(продолжение, начало - здесь)
***
Но осень поздняя пришла,
И с нею стройка замерла.
Игуменья с сугубым знаньем
Переменяла послушанья.
**
Теперь Мария в теплый храм
Была приставлена к мощам:
Здесь чтимый широко святой
Обрел последний свой покой.
**
Лишь год как в светлой простоте
Открыты были мощи те,
И нескончаемый поток
Людской к раке святого тек.
**
Особенно по воскресеньям
Людей – почти столпотворенье.
Мария у раки стояла,
Стекло в окошке протирала,
**
Что над главой святого было
Мутнело очень быстро, плыло
От поцелуев и дыханья –
Нуждалось в частых обтираньях.
**
А старшей в храме – ну, дела! -
Мать Александра вновь была.
И от начала послушанья
Марии вновь одни страданья.
**
Мать Александра властно в храме
Вершила разными делами,
И голос резкий там и сям
Звучал порою на весь храм.
**
Как между службами в обед
Храм закрывался, так всех бед
В том храме каждый ожидал –
«Час Александры» наставал.
**
Вслед за священником она
Паломников всех прочь гнала
Из очереди от раки,
Порой и с помощью руки.
**
Ей с теми было нужно биться,
К мощам кто чаял приложиться –
За время службы весь поток
Людей пробиться к ним не мог.
**
Ну, а во время всей уборки
Мать Александру слышно только:
- Ты воду что здесь налила?!.
- Ты где это ведро взяла?
**
- Мерзавка, пыль здесь почему?
Сейчас возьму и мордой ткну!
- А вы что стали? Где терялись?..
Послушницы вокруг метались.
**
Мария с бранных криков тех
Страдала за себя и всех
И не могла никак решить –
Такой как можно грубой быть?
**
И думала, застыв лицом:
«Монахиня ведь образцом
Должна быть кротости всегда,
Смирения, любви, добра.
**
Как Ангел или Божья Мать
Должна всем людям сострадать.
А эта!.. Разве можно так?..»
Простить ей не могла никак.
**
«Ну, как такое может быть?
Как можно всем вокруг грубить?..
Сдержаться в храме бы могла –
Насмешка это и хула!..»
**
И возмущенье в ней росло, -
Ее уже слегка трясло,
Когда заслышит новый крик,
Кусала губы – нервный тик.
**
Как доставалось ей самой,
В груди – почти звериный вой.
Хотелось выдать ей в ответ
Так, чтоб запомнила навек.
**
И злость в ней, что ни день, росла.
Она однажды поняла,
Что больше жить не может так,
Что грех растет, как на дрожжах.
**
И как неделя подошла,
Она на исповедь пошла.
Пред литургией первой ранней
Все исповедовались в храме.
**
Людей пока еще немного, -
Мария выбрала с порога
И подошла к совсем седому
Священнику отцу Платону.
**
То небольшой был старичок,
Главу клонил чуть-чуть на бок,
В подряснике, прошитом строчками,
Монахинь называл он дочками.
**
Ему Мария рассказала
То, что ей душу так терзало:
Что, несмотря на бой с грехом,
Не может справиться со злом.
**
Что вопреки борьбе своей
Гнев закипает часто в ней,
И до того уже дошла,
То от души желает зла…
**
- Да, дочка, грех в себе голубишь…
Мать Александру ли не любишь? –
Отец Платон ее прервал
И тем врасплох душой застал.
**
Мария сразу вся смешалась.
- Да!.. – прошептав, ему призналась.
Отец Платон склонил главу,
Речь заструилась на плаву:
**
- Не первая уже ты, дочка,
Попала, вот, на сей крючочек…
А ты ведь и могла бы знать –
Монахиней не просто стать.
**
Ну, дочка, ты, вот, мне ответь:
Чего монашке не иметь,
Как думаешь, трудней всего, –
Чего, такого одного?..
**
Семьи?.. Нет, дочка, правда, эх,
В миру таких ведь много. Тех,
Что остаются холостыми,
И даже не грешат с другими.
**
Имущества?.. Нет, дочка, ей –
Ну, сколько нищих и бомжей!
У них ведь тоже своего,
Как у монахов – ничего…
**
Трудней всего – запомни, дочь, -
От воли отказаться прочь,
И своелюбие сломить –
Всю душу Богу поручить.
