше, когда отправишь пехоту 2-го корпуса к армии, ибо без того там ничего не сделают; а войска в Литве набралось довольно.

Весьма странно и непростительно, что никто ничего не знает про отряд ген. Сулимы (Николай Семенович). Глупее ничего не может быть, как пропасть с 2-мя батальонами, 12-ю эскадронами и 16-ю орудиями. Хорош дивизионный командир! От Палена (Матвей Иванович) имею я донесения из окрестностей Россиены, куда он направился; и там все идет тихо, медленно и без положительного плана. Пора все это кончить прочным образом. Так как про отряд ген. Сакена мне ничего неизвестно, то весьма может быть, что поляки его отбросили и что такой же отряд пробираться будет на Литву. Надо cie предупредить, или уничтожить, елико можно скорее.

Александрия (29-го июня 1831 г.)

… Здесь появилась холера и уже около 2 тысяч ею заболело и половина померла. Были беспокойства и буйства, но с помощью Божией прекращены без оружия; - но гибель это большая.

Ради Бога, пиши чаще и кончи скорее (здесь: восстание в Литве). Н.

Царское Село (18-го июля 1831 г.)

… Между тем здесь у нас, в военном поселении (здесь: новгородском), произошло для меня самое прискорбное и весьма важное происшествие. Те же глупые толки и разглашения, что и в Петербурге (здесь: карантины, окуривали заражённые дома и имущество умерших; носились слухи, что в карантинах отравляют людей, что доктора и начальство рассыпают по дорогам яд и отравляют хлеб и воду (прим. ред.)), произвели бунт сначала в Старой Руссе, где зверски убиты Монжос, Мевес и лекаря; прибытие 2-х батальонов с 4 орудиями остановило своеволие, но в то же время, в округах 1-й и 3-й бригад, но в особенности в артиллерийском округе, бунт сделался всеобще: били и терзали всех почти батальонных командиров и офицеров, кои едва, и то не все, спаслись.

Эйлер (Александр Христофорович) принял хорошие меры, и 1-я бригада приведена уже в порядок. По батальону, отправленному в артиллерию, стреляли, и даже из орудий, но посланный батальон, под командой Молива, прогнал их за 20 верст и занял штаб. Между тем толпы артиллеристов разграбили соседние помещичьи дворы и делают ужас окрестностей. Тоже были беспорядки и в Коростене. Но, что всего хуже - в Австрийском полку убили батальонного командира Бегновича, и кажется резервный сей батальон в том участвовал.

В Старой же Руссе, 10-й рабочий почти весь участвовал в бунте. Я посылаю завтра Орлова, гр. Строганова и кн. Долгорукова, чтоб моим именем восстановить порядок; но не ручаюсь, чтоб успели, и тогда поеду сам. Все сие крайне меня сокрушает. Так как на Литве почти все кончено, и скоро войска 4-го корпуса и 2-го резервного кавалерийского сойдутся с войсками, подчиненными графу Сакену, то и считаю твое пребывание гораздо полезнее здесь, чем в Вильне.

Если завтра не получу лучших известий от Эйлера, коему велел ежедневно себе доносить, то велю тебе немедля сюда быть с Клейнмихелем, чтоб восстановить должный порядок. 4-й корпус и 2-й резервный кавалерийский подчиню гр. Сакену, равно как и 4-ю сводную дивизию; а резервы могут относиться, по формировке, сюда.

Бунт в Новгороде важнее, чем бунт в Литве, ибо последствия быть могут страшные! Не дай и сохрани нас от того милосердый Бог! но я крайне беспокоюсь. Войска, участвовавшие в бунте, велел я обезоружить, раскасировать и отправить немедля врозь и малыми частями в 13-ю и 15-ю дивизию, на распределение, чтоб из корня вырвать. Вообще, надо сделать пример самый строгий.

Повторяю: пиши чаще и обстоятельнее, ибо наиболее догадкой узнаю, что делалось, а ни одного подробного рапорта не получил.

Верь моей дружбе. Н.

Здесь болезнь скоро уменьшается.

Царское Село (22-го июля 1831 г.)

… Сейчас получил я первый рапорт Орлова. В Австрийском полку пришло опять все в должный порядок; есть надежда и на прочие округи 1-й дивизии, коих посланные были у меня. В Медведе все пребыло спокойно; но в Коростене, подобно прочим, кроме одного округа 2-й дивизии - буйство и злодейства были страшные. Коростенские были у меня, в искреннем раскаянии; жду последствий. Резервные батальоны: Киевский и гр. Аракчеева решительно вышли из повиновения; прочие 2-й дивизии мало надежны, также и артиллерия гренадер. Те же две роты, кои остались в своем округе, действуют заодно с бунтовщиками, перебив офицеров. Надо идти осторожно и взять строгие меры. Орлов действует умно и прекрасно; но Эйлер, Леонтьев и Томашевский совершенно потеряли голову, и боюсь, что б не уронили совершенно дух в остальных войсках.

