Мой дед, изрядно хряпнув горячительного продукта собственного производства, любил травить байки из своего фронтового прошлого. Ну а что, милиция самогонный аппарат всё равно найти не могла, даром что дед в партизанском отряде прослужил почти всю войну до ранения. От того, что участковые никак не могли его подловить на производстве самогона, дед только больше веселился.
А рассказывал он всякое, хотя большую часть его историй я уже знал наизусть, иногда попадались и те, что я раньше не слышал. Дед человек весёлый был, от того и байки у него обычно бывали озорные, ну прямо как в фильме "Они сражались за Родину", там, где про "окопную болезнь" Никулин рассказывал.
Но были и грустные, такие, от которых в груди всё сжималось, а нас, пацанов, заставляло сидеть тихо-тихо, пока дед наливал себе стопку самогона и ещё одну, которую просто ставил на стол, как будто для кого-то ещё. Да, много он в войну товарищей потерял, да первую жену с детьми, и двух братьев. А мне как-то было странно осознавать, что вроде как у моего отца могли быть братья, и что останься они и их мать живы, то в итоге и меня бы не появилось. Такие вот размышления.
Но однажды дед меня по-настоящему удивил, решив вдруг рассказать байку, которую до того момента я никогда не слышал. Уж не знаю, что его сподвигло на откровенность, может начавшаяся эпоха гласности и перестройки, чтоб их и не было никогда.
Война - состояние для человека не обычное и свойственное ему одновременно. Такой вот дуализм. Но война это и место, где происходит много странного и необъяснимого. И что из этого было реальностью, а что плодом травмированного воображения, никому не известно. Кто-то трофейного шнапса перепьёт, кто-то мухомор по незнанию съест, а кто-то просто от постоянного недосыпа и бессонницы начинал видеть всякое. Ну и контузию нельзя исключать, контуженный мозг может таких видений подбросить, что хоть из психушки не вылезай.
Кстати, был у нас отряде один солдатик из окруженцев, что к нам прибились да так и остались у нас, так вот он типа шибко умным хотел всем показаться, мол, историю знал и всё такое, студент-недоучка, так вот он утверждал, что викинги перед боем или просто так отвар из мухоморов пили, чтобы обрести нечеловеческую силу и избавиться от страха.
Ну и сварганил он себе этот отвар из собранных мухоморов и в тихую выпил. Ой, что с ним творилось! Понятно, его сначала в санчасть определили, а потом уже на гауптвахту, чтобы посидел да подумал над своим поведением, да х@@нёй всякой не страдал, ежели не знает что да как.
Но до того, как его скрутили да рвотного дали, вот уж он повеселил народ. Уж не знаю, мухоморов он тогда наварил или ещё какие грибочки в тот отвар упали, но только он самого Гитлера битый час топором убивал. Ну как Гитлера, пень трухлявый молотил, да всё с такой улыбочкой идиотской, что народ наш плашмя лежал от смеха. Правда, когда он наган достал, вот тогда уже не до смеху стало, скрутили его и в санчасть доставили.
Так вот выхаживала его тогда сестричка, ну, медсестра то есть, что служила в санчасти нашего отряда, ох и красивая была девчонка! За ней кто только не волочился. Пройдёт мимо, понимаешь, и аж душа встаёт, ну, ты понимаешь. Блондинистая такая вся и глаза главное карие-карие! А то ведь у блондинок-то они обычно светлые, голубые там или серые какие, а карие - редкость. В общем, красавица, каких я и не видывал никогда, не в обиду твоей бабке будет сказано, царствие ей небесное!
Одно время командир наш даже хотел её куда в тыл отправить или в другой отряд от греха подальше, но как-то всё устаканилось, и все ухаживания заканчивались на комплиментах, да восхищённых взглядах. К тому же кадр она была очень ценный по части медицины. Знала, что где у человека, куда как нажать надо, чтобы кровь остановить, как шину наложить, как швы сделать, какие отвары из чего сделать, чтобы живот не болел, ну и так далее. Однажды вообще голыми руками у бойца осколок из живота вытащила, если бы врач не рассказал - не поверил бы. А было что и ампутацию проводила, да так, что наш медик только диву давался. Говорил, что когда война закончится, когда немца полностью разобьём, он её самолично в медицинский институт отведёт и не уйдёт, пока её, как минимум, на второй курс не зачислят.
