Нас выводят из магазинчика под покровом ночи. Я успеваю сделать только несколько глубоких вдохов стылого воздуха, как приходится влезать в небольшой невыразительный фургончик.
Снова духота, тряска.
Сидим на полу, прижавшись друг к другу.
- Куда нас везут? – спрашивает Ирвин у мужчины, что находится в кузове вместе с нами.
- В другой город, - отвечает он неохотно. – Больше не расскажу.
- А когда нас переправят за границу? – подает голос Алан.
- Мне не известно, заткнись, парень.
Дальше мы едем в тишине, подпрыгивая на кочках и заваливаясь на поворотах.
Вымотанные бездействием за эти несколько дней, ребята сидят молча, но я вижу, что на их лицах кроме испуга написана надежда.
Кладу голову Ирвину на плечо и закрываю глаза. Парень приобнимает меня рукой и прижимает к себе. Тепло и спокойно. Который раз я ловлю себя на мысли, что очень рада вернуться в стаю.
Машина останавливается, мужчина открывает двери и выпускает нас. Вновь какой-то магазинчик. Женщина-продавец пропускает нас внутрь и тоже отправляет прятаться в погреб.
Вновь бесконечное ожидание. Мне хочется в душ, мы не мылись уже больше недели. Парни пахнут просто ужасно, надеюсь, что от меня несет не так сильно.
Через несколько очередных дней бездействия опять переезд. В следующем подвале под булочной наша стая встречает двух новых химер.
Инга и Филипп. Ей четырнадцать, вместо кожи змеиная чешуя. Выглядит жутковато, но девушка оказывается очень дружелюбной. Филиппу десять. У него вместо человеческих ног – птичьи. Бьянка сразу находит с Филиппом общий язык, и они уходят куда-то в угол подвала разговаривать и играть.
- Вы с парнишкой вместе? – Ирвин, как вожак, начинает тут же задавать вопросы.
А мы в это время рассаживаемся на матрасах, готовясь выслушать историю.
- Нет, мы с Филиппом тут познакомились. Я попала сюда день назад, он два, - отвечает Инга, перебегая поочередно взглядом по нашим лицам. – А вы?
- Мы стая, - отвечаю я и собираюсь уже позвать ее к нам в семью, но Алан перебивает.
- Только я новенький.
- Но он в стае, - подтверждает Ирвин, и они с Алом перебрасываются взглядами.
Мы просим девушку рассказать свою историю. И она начинает совсем обычную для всех химер басню. Родилась химерой. Ее такую сразу оставили в роддоме, так что матери она не помнит. Попала в приют. До четырнадцати лет жила как все дети там.
- … а потом к нам пришли люди. Богатые люди. Мы думали, они хотят кого-нибудь усыновить. Ведь они могут оплатить операцию, чтобы химера выглядела как человек. Но мы ошибались. Меня позвали в кабинет директора, и я пришла быстрее, чем они рассчитывали. Услышала то, что не нужно было. Богачи искали химеру-донора. И выбор пал на меня. Я тут же бросилась бежать. Схватила с вешалки куртку и во двор. Там охранники, но они просто не успели отреагировать. Я очень высоко умею прыгать, так что двухметровый забор оказался плевым делом. А дальше со всех ног по полю и в лес.
Потом Инга пряталась на чердаках, в подвалах, где только находила место. Передвигалась исключительно по ночам. А затем ее схватил Отлов, но Ловцы не отвезли обратно в приют. Они привели ее сюда.
- Значит, теперь химеры идут в расход? – Ирвин хмурится. – Не много времени людям потребовалось, чтобы начать использовать нас как запчасти.
- А что с Филиппом? – Мика кивает на крепкого мальчишку. Его лицо покрыто шрамами, нос явно был сломан и ни один раз.
- Участвовал в боях, - отвечает Инга нехотя.
Я слышала о боях раньше, но никогда в них не участвовала, не было особых данных. Охранники в приюте очень любили эту затею. Они приходили вечерами в комнаты и выбирали себе несколько ребят, которых везли ночью на Арену. Если ребенок побеждал, неделю его кормили лучше остальных, а еще позволяли ночевать в отдельной комнате. Но никто особо не завидовал. Обычно у химеры за эту неделю только успевали зажить все раны, полученные на Арене.