По всему этому и дабы иметь хоть одно доверенное лицо при себе, знающее порядок для военного поселения, крайне бы нужен мне был Клейнмихель, или ты; его одного можешь мне прислать, оставя весь штаб при себе. Так как ты не доверяешь Довре, я предлагаю тебе, на время, Деллингсгаузена, или Крейц тобой употреблен будет, подумай, и решись скорее. Вот все, что имел тебе сказать; говорю всегда всю правду, как есть - это долг мой и нрав мой. Я на правду себе никогда не сержусь - позволь себя поставить в пример. Прощай и верь моей дружбе. Н.

Царское Село (28-го июля 1831 г.)

В дороге, на обратном пути из поселений (здесь: военных поселениях Новгородской губернии), получил я письмо твое, Петр Александрович за которое благодарю, как и за нынешнюю твою исправность в переписке со мной. Бог меня наградил за поездку мою в Новгород, ибо спустя несколько часов после моего возвращения Бог даровал жене счастливое разрешение от бремени сыном Николаем. Вели возвестить пушечными выстрелами верной Вильне: пусть они видят, что Бог не оставляет тех, кои на Него одного возлагают всю надежду.

В Новгороде нашел я все власти с длинными, запуганными лицами, сверх всякого вероятия. Все голову потеряли; и это причина всем убийствам и невероятным неистовствам, кои к несчастью были почти везде. Но приезд Орлова, потом мой приказ все cиe кончил.

Я один приехал прямо в Австрийский полк, который велел собрать в манеж, и нашел всё на коленах, в слезах и чистом раскаянии. На другой день, в Новгороде, видел три резервные батальоны австрийские и 1-й и 2-й карабинерные и три кадровые батальона 1-й и 2-й дивизий, равно 24 орудия сводной артиллерии 1-го и 2-го корпусов.

Пехота посредственна и требует взять в руки, по фронту; артиллерия в порядке, но нова. Потом поехал в полк Наследного Принца, где менее было греха, но нашел то же раскаяние и большую глупость в людях. Потом в полк короля Прусского; они всех виновнее, но столь глубоко чувствуют всю вину, что можно быть уверену в их покорности. Тут инвалидная рота прескверная, которую я уничтожу. Потом, в полк гр. Аракчеева - та же самая покорность совершенная и раскаяние; но тут мастеровая рота готова была к бунту, и я их при себе отправил вон, в поход. Я тут обедал и везде всё по дороге нашел в порядке. Заметь, что кроме Орлова и Чернышева я был один среди них, и все лежало ниц! - вот русский народ!

В Старой Руссе все приходит к порядку, а в Медведе все так оставалось и во все время; - бесподобно! Есть черты умилительные: но долго все описывать. Все резервные батальоны я вывожу, с артиллерией, в Гатчино. Холера, слава Богу, совсем пропадает.

Жду с нетерпением возвращения Клейнмихеля. Если же сам можешь приехать, то и то бы лучше. Отвечай скорей. Из армии имею известия от 19-го, из Гомбина; и все шло хорошо. Ты войска поставил очень хорошо, но в Ковне нужно бы хоть, два орудия, на случай. Прощай и верь дружбе моей. Н.

Жена тебе кланяется.

Царское Село (1-го августа 1831 г.)

Письмо твое, от 27-го числа, получил я третьего дня, Петр Александрович, и радуюсь, что все начинает приходить в порядок, и дело, на тебя возложенное, приведено к окончанию. Клейнмихель прибыл, но, за карантином, я его еще не видал.

Хотя, благодаря Бога, дела в Новгороде и Старой Русс улучшились, но требуют непременно строгого разбора, а может быть и силы, дабы придти в должное устройство. Не сомневаюсь, что г. Орлов исполнит первое; второе же и разбор грехов один ты можешь сделать, ибо мне нет возможности, ни часто, ни долго отлучаться; потому считаю твой приезд сюда, ныне же, необходимым, потом ехать в Москву можешь и насколько тебе потребуется.

... Уведомь о твоем отъезде ген. Сакена и, прикажи Савоини вступить в командование сходно предписанию, отправься тем путем, который предпочтешь, сюда, отпустив и ген. Довре и прочий штаб.

Здесь все в порядке... Одно затруднение от карантинов Пруссии, для нашего продовольствия, что крайне все затрудняет. Но, с помощью Божией, и это превозмочь можно.

Жена поправляется и тебе кланяется. Вчера тяжелый был мне день: свидание с сестрой и с телом брата (С княгиней Лович, привезшей в Петербург тело супруга своего великого князя Константина Павловича, скончавшегося от холеры в Витебске); больным приехал домой.

Прощай, верь моей дружбе. Н.