**
Кто своеволье сломит вширь –
Тот не покинет монастырь,
А истинный монах лишь тот
Себя кто Богу предает…
**
- Да, Богу…. Но не людям, нет!?.. –
Мария вздрогнула в ответ,
Как бы пытаясь ухватить
Спасенья тоненькую нить.
**
Отец Платон склонился вбок.
- Эх, дочь, поверь, настанет срок,
И ты когда-нибудь поймешь,
Что чрез людей Бог правит тож.
**
Чем испытала – веруй тем ты,
Что люди – это инструменты
В Его Божественных руках,
И пусть в тебе пребудет страх.
**
Тебя терпенью обучить
И своеволие сломить –
Как сделать это, Он ведь знал –
Тебе мать Александру дал…
**
Отец Платон сощурил глаз
И вновь серьезным стал тотчас:
- Не думай, дочь, что Бога с века
Послушать легче человека.
**
Тот, кто не слушает людей,
Как Бога будет слушать – ей!?..
Повиноваться лично Богу,
Ох, дочь моя, трудней намного!
**
Есть в Библии тому пример –
Пророк Иона…. Бог велел
Ему в Ниневию прийти,
А он не хотел идти.
**
Что было дальше – ты ведь знаешь…
Вот, дочь моя, ты понимаешь:
Чтоб Богу верным быть без лжи –
Сначала людям послужи!..
**
Мария подняла глаза,
В них боль дрожала и слеза,
И как застыл вопрос под стон…
Ответил ей отец Платон:
**
- А что до грубости ее…
Скажу тебе но это все:
Дочь, монастырь – собранье, ей,
Не ангелов – живых людей.
**
Ты больше в грезах не витай,
Здесь жизнь – тяжелый труд, не рай.
И больше, - дух порой гася,
Из душ здесь грязь выходит вся.
**
Ты так не думай, дочь моя!..
Мать Александра здесь не зря:
Монахини за кругом стен
Должны быть разные совсем:
**
И кроткие, как голубицы,
Кому пред Богом лишь молиться.
И Александра здесь нужна,
Что к бою смертному годна.
**
Поверь, что без таких людей
Не стало бы монастырей, -
Они, как стены иль броня,
От мира падшего хранят.
**
Так что послушай, дочь моя, -
Ты повинись пред ней сама,
За все то зло в душе твоей,
Что ты копила долго к ней…
**
Мария подняла глаза,
Шепнула «да» ему в слезах,
Сквозь краску муки и стыда
Решимость в ней была видна.
**
Он епитрахилью покрыл
Ее главу и разрешил
Марию от греховных креп,
Благословив ее послед.
**
А вскоре, где-то через час,
И литургия началась.
Мать Александра в храм пришла,
Когда уже там служба шла.
**
Мария после службы к ней
Решила подойти скорей,
Во всем признаться, повиниться,
Что злу дала в себе скопиться.
**
Она средь первых причастилась,
К раке обратно возвратилась,
К которой очередь росла,
Там послушание несла.
**
Очередной паломник как
Приложится к окошку, так
У головы святого справа
Она окошко протирала.
**
Народу много в этот раз
К мощам стремилось в храм попасть,
И очереди длинный хвост
На улицу из храма рос.
**
Уж литургия вся прошла,
А очередь все шла и шла, -
Конца и края не видать,
Пора уж храм и закрывать.
**
А очередь все та ж – не меньше,
Так много, видимо, приезжих…
- Эй, закрывайте двери в храме! –
Вдруг Александры голос грянул.
**
И входа шум, как рокот бурь,
Там крайние рванулись внутрь.
Мать Александра, как скала,
В проходе путь им заняла.
**
- Куда же, подлые, вы прете?
Закрыто! Ясно?.. Не пройдете!
Она тигрицы свирепей
Всех стала выгонять взашей.
**
- Ну, матушка, пусти! Стояли!..
- Пошли! Иль, наглые!.. Достали! –
Мать Александра всех гнала.
Мария будто замерла…
**
А те, что в храм уже прорвались,
К раке добраться попытались…
- Мария, слышишь? Закрывай
Раку!.. Решетку забирай!