В общем поболтало нас тогда по лесам, изрядно мы немцам настроение попортили, пустив под откос пару эшелонов, да набег устроив на их склады. Понятно что по результату нашей работы, они решили всерьёз за нас взяться и облаву устроить. А у нас раненых много, самолёту никак не приземлиться, чтобы забрать, всё простреливается, груз сбросили, да немцы его подобрали, в общем какая-то полоса невезения началась. К тому же продукты стали заканчиваться. Было бы лето, так чего-нибудь в лесу насобирали бы, а тут апрель-месяц, зелень только-только на ветках появилась. Ну, мы же не лоси, чтобы листья жрать, да и лосей-то тоже днём с огнём не сыщешь. Ушли они далеко, кто на охоту отправлялся, всё больше пустыми возвращались, или с мелочью какой, которую тонким слоем на всех бойцов размазывали. А раненым-то особый уход нужен. Нормально есть не буду - привет гангрена! А по себе знаю, когда в ногу ранило, боялся до одури, что отнимут, но тогда пронесло. Да и потом это уже было, ближе к концу войны.
Обложили фрицы нас тогда знатно. Нам бы раненых подлечить, да провиантом затариться, а немцы для облавы даже батальон эсэсовцев прислали, чтобы нас из леса выкурить. Мы, к слову, даже костры не разжигали, чтобы их разведка с воздуха нас не засекла. Глянешь так в небо сквозь ветки, а вон она, рама медленно летит, фотографирует.
Подошли мы к краю леса, а за ним должна была быть деревня, в которой и еда была и кров, и тепло. Так разведка докладывала. И только мы было решились отправить отряд за провиантом, да понять, можно ли вообще в деревню зайти, как связной парнишка сообщил, что в деревню эсэсовцы зашли. А разведка донесла, что с запада ещё отряд вермахта на подходе. Ещё мол день, и пойдут они лес шерстить. Короче, приготовились мы умирать геройской смертью с оружием в бою. Патронов было достаточно, а вот гранат и снарядов почти не осталось. Ну и сапёрная лопатка почти у каждого.
Грустно нам тогда стало, но и злость какая-то всех обуяла. Думаем, ну, последний бой, значит последний. А фрицев постараемся по-максимуму с собой забрать. Сидим, винтовки с автоматами начищаем, кто-то письма пишет прощальные, так до ночи время и прошло. А ночью...
А ночью случилось что-то совсем странное. Лежу я, значит, на подстилке из лапника, в ватник одетый, да поверх старой шинелью прикрылся, а всё равно холодно, апрель ведь ещё, ночи холодные, по утрам лужи ледяной коркой покрываются. И вообще в лесу ещё снег лежит, он там всегда тает позже, чем на полях.
Короче кутаюсь, от холода подрагиваю, сон не идёт, хоть ты тресни, и вдруг вижу, сестричка наша, ну та, что красавица да умница, мимо меня как-то прошмыгнула, я даже не сразу понял, что это она. Сделал вид, что сплю, а сам глаз приоткрыл и всмотрелся - да, она! Думаю, чего бы это ей куда-то идти, тем более в сторону деревни, где немцы засели. И какие-то нехорошие мысли завертелись у меня тогда в голове. Прям вот совсем не хорошие. Даже то, что она просто до ветру могла пойти в голову не пришло, а вот то, что предать может, почему-то подумал. Видать настолько плохо нам было, что ни о чём хорошем уже думать было невмоготу.
Ну, думаю, пускай ты и первая раскрасавица и медичка знатная, но ежели ты к немцам сейчас пойдёшь, пристрелю в спину, и совесть мучить не будет. Осторожно встал, да и пошёл за ней, благо темно, ничего не видно.
