- Прекрати реветь немедленно! Целый час тут стоишь, позоришь меня, – раздраженный голос мамы менял интонацию от укора («На нас же все смотрят!») и угрозы («Всё, я уже пошла, а ты тут одна оставайся!») до коронного «Леся, ну ты же сама этого хотела, сама согласилась, что волосы надо подровнять»
Мамины слова, словно перистые облака, проплывали в голове маленькой девочки лет пяти - шести. Она стояла в холле парикмахерской, закрыв лицо руками. Тетки с вонючим перманентом на голове, словно курицы в курятнике, бесцеремонно на неё таращились. Бигуди-барашки укоризненно уставились на девочку. И только мишка с плаката «Олимпиада-80», подбадривал Олесю, делая вид, что ничего страшного не произошло. Мама безуспешно пыталась вывести упрямицу из угла, но как только девочка собиралась с силами и открывала ладошки, на нее обрушивалась беспощадная реальность: во всех зеркалах, развешанных на стенах холла, отражалась новая, неузнаваемая Олеся с уродской стрижкой «под горшок». Поверить невозможно, что всего час назад у нее были волосы до пояса, которые ей так нравились! Но мама решила их укоротить…
Мама всегда умела настоять на своем. Ей каким-то непостижимым образом удавалось убедить, что рысья шапка с болтающимися лапами – это красиво («Леся, это не руки с ногтями, это лапы с когтями, все так носят, и никому животных не жалко, ну зареви ещё!»), что это просто других детей рано забирают из садика, а не Лесю позже всех («Тебе же нравится сторож, сама говорила, что он добрый, в прошлый раз булочкой с молоком тебя накормил, чем ты недовольна?»), что заниматься такой неуклюжей девочке фигурным катанием – плохая идея («Ты же сама говорила, что у тебя не получается, каждый раз едем на тренировки в такую даль!»).
Трудно сказать почему, но на этот раз мама решила, что с длинными волосами слишком много проблем, их надо успевать заплетать до садика, то ли дело короткая стрижка – расчесал утром волосы - и готово! Олеся ни в какую не соглашалась, тогда мама уговорила их «подровнять»:
- Леся, ну посмотри, какие некрасивые кончики, как они сильно секутся, а если их состричь, то волосы будут расти быстрее и не будут такими жидкими. Ты же хочешь, чтобы у тебя были густые волосы, правда?
- Хочу…но, может, я лучше под дождем постою и тогда волосы будут густыми?
- Не беси меня! Под каким ещё дождем, что ты мелешь, кто сказал тебе такую глупость?!
- И вовсе даже не глуууупость. Вот Наташка из нашего садика под дождем гуляет, и у нее самые красивые волосы, - Леся начала шмыгать носом, глаза защипали подступающие слезы и от ощущения безысходности стало больно глотать.
- Какая ты у меня еще глупенькая, - мама ласково посмотрела на Олесю и погладила ее по голове.
Лесины щеки всегда краснели и напрягались, когда она расстраивалась, а сейчас, от ощущения надвигающейся несправедливости, они вовсе стали пунцовыми, но мамины руки были такими теплыми, такими мягкими, такими добрыми… Может, ещё все обойдется?
Дни шли своим чередом. Лишь изредка неприятный разговор напоминал с себе тревожными мыслями-иголками, в такие моменты Леся внимательно наблюдала за мамой и не находила ничего подозрительного: «Наверно, мама уже всё забыла» …
Был теплый летний воскресный день, легкий ветерок обласкивал немногочисленных прохожих. Обеденное солнце стояло в зените и даже пушистые тополя не отбрасывали тени. Олеся представляла, что это вовсе не ветер, а воображаемый старший брат складывал губы трубочкой и дул ей в лицо. Вот так… И она была счастлива! Что может быть лучше, чем идти с мамой и держать ее за руку. Ну и что, что ладошка вся вспотела, главное – мама рядом.
Олеся любовалась своим отражением в стеклянных витринах продуктовых магазинов, красивым белым сарафаном, красными босоножками и своими волосами, перехваченными резинками с деревянными вишенками, в два длинных хвоста. При быстрой ходьбе вишенки так весело побрякивали! Всё-таки хорошо, что их удалось выменять на карандаши у соседской девочки Жанны. Хотя карандаши тоже были хорошие, но ведь их не наденешь, а с резинками можно хоть целый день не расставаться, пусть все видят, какие они красивые. А если слегка подпрыгивать, то волосы так развеваются, что как будто бы вьются. И ничего они не жидкие!
