Ученые утверждают, что счастье – это химия: выделение дофамина, серотонина или эндорфина в кровь. Непрерывное счастье невозможно, так как мозг привыкает, и перестает испытывать удовольствие, получая свой гормональный коктейль. Но, по-моему, я живу вопреки биологии.
Когда я просыпаюсь от возни нашей младшей, даю ей грудь, обнимаю и чувствую, как она плюшевыми ножками упирается мне в живот, я испытываю острое счастье - умиление.
Когда через час старшая приходит из детской, забирается к нам в кровать, протискиваясь между мной и мужем, возится, распихивает и кряхтит, я, продолжая дремать, чувствую нежность.
Проснувшись, я первым делом ощущаю предвкушение. Завтрак! У кормящей матери по утрам зверский аппетит. Какао с пенкой, каша с изюмом, новости. Есть, пить, узнавать что-то новое как-то особенно приятно с утра.
Вот, наконец, старшая, одетая уговорами и угрозами, и муж, как всегда в мятом, стоят, взявшись за руки, в прихожей. Сладкая грусть расставания расплескивается в груди, но уже вечером за ней последует радость встречи. Когда они, расцелованные, обнятые и спроваженные за дверь, исчезают в лифте, начинается сладкое счастье матери маленького ребенка, которому она безраздельно принадлежит.
Я смотрю, как младшая пересекает квартиру. Словно луноход, справляющийся с новой для него гравитацией, она трогательно-неуклюже шлепает по полу ладошками . Я ловлю ее и несу к ванной. Глядя на кран, она недоумевает, почему вода такая теплая и сияет. Меня пронзает острое счастье сопричастности – мир ее глазами видится таким свежим, умытым и большим.
Какое это счастье, когда ребенок спит! Краткий, но насыщенный отрезок времени. Читаю, работаю, готовлю ужин. Если ценить время – можно многое успеть.
Мы идем гулять, и заходим за старшей в садик. Старшая - почемучка. Почему жук - зеленый, а одуванчик - желтый? Почему надо каждый день вставать? Почему собаки гуляют на поводке? Почему рыба живет в озере? Почему небо синее, а облака белые? Почему мороженное сладкое? Почему, чтобы вырасти, нужно есть суп, если хочется все время конфет? И сможет ли она есть одни конфеты, когда станет взрослой?
После ужина мы сидим в детской. Муж по-очереди запускает детей в космос. Я сижу на кровати в окружении игрушек, снятых с сушилки ползунков, кофточек и колготок, и пытаюсь рассортировать все по кучкам. Все эти маленькие вещицы похожи на планктон, который скоплением путешествует по нашей квартире. Я раскладываю его, процеживаю, как кит, но сама наслаждаюсь затишьем перед бурей. Когда мы втроем, я и мои дочери, будет как дельфины, бултыхаться в нашей тесной, но наполненной до краев счастьем, ванной. Будет много брызг, визга, и волн цунами, выплескивающихся на кафельный пол.
Все это шумное, суетливое счастье незаметно перетекает в сон детей. Наступает тишина, в которой можно насладиться друг другом. Лежа в постели, мы смотрим фильм, но не досматриваем.
Иногда, просыпаясь ночью, я иду на кухню, где горит уютный желтый свет, подхожу к окну и прислоняюсь к стеклу лбом. Раскачиваются верхушки деревьев, в пруду отражается луна, а стекло запотевает от моего дыханья. Похоже, пришла осень, в конце которой младшей исполнится год.
Наутро мы опять спорим про счастье. Муж сдается. "Должно быть,- говорит он, - окситоцин действует иначе. Женщины, конечно, от него глупеют, он я хотел бы стать женщиной, чтобы это пережить".