ГЛАВА 38
Нина обхватила руками уставшую голову. Дневник, к счастью, на этом
заканчивался. Фраза «Мне необходимо спокойно разобраться в сложившихся обстоятельствах...» врезалась в память.
Теперь у нее имеется всё, чтобы попытаться понять, что же произошло. Сделать это самостоятельно или вызвать на мозговой штурм Майкла? Пожалуй, обсуждение стоит отложить, сосредоточиться и разложить все по полочкам.
Нина вышла на балкон и закурила.
Сейчас, когда все уляжется в голове, она возьмет себя в руки и спокойно подумает. Майклу позвонит, когда уже что-нибудь определит для себя самостоятельно.
Девушка немного успокоилась и снова села за стол. Итак, что у нас в наличии?
Женщина, больная физически и психически, разработала некий план сокрытия своих драгоценностей. Иного способа отомстить своим близким она не нашла.
За что отомстить? Неважно. Больное воображение рисовало ей картину несправедливого и жестокого отношения к ней, несчастной. Мотив значения уже не имеет. Несмотря на явные отклонения в психике, она упорно преследует определенную цель и, наверное, весьма логична в ее достижении. Если отказать ей в логике вообще, то рассуждения не будут иметь никакого смысла.
Графиня выполняет определенные действия и признает за потомками право когда-нибудь разгадать их смысл. Для этого она, во-первых, оставляет им свой дневник, во-вторых, пишет напоследок не очень понятное стихотворение-подсказку.
Поиски этой подсказки и должны были составить главную трудность. На этом этапе могло все прекратиться и тогда и теперь. То, что нацарапанное на зеркале стихотворение дожило до наших дней, конечно, является чистой случайностью. Гораздо легче, наверное, его было бы обнаружить сразу после смерти княгини, хотя тоже не факт. Она могла заставить ничего не подозревающую прислугу запихнуть зеркало куда-нибудь далеко в чулан, и его тогда не смогли найти. При реконструкции здания оно чудесным образом увидело свет.
В «зеркальном» стихотворении графиня дает понять «...что мое – уйдет во мрак и отразится в лицедейке», предполагая, очевидно, что сначала наследники, если найдут подсказку, пойдут по неверному следу ее «сценического двойника». Эти неправильные шаги, возможно, входили в планы княгини.
Но близкие, внимательно читая дневник, должны были бы догадаться, что помочь ей выполнить задуманное должна была Лиза, которая скрашивала последний, несчастный, год ее жизни. Она – та, кому также подходит слово «лицедейка», и кто имитировал отражение княгини.
Прочитав дневник, Нина пришла к выводу, что графиня вообще не способна была любить никого кроме себя. Она потеряла в результате болезни эту любовь, которая составляла смысл ее жизни, и в конце концов стала безобразна не только внешне, но и душой. Личность ее, разлагаясь, стала формировать идеи самоутверждения через зло. Вернее, через тот вид неприятностей своим родным, который был ей доступен. Ей страшно хотелось досадить всем и унизить тех, кто мог рано или поздно стать зависимым от ее прихоти.
Для графине стало важным (это следовало из ее записей) остаться в памяти своих родных не изуродованной болезнью женщиной, а злым гением семьи, талантливым в своем изощренном наказании.
Непонятным для Нины оставалось главное. Отдала ли Мария Лизе свои драгоценности? Лиза давно умерла, и никаких сведений о получении ею наследства у семьи не было.
Графиня стала сомневаться в надежности Лизы и вместе с тем была уверена, что та ее за что-то простит...
Может быть, она еще при жизни все отдала золовке, а та, выполняя волю больной, их где-то спрятала? Но тогда получается полная путаница и бессмыслица.
Не зная последнего пристанища своих драгоценностей, стоило ли графине вообще загадывать эту загадку без разгадки. В таком случае приходится признать, что графиня сама не понимала, чего хотела, а это был тупик.