**
Вокруг раки как загородка
Была до пояса решетка,
И кто-то на нее полез,
Решетка дрогнула под вес…
**
Мать Александра путь к раке
Пробила, волю дав руке,
Людей пихая по бокам:
- Вот, наглые! Ужо вам дам!..
**
Народ вокруг - кто в крик, кто в стон…
Мать Александра напролом
К раке, заткнув кому-то рот,
Пробилась, перекрыв проход.
**
И чуть назад подалась в бок,
Чтоб разблокировать замок
И дверь освободить с петли…
- Ну, матушка, прошу – пусти!..
**
Я уезжаю…. Ну, чуток!.. -
Какой-то хлипкий мужичок
В проходе на колени стал, -
Я из Перми едва попал…
**
И голову склонил он дол…
- Да много вас! Иди! Пошел!..
Мать Александра рвясь, как зверь,
Захлопнула в оградке дверь.
**
Та мужичку стальным кольцом
С размаху шваркнула в лицо, -
Разбила голову и бровь.
Назад тот завалился, кровь…
**
- А ты, мерзавка, что стоишь?
Ты, дрянь такая, люд злобишь!..
Дверь почему не закрывала,
Как только я тебе сказала?!.. -
**
Мать Александра на Марию
Обрушилась упреки злые…
Но та застыла, замерла,
Вся бледная как смерть была.
**
И слезы брызнуть не успели –
В глазах ее огнем горели.
Казалось, даже не дыша,
Она прочь от раки пошла.
**
Безумный вид ее лица
Смутил всех в храме до конца.
Затихло ото всех сторон...
Дрожа, Мария вышла вон.
**
И шла, похоже, наугад
Сквозь двор и монастырский сад
Вдаль без тропинки и следа,
И вышла к берегу пруда.
**
Здесь было глухо и пустынно –
Глубокой осени картина:
На почерневших в дождь деревьях
Кой-где уже не листья – перья.
**
Измазанные глиной тучи
Ползли, цепляя сосен кручи,
И темно-сизая вода
Чернела в глубине у дна.
**
Она остановилась с краю,
Глядела в воду не мигая.
«Уйти?.. Смотри: лишь шаг – и все!..» -
Вдруг поглотила мысль ее.
**
- О, нет, Господь, не допусти!..
«Смотри: всего лишь шаг – иди!..»
- Нет-нет, не сметь! То – страшный грех!..
«Иди, забудешь обо всех!..»
**
Она у края зашаталась –
Борьба в ней жуткая свершалась…
- Иисусе, Господи Христе,
Спаси Пречистой Мати те!..
**
Как ветер над водой дохнул,
Ее от края отвернул.
Она прошла чуть по аллейке
И опустилась на скамейку.
**
Невероятная усталость
Вдруг на Марию оборвалась,
Так навалилась, что в итоге
Свело под судороги ноги.
**
И пустота разверзла грудь,
Что ни вздохнуть, ни продохнуть…
Так на скамье с листвою прелой,
Не шевелясь, она сидела.
**
Сырой осенний холодок
Покрыл ей в изморозь платок
И проникал под покрывало –
Она его не замечала.
**
Стемнело уж. Пробили ужин,
Что был, как и обед, не нужен,
И звон опять потек в полет –
То начинался крестный ход.
**
Почти уж по ночной поре
Обычай был в монастыре:
Монахини все, что в нем были,
Его по кругу обходили.
**
Мария видела их тени,
Что плыли в темноте осенней…
«Нет, я уйду…. Уйду отсюда –
Вернусь назад к нормальным людям….»
**
Она с большим трудом поднялась –
Ей тело не повиновалось.
Вдруг мысль вошла в сознанье с краю:
«Я, кажется, псалтырь читаю?..»
**
Здесь было правило такое:
Насельницы монастыря по двое
В две смены, ночь что разделяли,
Псалтырь пред кельями читали.
**
Одновременно – то охрана…
Еще был дед, глухой и странный,
Что жил в сторожке у ворот
И как бы караулил вход.
**
Мария к десяти пришла
И свечи у икон зажгла.
И вот щебечет ей на ушко
Напарница ее Танюшка:
**
- Митрополит-то, кто бы знал!? –
На Рождество к нам обещал!
Игумья-матушка со спаржей
Ушицу думает стерляжью…
**
Она в монастыре лет пять
Не уставала щебетать.