Мама шла уверенным шагом и улыбалась чему-то своему, неведомому Лесе. В такие моменты легкая грусть начинала сжимать сердце, Лесе совсем не нравилось, что у мамы есть какая-то другая жизнь, в которой Лесе нет места. Осознание того, что мама может улыбаться, грустить, веселиться без неё, без Леси, создавало болезненное ощущение пустоты, огромной и непостижимой: «А если меня не станет, вот возьмёт и не станет, мама так же будет идти по улице и улыбаться?». Пытаясь привлечь мамино внимание, Леся принялась подскакивать на ходу, не отрывая взгляда от маминого лица:
- А куда мы идем, а?
- Сюрприз! – «Ого, мама, оказывается, про меня думала и поэтому улыбалась!» - А хочешь сок?
- Да! Ура!
Леся с мамой зашли в огромный гастроном, в котором всё время пахло разливным молоком, и повернули к прилавку с вывеской «Соки. Воды». Женщина -продавец со светлыми кудряшками и ярко-голубыми тенями приветливо выглядывала из-под стеклянных конусов, наполненных разными соками: берёзовым, айвовым, виноградным, яблочным.
-Девочка, ты какой сок будешь? – полные пальцы продавщицы с толстенным обручальным кольцом привычным движением повернули ручку омывателя, ополаскивая граненый стакан.
-Грушевый! У вас есть грушевый сок?
-Нам два томатных, - отрезала мама, подавая продавщице 20 копеек.
В одну секунду процесс наливания жидкости из колбы-конуса перестал быть таинственным. Несоленый помидорный сок был теплым и от этого еще более противным. Леся отвернулась к окну, чтобы продавщица не догадалась, как она расстроилась, и, зажмурившись, выпила сок, представив, что это лекарство. А мама задумчиво размешивала соль гнутой алюминиевой ложкой, снова думая о чем-то своём. Хорошо, что она не заметила, как Лесе обидно, ведь тогда она бы непременно огорчилась, а ведь сегодня такой хороший день, и они с мамой идут гулять дальше!
Пройдя несколько домов, они подошли к небольшому зданию с огромными окнами, из которых выглядывали включенные, несмотря на светлый день, люстры – колпаки. Дверь, обитая облупившимся дерматином, распахнулась, и оттуда вышла женщина с начесом на голове, напоминающим муравейник. Виляя массивными бедрами и горделиво поправляя прическу, она уносила за собой тяжелый запах жжёного волоса. Из-за двери потянуло ароматами лака для волос «Прелесть» и раствором для химической завивки. Только не это! Парикмахерская. Все-таки мама не забыла …
Мамина рука крепче сжала Лесину ладонь, вырываться было поздно. Странный холл с большими зеркалами и длиннющая очередь из незнакомых теток не предвещали ничего хорошего. Громко гудели сушки, которые всем приходилось перекрикивать, чтобы быть услышанными.
В большом женском зале все кресла были заняты, раздраженные парикмахерши в заляпанных некогда белых халатах орудовали ножницами, фенами и плойками, постоянно что-то красили и разводили в грязных мисочках. Из уголка маникюрши доносился запах ацетона и лака для ногтей. Мужской зал был более скромный, всего с двумя креслами, одно из которых пустовало. Суматохи там не было. Плоек и фенов тоже. На полочках около зеркал стояли бутылочки из синего стекла с болтающейся резиновой грушей. После стрижки, перед тем как убрать черную клеенку, парикмахерша брызгала из флакона на оболваненную мужскую голову тошнотворным цветочным одеколоном, несколько раз нажимая на грушу-пульверизатор. Но стрижка от этого не делалась лучше. На лице клиента тень разочарования сначала сменялась вопросом «Может, не так уж и плохо?», затем - утешением «Ничего, отрастет», а взгляд парикмахерши красноречиво огрызался - «Что вы хотели с вашими-то волосами, они у вас в разные стороны растут, и центр не на месте, как у всех нормальных людей».
Вдоль стены женского зала под шумящими колпаками важно сидели женщины с мелкими бигуди на голове, повязанными вафельным полотенцем с ароматом сероводорода. Значимость этого мероприятия под названием «Красота требует жертв» подчеркивалась напряженными спинами женщин. Время от времени к выходу направлялась обладательница выстраданной красоты, башки-купола провожали ее долгим оценивающим взглядом, и на весь зал раздавался энергичный голос парикмахерши с сильным ударением на первый слог: «Следующий!».