- Сволочи, - плюется Ирвин. – Ему же только десять. Их бы самих в эти бои.
И мы замолкаем, потому что хозяйка булочной приносит нам еды. Это черствый хлеб, видимо, несколько дней пролежавший на прилавке, несколько ломтиков сыра, подгоревшие булочки и три бутылки явно разбавленного молока.
Но мы все равно набрасываемся на еду, словно не ели несколько дней. Терпеть не могу молоко, поэтому делаю только один глоток, чтобы не першило в горле после жесткого хлеба.
После плотного ужина начинает нестерпимо хотеться спать, и все ребята расползаются по своим матрасам. Я успеваю только коснуться головой подушки, как вырубаюсь.
***
- Сегодня никого нет, - доносится голос хозяйки над люком.
- Ты знаешь, женщина, что я закрываю глаза на вашу подпольную деятельность, только получая свою долю. Если там никого нет, то я посмотрю на пустой подвал и уйду.
- Вы не можете, это не ваша собственность! – в конце предложения ее голос срывается на фальцет.
Интересно, кто-нибудь из наших проснулся? Или я одна слышу этот разговор?
- Я сейчас вызову настоящий Отлов. Тогда посмотрим, какая собственность у тебя останется, повариха, - злобный мужской голос вдруг сменяется нежным отцовским. – Детка, сегодня можешь выбрать себе зверюшку, если у тети они есть.
Меня пробирает дрожь. Этот человек, он сейчас заберет кого-то из нас? Но так нельзя!
Люк открывается, в подвале сразу светлеет, и я зажмуриваюсь, делая вид, что продолжаю спать. Голоса становятся намного громче.
- Надеюсь, вы дали им снотворное. Не хотелось бы, как в тот раз, отчищать кровь от пиджака. Пришлось его выкинуть.
- Вы сами выстрелили в мальчика, Ричард.
- Он напал на меня.
Стук ботинок по лестнице.
- О, тут целый зверинец. А говорите, никого. София, дорогая, спускайся.
- Иду, папочка.
Пытаюсь на слух определить, сколько девочке лет. Не больше семи. Но могу ошибаться.
Слегка приоткрываю глаза, чтобы сквозь ресницы рассмотреть пришедших по наши души людей. Девочке пять. Красивое пышное платье, как у принцессы и лакированные белые туфельки. Мужчина в дорогом костюме, в руке пистолет.
Хозяйка пекарни неловко топчется возле лестницы.
- Ой, папочка, смотри, у мальчика ноги как у страуса! – хихикает София.
- Ты его хочешь взять, детка?
- Нет, - мотает девочка головой и вприпрыжку движется между наших матрасов.
Останавливается прямо рядом со мной. Я чувствую сладковатый запах ее шампуня и детского крема.
- А у этой девочки уши как у лисы. А еще она скучная. Хочу вон ту. Она похожа на кошечку. А ты давно мне обещал кошечку.
- Мы ее берем, - соглашается Ричард и поднимает на руки безвольное тело Бьянки.
Я не могу ее снова потерять, не тогда, когда мы уже почти выбрались. Не тогда, когда нашли союзников!
Не успеваю продумать план. Хватаю Софию за руку и роняю на себя. Девочка испуганно визжит. Я не хочу причинить ей вреда, только напугать ее отца, чтобы он оставил Бьянку в покое.
- Немедленно положите Бьянку на место! – требую я, подскакивая на ноги и крепко держа маленького ребенка за плечи.
Ричард оборачивается. Я вижу испуг на его лице.
- София, не дергайся, - просит девочку отец, а затем обращается ко мне. В его голосе больше нет той доброты, которая звучала еще секунду назад. – Если ты не отпустишь мою дочь, я убью их всех. Начну с девочки-кошки. А потом одного за другим.
- Но папа, ты обещал, что возьмешь ее домой! Ты не можешь ее убить! – дует губы София. И я больше не умиляюсь этим избалованным ребенком.
- Убьешь их, я убью твою дочь, - выпускаю когти и приставляю их горлу девочки.
