Мне было три года, у меня были синие-синие глаза, и ногти окрашены в красный. Будучи старше, я любила вставать в платье на стул и с выразительностью в голосе рассказывать стихи. Или забираться с ногами на стол, чтобы дотянуться до спрятанных конфет в шкафу, который висел на стене. Мне нравилось рисовать за мольбертом, стоя, без карандашных набросков, сразу акварелью. Я не любила делать наброски рисунков карандашом, потому что возникало желание что-нибудь исправить. Я просто хотела, чтобы всё получилось таким, как есть. Ко мне подходил мальчик и спрашивал, что это за люди, которых я рисую. Я улыбалась и не отвечала.
Потому что я не знала этих людей.
Ты ведь тоже о чём-нибудь вспоминаешь? Ну, признайся. Вспоминаешь, когда идёшь по улице или едешь в автобусе; когда стоишь в очереди среди чужих спин и уже хочешь уйти; когда слышишь песню, но слушаешь только свои мысли. И вот в какой-то момент понимаешь, что должен быть не здесь и не с теми. Не в этом месте, не с этими людьми.
Это как играть в “стульчики”, когда бегаешь с кем-то вокруг пустых стульев, и по чьей-то команде “стоп!” ты видишь, что каждый сидит на своём месте, а тебе просто не хватило стула.
Только в жизни иначе: никто не приказывает тебе останавливаться. Напротив: ты сам останавливаешься, когда захочешь, но потом понимаешь, что так и не нашёл своё место в жизни.
Как будто не хватило места.