- Ничего нельзя было делать без разрешения матушки игуменьи Соломониды. На все нужно было получить благословение. Послушниц, монахинь и даже детей в приюте стали наказывать. Мы-то взрослые, все стерпим, а вот деток было жалко, - грустно вздохнула Альбина и продолжила свое повествование:
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4
Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8
- У детей дошкольного возраста лет с трех-четырех появляется любопытство к противоположному полу. Играют в доктора, слушают друг друга, уколы ставят. Все воспитатели это знают и не ругаются. А у новой игуменьи это был пунктик. Она во всем видела блуд и греховные позывы, даже в детях малых. И давай выбивать это страхом и наказанием. Детей и в темные комнаты запирали одних и в угол ставили и еды лишали. Прости, Господи, до чего человек может дойти в своей фанатичности. Не даром говорят: «Заставь дурака молиться, так он лоб прошибет». Но наша начальница была совсем не дура, просто в фанатизме своем доходила до дурости.
С едой тоже стало хуже. При прежней матушке игуменье мы и в посты нормально питались, так как было много своих заготовок из капусты, огурцов и помидор, а также орехов, ягод и грибов. И очень много мы из своих заготовок раньше раздавали всем нуждающимся. И нищим и бедным людям, и в больницы и тюрьмы даже посылали. Прежняя матушка говорила, что любовь и помощь людям, это и есть любовь к Христу. Она часто повторяла цитату от Матфея из Священного писания: «Был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». При ней мы служили людям. И это была высокая миссия.
А с новым начальством – всё нами выращенное и переработанное стало уходить в основном на продажу. При этом сама матушка питалась совсем по-другому. У нее появился личный повар и личный водитель, который возил ее в город на роскошном автомобиле. Свою монастырскую одежду она шила по спецзаказам из дорогих тканей, также как и другое высокое церковное начальство. Иногда они и у нас собирались. Приезжали разные попы из других церквей и администрации церковной. Да-да и в церкви есть администрация. Как же без нее? Иначе никакой иерархии не выстроишь. Так вот, я как-то убиралась в трапезной после такой встречи нашей игуменьи с дорогими гостями из города и нашла бутылки из-под красного вина. Не успели они прибрать-то за собой. А ведь тогда строгий пост стоял…
Стала я сомневаться в жизни монастырской и после того, как узнала историю жизни Насти. Судьба её в чём-то была похожа на мою. Она также в 90-е годы пострадала от насилия. История ее меня потрясла. Я думала, что она после такого навсегда от церкви отвернется. А она осталась, да еще с воодушевлением готовится к монашеству, представляет, как будет носить новую одежду и четки.
Ещё девятилетней девочкой родители сдали Настю в монастырь, чтобы Богу служила и всю их семью вымаливала. Так и сказали. Родители тогда и квартиру свою продали и средства все на церковь передали. Вместе с дочкой. А сами с младшими детьми уехали жить в село. Там у них имелся родительский дом и огород. А Настя стала с тех пор «монастырской». Жила, воспитывалась и училась при монастыре. И другой жизни она почти не знала. Может поэтому, она в беседах со мной и оправдывала новую матушку игуменью, ведь и сама росла в строгости и с детства знала, что такое наказание за любую провинность.
Я же все более и более стала я сомневаться в необходимости монашества и своего присутствия в монастыре. Прежняя матушка Дорофея на первое место ставила помощь людям, и мне было радостно от того, что я служу по зову сердца и мой труд кому-то нужен. А когда ты трудишься в поте лица, но знаешь, что плоды твоего труда идут на продажу, и средства уходят на обогащение церковных администраторов, катающихся на дорогих заграничных лимузинах, то чувствуешь несправедливость и обман. Это лицемерие. И жить в лицемерии я больше не хотела.
А когда собралась окончательно уходить из монастыря, то снова составила разговор с Настей и снова позвала её с собой. Но она отказалась. Сказала, что уже выходила из монастыря и возвращалась в родительскую семью, но хорошего из этого ничего не получилось. Родители и сестры с братьями не только отвыкли от нее, но еще и осудили, так как считали, что отдав старшую дочь в монастырь, на служение Богу, они те самым заслужили прощение всех своих грехов. Ведь дочь молится и вымаливает их перед Богом. В результате Настя, наивная и непрактичная в быту, выскочила замуж за первого попавшегося. Тот пил и бил ее. Так она и вернулась в монастырские стены, но уже с ребенком.
Я пыталась вразумить Настю, что в миру она будет жить вместе с ребенком, будет сама воспитывать его в заботе и в ласке. А видит ли она его сейчас? Видят ли своих детей другие послушницы, многие из которых живут даже в других обителях или дальних скитах? Разве это нормально – видеть своих детей несколько раз в году и не иметь права участвовать в их воспитании? Ведь все дети живут в монастырском приюте, который находится за оградой монастыря. Вот только, чтобы выйти за ограду и посетить собственного ребенка, надо просить благословения матушки. А та, захочет его даст, а захочет и откажет.