Кто знает, оттого ль то было –
Еще в послушницах ходила.
**
- А знаешь?.. – принялась опять.
- Танюшка, слышь? Давай читать!.. –
Ее Мария прервала,
Псалтырь на аналой взяла:
«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых
И на пути грешных не ста,
И на седалище губителей не седе,
Но в законе Господни воля его
И в законе Его поучится день и нощь…»
**
И так уж час псалмы читали,
Между собой чередовали,
Как шум раздался за дверьми,
И маты с хохотом одни…
**
Танюшка вмиг перекрестилась,
Как двое в коридор ввалились -
Два сильно пьяных мужика,
Шатавшихся в ногах слегка.
**
- Гляди, Петруха, чи монашки?..
- О, я мечтал врубить в них шашку!..
- В натуре, на монастыре
Они созрели по поре!..
**
- А ну – чо замерли, девчонки!?..
Задрали черные юбчонки!..
Пора, красавицы, узнать,
Как мужики вас будут драть!..
**
И к ним направили свой путь…
Один Танюшку взял за грудь.
Та прочь к стене рванулась с криком
И завизжала кошкой дико.
**
- Глянь, стремная, как будто смерть! -
Над ней не станет попыхтеть…
Заткни, коза, свое дупло!
Тебя и тронуть западло…
**
- А эта, глянь, ничо, Бадяж!..
Ну, помоги поставить в раж…
Они Марию обхватили
И на пол, заломив, свалили.
**
Мария на полу рвалась,
Как птица, что попала в снасть,
Борьбе все силы отдавала,
Танюшка у стены визжала…
**
Тут дверь от келий коридора
Вдруг распахнулась до упора:
Мать Александра появилась…
(Танюшка, вмиг метнувшись, скрылась.)
**
Секундой стало ей застыть,
Чтоб обстановку оценить…
- Ах, вы, мерзавцы! Прочь с нее!.. –
Она к ним бросилась стрелой.
**
И в шею верхнему вцепилась,
Под кем Мария глухо билась.
С ноги, чуть развернувшись, тот
Ботинком двинул ей в живот.
**
Мать Александра побелела,
Но снова навалилась телом,
Хоть тот, кто сзади бил Марию,
Пытался помешать ей силой.
**
- А, сука толстая!..- всхрипел
Придавленный под нею, бел.
Из брюк вдруг финку сковырнул
И в бок монахине пырнул…
**
Мать Александра, охнув с мукой,
Упала в сторону на руку,
Пытаясь боль чуть переждать,
И кровь бегущую унять.
**
Но вскоре вновь в лицо вцепилась,
Хоть лужа уж под ней багрилась…
- Да, ты, паскуда, снова здесь?.. –
Насильник вызверился весь.
**
Он финку сбоку в разворот
Всадил два раза ей в живот.
Мать Александра вскрикнув глухо,
Согнулась до колена ухом…
**
- Менты, Бадяж!.. Скорее – рвем!..
Те бросились к окну вдвоем.
К ним от дверей, где мрак лежал
Наряд милиции бежал.
**
Снаружи вызвали на крик, -
Скрутили быстро тех двоих…
Мать Александра и Мария
Лежали рядом, как родные…
* * *
С тех прошло почти полгода:
Уж схлынули весною воды,
В монастыре вглубь от ограды
Заколыхалась зелень сада.
**
Мать Александру схоронили
В саду, у пруда, там, где плыли
От неба в сини облака
И колыхались вглубь слегка.
**
Мария на ее могилу
С утра и вечером ходила.
Там, на кресте, где надпись кратка,
Горела день и ночь лампадка.
**
Марию вскоре с этих пор
Уже постригли в рясофор,
И послушанье дали ей –
Следить за жизнью храма всей.
**
То послушанье, как хотела, -
Мать Александра что имела,
И в память вечную о ней –
Всего Марии то важней.
**
Вот воскресенье. Полдень. Храм
Заполнен даже по углам.
К мощам Мария для порядка
Людей сдержала у оградки.
**
А люди вкруг заволновались,
И было уж, вперед подались…
- Куда ломиться? Прочь от сих!.. –
Она прикрикнула на них…
(начало поэмы - здесь)