Почувствовав легкий толчок между лопаток от маминой руки, девочка поняла, что на этот раз «следующий» - это она, Леся, и робко шагнула в зал…
Раздался грохот жесткой перекладины о подлокотники кресла. Тугой воротник плаща-клеенки сдавил тонюсенькую шею.
- Ну, как подстригаем? – густой голос парикмахерши обжег Лесе затылок, шею и спину. От близости развязки засосало под ложечкой.
- Покороче, - неожиданно тихо, почти шепотом, ответила мама и заговорщически посмотрела на эту властную женщину, от которой сейчас зависела Лесина судьба.
- Под горшок? – демонстративно громко уточнила, поджав и без того тонкую нижнюю губу парикмахерша, показывая, что не собирается смягчать вынесенный мамой приговор, а точно приведет его в исполнение, без всяких сантиментов.
- Да-а, - протянула мама, и в одночасье стала такой чужой и далекой, такой безразличной.
Что такое «под горшок» Леся не знала, но поняла, что это какая-то суровая мера наказания, и она её чем-то заслужила. Сидя на твердом насесте, девочка, словно под гипнозом, наблюдала за собой в овальное зекало, отказываясь верить в реальность происходящего. Волосы целыми локонами скользили по клеенке и оказывались на полу, кололи шею и нос. Леся боялась шелохнуться. Каждое ее движение сопровождалась окриком «Сиди спокойно, или я тебе ухо отрежу!», а когда выстригали челку, Леся просто тряслась от страха.
Чтобы как-то справиться с подступающим слезами, которые нещадно щипали глаза, Леся начала представлять, что это не фен гудит, а приближается ураган, и он совсем скоро унесет Олесю отсюда далеко-далеко, как унёс Элли из «Волшебника изумрудного города», что противные тетки под колпаками-сушками – это злые колдуньи Бастинды, которых достаточно окатить водой из ведра, и они исчезнут. Вот если бы у нее были не красные босоножки, а серебряные, тогда они перенесли бы Лесю к бабушке. А волосы всё падали и падали. Почему мама говорит, что они жидкие, когда их вон сколько… на полу…
- Прекрати злиться, я тебе говорю! Леся! Посмотри, как красиво получилось! – мамино терпение было на исходе.
- Ничего не красииииво! – губы предательски кривились, придавая лицу еще более непривлекательный вид, но Лесе было всё равно, хуже уже быть не может.
- Ты не понимаешь просто, длинные волосы только у маленьких, а со стрижкой ты как взрослая!
- Не хочу быть взрослой! Я не буду женщиной, это противно!
И тут Леся увидела себя в витрине гастронома, того самого, где они сегодня пили томатный сок с мамой. Не может быть, чтобы это была она, такая некрасивая. Леся принялась так безутешно рыдать, что прохожие останавливались «Девочка, ты что потерялась? Где твои родители?». Дыра в где-то самом сердце становилась всё больше. Ощущение бескрайнего детского горя накрыло маленькую девочку огромной волной, и не было ней ни конца, ни края. Только тополя пытались утешить Лесю, закрывая ее своим пухом от жестоких витрин.
Мамины слова «Сама хотела… сама хотела» молоточком стучали в голове. Леся хотела, чтобы мама была ей довольна, чтобы лето, чтобы вместе, чтобы за руку, и волосы чтобы развевались. А получилось, что оболванили, и что «сама хотела». И за руку маму держать больше не хочется…
__________________________________________________________________________________
- Олеся Николаевна, вот, получите, всё, как вы и хотели. Документы по проверке нашей компании: акты налоговой, первичка в папках в моей машине, сейчас водитель принесет коробки, возражения надо направить в пятницу, если будут вопросы – звоните моему бухгалтеру Лене.
- Так путь Лена сама напишет возражения, это же её учет, её работа.
- Да она у меня в отпуске, пусть отдыхает!
- Георгий Иванович, но я работаю в другой компании, у меня там куча задач, они ведь никуда не исчезли.
___________________________________________________________________________________
- А для меня все мои компании – единое целое. Да не переживайте, Лена Вам поможет, только к ней подход нужно найти, ну, всё, до связи! Как сделаете, звоните, не стесняйтесь…
- Милая, всё, как ты хотела. Смотри, какое сегодня солнце, и вроде не так холодно, как вчера. Снег аж глаза слепит, горы, елки, красота! Когда бы мы еще смогли поехать в Австрию, как не в новогодние праздники? Чего кислая-то такая, наслаждайся!
- Сереж, я наслаждаться хотела морем на Бали…
- Завтра же обещали в отеле бассейн починить, там и поплаваем. Хорошо то как, а!