Я видела, как приютские ребятишки в красивых одеждах выходят и поют перед начальством или спонсорами на церковных праздниках. А мамы не могут даже подойти к ним… А приезжие гости умиляются, глядя на поющих ангелочков. И не знают, каково этим ребятишкам расти здесь. Ведь это то же самое, что детский дом или интернат. Но там дети хотя бы ходят в школу и видят другой мир за оградой. Здесь же часть предметов ведут сами монахини, особенно в начальных классах, а остальные предметы ведут прямо в приюте приглашенные из школы учителя. Кроме школьных занятий еще и заучивание молитв, участие детей в службах и церемониях. А ведь не у всех детей есть призвание к такой жизни. Но у детей нет выбора. За них всегда выбирают взрослые…
Меня это все отвратило от церкви. Нет не от Бога. А от церкви, вернее от монастыря. Хоть я и понимала, что и священники разные бывают. Ведь в своей церкви я получила и понимание, и помощь и от старой игуменьи – всяческую поддержку.
Ведь еще Иисус говорил о фарисеях «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды». И такие лицемерные люди всегда и везде есть. И чем выше начальство, тем больше там лицемерия. Церковь ведь, как маленькое государство, как страна в стране…
Конечно, все не так однозначно. Та же самая Настя, не смотря на все беды, искренне верит в Бога, она не обозлилась и не ожесточилась на людей, хоть и страдает от того, что редко видит своего ребенка. Но она это оправдывает служением Богу, дисциплиной, ведь, в конце концов, она и сама выросла с воспитательницами-монашками, лишившись и отчего дома, и родителей. Монастырь заменил ей дом и стал ей домом навечно. Другой жизни она для себя не представляла.
Так я вернулась в свой родной город. Надо сказать, что, не смотря на то, что новая игуменья меня невзлюбила, она с трудом меня отпустила. Потому что я работала в монастыре за троих. Могла делать всю мужскую работу и водить машину. А еще на мне была вся самая тяжелая работа в огороде, в коровнике и в свинарнике. Работала и в пекарне, а еще я привозила и разгружала различные грузы, строила сараи, рыла канавы, чинила водопровод и электричество. А без меня пришлось бы на все эти дела нанимать и оплачивать людей.
Я много делала в монастыре, занята была весь день, а то и ночь. Утренние, и ночные службы, стояние на коленях по нескольку часов в день, а затем еще и изнуряющая физическая работа. Я сильно уставала. Но это было хорошо. Мне тогда и нужно было это отупение полное от работы. Чтобы упасть вечером и сразу же заснуть. Но сны-кошмары все же пробивались ко мне по ночам, и тогда я вставала, и молилась до беспамятства в полной темноте. Можно было бы делать какую-то работу и по ночам, это тоже помогало бы мне отвязаться от кошмаров. Но новая матушка игуменья экономила на всем. После 22 часов в наших комнатах-кельях нельзя было пользоваться ни электричеством, ни свечами.
И того, что нельзя, стало больше того, что можно. Да и то, что раньше при прежней матушке было можно по определению, при новом распорядке на это надо было просить разрешения в виде благословения на то или другое дело.
Утром после трапезы мы должны были на специальной доске прочитать список послушаний на день. Кто куда идет и что делает. Я, постоянно занятая на тяжелой работе, уже не могла даже в промежутках придти в приют и пообщаться с ребятишками. На это надо было тоже получить благословение матушки. Но когда я несколько раз попросила матушку благословить меня на посещение и общение с двойняшками, мне было отказано. И не только мне. Гораздо больнее было получать такие отказы матерям. Ведь половина приютских детей имели родных матерей, которые приняли монашество и жили в монастыре.
И вот Настю, работавшую воспитателем в приюте, новая игуменья отправила работать в пекарню, объяснив это тем, что негоже быть ее дочери на особом положении и быть при матери. Ведь другие дети не видят своих матерей. Настя выпрашивала благословение увидеть собственного ребенка на коленях перед игуменьей и каждый раз отрабатывала его удвоенной работой.
Дошло до того, что однажды, не видя целый месяц собственного ребенка и скучая по нему, Настя тайком посетила приют и угостила дочку булочкой. Все это стало тут же достоянием гласности. Новые монахини, воспитывающие детей, тут же доложили матушке Соломониде о проступке Насти. Наказали и Настю, и ребенка. Ребенок, пока все дети спали в дневное время, стоял в углу. А Настю в наказание отправили на все лето на пасеку в дальний скит, также относящийся к нашему монастырю.
Снайперша: глава 10
Дорогие мои читатели! Спасибо за Прочтение и Комментарии, за Лайки и Подписку. С теплом, ваш автор: Елена Сидоренко
Читайте другие "ИСТОРИИ О ГЛАВНОМ":