Из сегодняшнего рассказа Ирины Нина узнала лишь одну новую для себя деталь: в имении ходили слухи, что графиня, будучи уже больной, кого-то убила, или имел место несчастный случай, как утверждали ее родные.
Кто же мог оказаться в роли жертвы? Вопрос очень важный, и можно зайти с этого конца. Если основывать свои выводы на записях графини (а другого источника у Нины не было), то жертвой убийства или несчастного случая мог быть любой из домашних. Слишком уж гневлива и непредсказуема Мария становилась. Возможно, это произошло уже после того, как она перестала вести свой дневник. Графиня могла прекратить записи именно после этого несчастья, тем более, если была к нему причастна...
Мысль была так проста, что Нина еще раз перечитала несколько последних строк. «Самая ужасная беда в том, что зеркало уцелело». Но уцелела ли сама Лиза, появившаяся в ненужное время в ненужном месте? Нине показалось, что в ответе на этот вопрос и кроется разгадка.
Она встала и заметалась по комнате. Мысли некстати начали разбегаться.
Нина заставила себя вернуться в кресло и несколько минут просидела с закрытыми глазами. Это помогло сосредоточиться, и… память услужливо предоставила ей недавно виденную в старинном склепе картинку. Две могильные плиты рядом. Нина постаралась вспомнить то, что увидела, – слова и цифры на могильных плитах. Что-то смутно тревожное почудилось ей тогда в датах смерти двух женщин. На могиле Марии это были числа 1 октября 1908 года, а на могиле Лизы – 2 сентября 1908 года. Получается, что Лиза умерла раньше графини, а именно... Да! Именно 2 сентября графиня сделала последнюю запись, в которой рассказывала о своей встрече с зеркалом и появлением Лизы на лестнице!
Допустим, что все было так: Мария увидела свое-не свое отражение в спрятанном зеркале, тут поднимается по лестнице Лиза, а неустойчивое зеркало на нее падает. Был ли это действительно несчастный случай? Или графине под горячую руку подворачивается Лиза, идущая вверх по лестнице, она толкает зеркало, и оно падает на Лизу. Что, если графиня просто воспользовалась возможностью отправить на тот свет свою «лицедейку»? Но зачем? Почему она желала смерти единственному по-настоящему близкому человеку? Как это вписывалось в ее безумный план? Ответ пришел внезапным озарением, и Нина ужаснулась своей догадке.
Эта ночь в Центре для многих была неспокойной. Волнения и сомнения витали в воздухе.
Валентина Викторовна спала плохо, ворочалась и хваталась за таблетки. Старая надоедливая мигрень напомнила о себе сверлящей болью в левом виске. А вот совесть ее спала куда крепче, потому директор Центра не испытывала ни грамма сожалений, ее беспокоила успешность предстоящего дела, как реальная возможность принести немалые деньги. А мигрень – не в счет. Нельзя же её всерьез принимать за сомнения.
Ирина мучилась бессонницей, и её причины были давно известны. Новый день приближал ответственный момент принятия окончательного решения. Времени оставалось совсем мало, а сомнения все больше одолевали Ирину. Никто на свете не мог сделать это за нее, и будущее рисовалось неопределенным. Помочь другим всегда намного легче, чем себе, особенно, если тебя об этом убедительно попросят. Ирина очень волновалась – наступающий день был непростым и ответственным.
Нине тоже не спалось. Снова и снова рисовала она в голове картины далекого прошлого. Все говорило о том, что решение загадки лежит на поверхности. Если, конечно, поверхность эту переместить из плоскости здравого смысла в иную, болезненно искаженную. Графиня была последовательна, зла и логична. Стоило сложить дьявольские пазлы, как ответ становился очевиден, но для этого необходимо было проследить всю её «историю болезни».
Нина чувствовала себя опустошенной – казалось, все результаты её пребывания в «Центре» вмиг были сведены к нулю. Несколько раз ночью она выходила в прихожую и зажигала свет, чтобы проверить, не превратилась ли опять в тусклую особу, которой прибыла сюда. Успокоившись, снова возвращалась в постель и тщетно пыталась заснуть.