Однако, оно может быть и темно, но часовые-то с секретами выставлены как положено, а она она их прошла так, что те даже не шевельнулись, как будто её и не было. Я к одному такому подхожу осторожно, ну чтобы меня вдруг за врага не принял, да не пристрелил невзначай. Думаю, сейчас я тебе покажу кузькину мать, как на посту спать! Подкрадываюсь, а он-то и не спит! Сидит себе под ёлкой, смотрит открытыми глазёнками по сторонам, руки дыханием согревает и на меня вообще внимания не обращает! Я аж опешил от такого! Выпрямился во весь рост, встал перед ним, а он как сквозь меня смотрит и хоть бы хны!
Я первое желание влепить ему оплеуху подавил, и решил проследовать дальше. Любопытство меня разобрало, мочи нет. Да и понять бы - это часовой только сейчас такой или когда немец попрёт он тоже будет вот так вот в пустоту пялиться?
А я же знаю, там впереди ещё пара секретов. И что ты думаешь - она и их прошла, ни тебе "здрасьте", ни тебе "до свиданья", ни пароля, ни отклика, прошла, как будто невидимка какая, и я за ней, и на меня внимания не обращают. Тут меня уже не страх, что она к нам немцев привести может, а страх чего-то жуткого пробивать стал. Всё равно что по кладбищу ночью идти. Вот, вроде бы война, насмотришься всякого, а всё равно жутко.
Проследовал я, значит, за ней до самой опушку леса, а там уже и деревеньку ту видать невооружённым глазом. Окошки жёлтым горят, эсэсовцы на постой уже устроились, местных повыгоняли. Мне даже послышалось как будто губная гармошка играет. Любят фрицы на ней играть, когда шнапса напьются.
А я уже пистолет с предохранителя снял, ну, думаю, только ты туда пойдёшь, я тебя и грохну. И пускай потом трибунал разбирается прав я или нет, если после облавы вообще будет над кем этот трибунал проводить.
А она возьми и встань прям у самого края леса. Наверное, её издалека и не видно было, прям на кромке стояла между соснами. И главное, замерла. Стоит такая, стоит, а потом как поднимет руки и давай ими так и так махать! Я было решил, что всё, предательница наша сестричка и немцев типа зазывает, хотя там такая темень была, что с такого расстояния при всём желании ничего не увидишь. А потом я аж чуть не присел от того, что увидел.
Она буквально поднялась в воздух. Не высоко так, а как будто на носочках приподнялась, как те балерины, да только мне лежащему в кустах показалось, что я между её ногами да землёй свет из оконца разглядел.
И главное, вроде как что-то шепчет. А что - не разобрать. Вроде как заговор какой, меня от такого действа даже колотить перестало, просто замер как кролик перед удавом и жду, чем всё закончится. А она пошептала-пошептала, руками вот как-то так поводила-поводила да и пошла обратно. Причём идёт прямо на меня, а я как лежал, так и лежу, пошевелиться боюсь. Какое-то оцепенение напало. И только её сапоги и видел, которые в полуметре от меня прошли. Не могла она меня не видеть, но виду не подала, от чего лишь больше жути нагнала.
Были бы у неё раскосые глаза, я бы решил, что она какая шаманка из сибирских народностей, или колдунья, так ведь самая обычная она была, как ты или я, разве что жуть какая красивая. А то может и в самом деле колдунья? Мне ещё моя бабка рассказывала, что жила у них в деревне одна такая, заговорами лечить умела, даже от укуса змеи. Не знаю, в общем что и думать.
Вот как о таком командиру докладывать? Засмеют же, а то вообще провокатором прослыву. Тем более, что со стороны деревни никакого движения замечено не было. Ну, думаю, раз немцы не попёрли, значит не предательница, а что тогда? Староверка? Или какая язычница из чудом доживших до наших дней?
