Франц Бахман, сумевший задремать под гул двигателя грузовика, проснулся от резкой встряски. Как и говорили газеты и киножурналы – в этой дикой стране с нормальными дорогами были большие проблемы. А после того, как по ним прошлись танковые колонны группы армий «Центр» - так и подавно. Не то, что в солнечной Франции, откуда их дивизию срочно перебросили на восток, где большевики снова перешли в наступление. И теперь N-я пехотная дивизия должна была укрепить позиции Вермахта восточнее Минска.
Проблемы начались где-то в районе Смоленска, где неожиданно была остановлена и превращена в груду металлолома 17-я танковая дивизия. С тех пор на всем протяжении фронта начались проблемы и он застыл. Последующие удары 47-ого моторизованного корпуса ни к чему, кроме новых потерь не привели. После чего большевики нанесли контрудар, отбросивший армию Рейха местами на сто пятьдесят – двести километров. Выжившие рассказывали о появляющихся на всем протяжении фронта стреловидных самолетах, бомбах и ракетах невиданной точности, неуязвимых приземистых красных танках с длинными, как телеграфные столбы, орудиями. И странных песнях на русском, английском и немецком, порой забивающих эфир и ничего хорошего бравым солдатам фюрера не обещающих. На попытку их пересказа сослуживцам жандармерия и гестапо реагировали быстро и жестко. Это было месяц назад, после чего фронт застыл. Некоторые предположили, что большевики израсходовали в этом наступлении все ресурсы и, просто показав силу, запросят мира. Наивные. Только Рейх оправится от потерь, он нанесет вам сокрушительное поражение! Не успели. Через три недели началось новое наступление, полностью обрушившее фронт и грозившее, если срочно перебрасываемые из Европы части не смогут его остановить, открыть красным ордам путь на территорию Рейха.
«Все это очень подозрительно» - констатировал Бахман.
Мало того, на станции, где его батальон с эшелона пересел на грузовики и в ночь отправился к линии фронта, он встретил приятеля по офицерским курсам. Противотанковая батарея Гюнтера была выдвинута для парирования удара новых советских танков и, закономерно, была полностью уничтожена. Самому ему чудом удалось выжить.
- Мне еще повезло, - хмуро бросил артиллерист. – По слухам, в наступлении участвуют какие-то другие части. Если монстров иванов наша ахт-ахт еще может взять в борт, говорят, несколько машин они так потеряли, то новые танки… Пусть они и не так маневренны, как другие, но поразить их пока никто так и не сумел. И везде, где появляются эти танки и пехота, не остается в живых никого. Шансов уцелеть нет. Руки вверх, лежащая в метре брошенная винтовка, белый флаг… Результат один.
- Опасность! - в голове колонны вспух огненным шаром взрыва броневик. Связной бронетранспортер позади постигла та же участь. Машины стали съезжать на обочину, из кузовов горохом посыпалась пехота. Кто успел, поскольку у устроивших засаду пулеметов оказалось достаточно, что бы на каждом кузове сошлось две-три нитки трассеров. И темнота нисколько не мешала им вести прицельный огонь. Затрещали ответные выстрелы винтовок. Из-под соседнего Опеля застрекотал MG. В сторону леса ударило развернутое артиллеристами противотанковое орудие. Расчет успел сделать еще два выстрела, пока не был поражен ответным огнем.
Перестрелка уже затихла, когда затаившегося в поле среди тел сослуживцев раненого в руку Бахмана привлек скрежет на дороге. В свете пожара и последней догорающей в небе осветительной ракеты Франц увидел его. Как и рассказывал приятель – острый нос и большая башня, сдвинутая к корме. Он неумолимо полз по колонне, сминая и сталкивая грузовики на обочину.
«Не может быть», - наверное, показалось. На борту почудилась шестиконечная звезда, после чего Бахман отключился.
Францу повезло дважды. Танкисты из первой экспедиционной бригады ЦАХАЛа слишком спешили, что бы добить немногих уцелевших. И так пришлось тратить время на организацию незапланированной засады. А бойцы РККА, к которым он вышел утром, весь изгвазданный в грязи, в рваной форме, решили, что офицер еще может что-то сказать разведотделу.