Понимаю, что ничего не добьюсь. Мне кажется, что я сделала только хуже, чем могло быть. Если отпущу девочку, мужик точно убьет меня. Не отпущу, застрелит нас всех.
Но надо было попробовать.
- Оставьте Бьянку, и я отдам вам вашу дочь, прошу вас. Вы не можете ее забрать, она моя семья, - безвыходность заставляет меня давить на жалость.
Только Ричарду все равно.
- Мне плевать. Никто из вас, химер, не переберется на другую сторону, если я не заберу эту девочку-кошку с собой. Отпусти мою дочь, и я, так и быть, не убью тебя.
- Откуда мне знать, что это правда?
- У тебя нет выбора, крошка, - усмехается мужчина, словно не его дочь сейчас у меня в заложниках.
И я делаю то, что никогда бы не сделал Ирвин или кто-то другой.
Верю.
Разжимаю хватку и толкаю девочку в сторону Ричарда. Сама падаю на колени и закрываю голову руками, надеясь, что будет не очень больно.
Слышу, как мужчина подходит. Дуло пистолета упирается мне в голову. Вся сжимаюсь. Закусываю губу и отрывисто дышу.
«Пожалуйста, пусть это будет не больно. Только не больно» - единственное, о чем могу думать.
- Прошу не убивайте меня, - шепчу я, прерываясь на всхлипы. Мне страшно. Очень-очень страшно. Щеки уже стали влажными от слез. А нос забился от насморка. Мне остается только молить этого жестокого человека, чтобы он пощадил меня.
- Ты отвратительна. Пресмыкаешься перед тем, кто лишает тебя семьи. Вонючие химеры, готовы отдать все за свою жизнь.
Он пинает меня носком туфли в бок, и я заваливаюсь, растягиваюсь на полу и тихо плачу.
Шаги удаляются. Люк закрывается. В подвале снова темно.
Так и остаюсь лежать на полу в позе эмбриона и плакать.
***
- Мэл? Ты в порядке? – утром меня будит Алан.
От сна на жестком полу болит все тело, но мне плевать.
- Они забрали Бьянку, - хриплю я и хрюкаю забитым носом, пытаясь втянуть воздух.
- Кто? – Алан опускается на колени рядом со мной и помогает мне сесть. Ночью мне казалось, что я выплакала всю жидкость, которую могла. Но глаза тут же намокают и две крупные слезинки скатываются по щекам.
- Я не знаю. Мужчина с девочкой. Они пришли выбрать ей питомца. Она остановила свой выбор на Бьянке. Я пыталась помешать, но едва не познакомилась с пулей, - голос срывается на хрип. Меня трясет.
Алан неловко обнимает меня, пытаясь успокоить, я утыкаюсь ему в кофту и плачу, часто всхлипывая.
- Ты должна успокоиться и все рассказать остальным. Вдруг можно что-то исправить, - предлагает парень, но я только мотаю головой.
- Я ее отдала им. Могла бы убить эту девочку, попытаться добраться до горла мужика, но не сделала ничего. Струсила. А потом молила, чтобы он меня не убивал. Я ужасна, Ал. Ненавижу себя за это.
Парень молчит некоторое время, просто гладит меня по голове и, признаться, это действительно успокаивает.
- Ты сказала, у него был пистолет? Ты бы не смогла и на несколько шагов подобраться. Да и Бьянка будет жива, раз им нужен питомец, о собаках и кошках обычно заботятся лучше, чем о химерах в приютах. Ты пыталась, Мэл. Ты молодец, и не должна себя ни в чем винить.
Только и могу, что мотать головой. Ненавижу себя. Ненавижу.
Алан вдруг обхватывает мое лицо руками и заставляет посмотреть себе в глаза.
- Ты самый храбрый и прекрасный человек, которого я знаю. И, я уверен, ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы спасти всех нас.
- Ты, правда, так считаешь? – его слова прерывают водопад слез, который в последние пять минут льется из моих глаз.
Алан кивает.
- Простите, я отвернусь, не буду мешать, - раздосадованный голос Ирвина вырывает меня из мгновения цвета голубого неба, цвета глаз Алана.
- Нет, Ирвин, - я подскакиваю на ноги. – Бьянка. Они ее забрали.