Я-то обратно той же дорогой пошёл, а меня на первом же секрете и сцапали! Пароль говорят гони, а то пристрелим! Я, как надо, пароль назвал - автомат опустили. А потом и спрашиваю: сестричка тоже пароль называла? А мне в ответ: какая такая сестричка? Это, мол, тебя тут чёрта по лесу ночью носит, а все нормальные отсыпаются, возможно перед последним боем! Так и пошёл я обратно в лагерь, и на остальных секретах меня тоже останавливали и про сестричку тоже ничего не слышали и не видели.
Не стал я никому ничего говорить, так и лёг на свою кучу лапника и что удивительно тут же заснул. Сколько я спал, не знаю, но разбудил меня старшина. Растолкал нещадно, будто салагу какого. Я глаза продрал, а в лагере какая-то суматоха твориться, все бегают, оружие заряжают, типа к обороне готовятся. Я было решил, что всё немцы нас нашли и теперь меня ещё и расстреляют, что не доложил о ночных похождениях. А потом думаю и расстреливать не будут: в атаку пошлют и будут правы.
Однако, нет. Судя по всему немцы не наступали, но звуки стрельбы и артиллерийские раскаты как бы издалека доносились. Понятно было, что бой идёт, но и понятно, что стреляют не по нам, а где-то за лесом. Звук есть, а из-за деревьев ничего не видно. Понятно только, что со стороны деревни. Так остаток ночи и провели в ожидании нападения, никто уже глаз не сомкнул.
А утром мы решили пойти на разведку небольшим отрядом, чтобы выяснить, что за фейерверк ночью творился. Дошли мы скрытно до опушки леса, в бинокли глянули, а там... Деревня горит! Техника подбитая чадит, даже танк подбитый есть. И всё - немецкие. Солдаты убитые то тут, то там лежат, а отдельные ходят как не свои между домами, будто привидения.
Мы-то было подумали, что подмога пришла и наши с ними в бой вступили, так ведь никто нас не оповещал, хотя рация в исправности. В общем картина полного разгрома. Ну мы прочесали окрест на предмет наличия затаившихся фрицев, но так никого и не обнаружили.
***
Холодной апрельской ночью отряд вермахта, отправленный в помощь батальону СС с целью поиска и уничтожения партизанского отряда, который уже несколько месяцев не давал покоя немецким войскам в этом районе. Можно было остаться ночевать в соседнем посёлке, но начальство требовало результата, и решено было совершить совершить переход до пункта назначения.
Когда солдаты увидели огни деревни все обрадовались, так как откровенно опасались партизан, хоть и знали, что они понесли потери и деморализованы. К тому же они был в полной уверенности, что в деревне разместились войска СС, о чём и было передано командирам по радиосвязи.
Солдаты откровенно радовались скорому ночлегу в тёплых домах, так как, несмотря на апрель, ночи были ещё очень холодные.
Тут раздались первые выстрелы со стороны деревни, а потом заработал пулемёт, который в раз перебил почти всех, кто сидел в грузовике, вскоре машина от попавших в неё пуль загорелась.
Кто-то крикнул "Партизаны!", Другой - "Русские!" и начали стрелять в ответ. Было похоже что нам устроили засаду и бойцы СС, что должны были дожидаться нас в деревне, все перебиты. Масштаб стрельбы нарастал с каждой секундой и в какой-то момент люди вышли из-под контроля, испытывая лишь одно желание - убить, иначе убьют тебя.
Потом заработали МГ-42, а дальше подключился танк, но по нему из-за угла было выпущено несколько противотанковых зарядов, после чего он захрипел и встал, объятый ярко красными языками пламени.
Когда всё стихло уцелевшие солдаты решились войти в деревню, чтобы узнать кто же открыл по ним шквальный огонь. Но вместо того, чтобы увидеть трупы красноармейцев или партизан, их взору предстало поистине шокирующее зрелище. Вся деревня была усеяна телами солдат СС, которые и должны были их здесь дожидаться. Изувеченные пулями, окровавленные трупы валялись буквально везде, кто-то был ещё жив, но лучше бы они погибли этой ночью.
Один унтерофицер СС, у которого осклизлые кишки, начавшие уже подсыхать, вываливались наружу, а он их пытался собрать руками и запихнуть обратно, увидев вошедших в деревню солдат спросил их: "Почему?" И умер, страшно дёргаясь в конвульсиях. И такая картина кровавого разгрома была повсеместной.
Когда вошедшие в деревню солдаты увидели результат ночного боя, они стали падать на колени, и молить Бога, чтобы он вернул их хотя бы на сутки назад. Они сидели на холодной земле и раскачивались, обхватив руками голову. Потом раздался одинокий выстрел и один из солдат упал, в его руке был люгер с дымящимся стволом. Затем раздался ещё один выстрел и ещё. Уцелевшие в бою кончали с собой не в силах смириться с содеянным. Оставшиеся потихоньку сходили с ума.
***
Мы когда убедились, что рядом крупных соединений противника нет, решили добить остатки уцелевших немцев, ну а как иначе? Только добивать было особо некого. Живых там набралось человек десять и те шатались по деревне как неприкаянные. Смотрели на нас так, будто привидения увидели, а за оружие не хватались.
Походу дела взяли нескольких языков, но добиться от них чего-то вразумительного было просто невозможно, так как они были словно спятившие, такие тихо помешанные. Кто-то просто молчал, глядя прямо перед собой, а кто-то колотился в тихой истерике.
Один ихний лейтенант особенно убивался и что-то там кричал на своём языке. Солдатик, ну тот, что у нас мухоморного отвара опился, оказывается немецкий в школе учил. Так он сказал, что лейтенант тот кричал что-тот вроде: "Зачем мы это сделали!? Почему?! Мы не хотели! Не может быть! Не может быть!"
А сестричка та из санчасти как будто и не отлучалась! Я осторожно поспрашал, мол, видел кто чтобы она ходила куда, но никто не подтвердил, или только смеялись надо мной, мол, типа совсем от ревности сон потерял.
Вот спрашивается, что это было? Чудо или просто огонь по своим? И имеет ли к этому происшествию отношение сестричка или это просто совпадение? Может быть, фрицы просто шнапса ужрались да их белочка посетила. Думаешь, немцы не ужирались вусмерть? О, ещё как ужирались! Ибо боялись. Каждый день боялись за свои жизни. А мы, партизаны, им в этом категорически способствовали.
Район тот потом наши быстро под свой контроль взяли и мы ушли дальше, чтобы в немецком тылу работать, да только рассказывали мне, что в деревню ту понаехало перед самым нашим уходом людей с малиновыми околышами на фуражках, а то и вообще без в форме без знаков отличия. Что искали, не знаю. Допросили некоторых из нас на предмет инцидента, а меня главное пропустили. А я как бы и не напрашивался. Оно мне надо?
В общем сестричка так и служила с нами дальше. Только я как-то, если честно побаивался к ней попадать, хоть и лечила она так, что будь здоров! А потому каждый день молился (даром, что советская власть атеистом сделала), чтобы не ранило, да в санчасть не определили.
Но ближе к концу войны, она как-то пропала. Просто взяла и пропала. Но самая жуть в том, что её почти никто не помнил. Мол, да, была какая-то сестричка в санчасти и всё, больше толком никто не мог ничего рассказать, кроме пары-тройки человек. Ну и меня, конечно. Вот только если начинаешь говорить, описывать, что мол такая и такая, что вот помнишь, как капитан ухлёстывал, вот если так глубоко с человеком поговорить, то вроде как да, вспоминали. А мне вот не понятно как её можно было вообще забыть.
Я потом с теми немногими пытался как-то заговорить, но они, видать, тоже что-то неладное почуяли и тихо-тихо так мне: ты, грят, Паша лучше не вспоминай это дело, а то мутное оно какое-то. Мы, грят, сами не понимаем, что происходит.... А сейчас вот спустя столько лет сам начинаю сомневаться: а было ли это на самом деле?