Так гундоровские казаки определяли своё отношение к малоземелью в пределах станичного юрта. В источниках давних лет землю называли "вечностью". Хотя какие могли быть вечные качества у земли, если посевные площади постоянно уменьшались из-за размыва почв, роста балок и буераков, съедавших склоны, обращённые к ним. В иные годы землю буквально выдувало с казачьего пая и оголялись бесплодные глинистые солонцы. О каких высоких урожаях можно было вести речь?
Для того, кто интересуется историей развития сельского хозяйства в донском крае, будет очень интересен документ «Сведения о состоянии сельского хозяйства и населении в районе Каменской, Луганской, Митякинской и других станиц донецкого округа в 1901-1902 г.г.»
В разделе, посвящённом Гундоровской станице, указывалось, что первый год ХХ века стал для казачьих хозяйств неурожайным. В 1901 году с десятины было собрано озимой пшеницы, «гарновки», «гирьки» по 30 пудов; жита - по 36, ячменя - по 45, овса - по 40, проса - по 45. Средний высев на одну десятину составил пять пудов.
Интересно проанализировать, кто и как работал на полях, кроме коренного казачьего населения. В основном это были наёмные работники - батраки. Их набралось 196 семей или 346 душ, как написано в отчёте за 1901 год. Именовались они так же, как иногородние - пришлым населением. И пришли они в основном из соседних Воронежской и Екатеринославской губерний. Расценки на их, без преувеличения сказать, каторжный труд, были такими. Средняя оплата годового рабочего (батрака) для мужчин составляла 75 рублей. Женщина, за не менее тяжёлый труд получала только 35 рублей. Сразу видна вопиющая несправедливость. Женщины работали с мужчинами почти на равных, а оплату получали в два раза меньше. Работник на определённый срок - от Троицы до Покрова - оплачивался так: мужчина получал 35 рублей, а женщина - 24 рубля. Подённые работники в страду получали: мужчина - 1 рубль 50 копеек, а женщина - 90 копеек. В другое время года оплата падала для мужчин до 70 копеек, для женщин - до 30 копеек. О том, что можно на эти деньги купить, подробно рассказано в предыдущей статье о земледелии в станице Гундоровской.
В отчёте также было уделено внимание правильному севообороту и распределению земель по назначению. Приводились такие данные:«На 100 казённых десятин станичных земель приходилось толоки (это пастбище для скота) 35 десятин, озимой пшеницы - 3 десятины, жита - 17 десятин, «гарновки» засевалось 23 десятины, площадь «гирки» составляла примерно 1 десятину, ячменя гораздо больше - 21. (Все это очень просто переводится в проценты). Как только приходил урожайный год на зерно, то в следующем уменьшалось количество земли под пастбище и кормовые культуры. Соответственно, скот негде было пасти и нечем кормить, а при уменьшении его численности уменьшалось естественное удобрение полей и не менее нуждающихся в подобных удобрениях огородов. И тогда через год-другой снова падала урожайность всех культур и всё повторялось по кругу. Таким образом, казак со своей многочисленной семьей с пая собирал совсем немного. А ведь нужно было и коня строевого прокормить, и рабочих лошадей, и волов, и коров, и другую живность. Что-то на ярмарке продать, чтобы купить мануфактуры, скобяных и шорнических изделий, инструмент для работы, одеться, обуться. Да мало ли нужд у земледельческого хозяйства?» Нужд было действительно не мало. И земледельческое население выбирало свой привычный, не от хорошей жизни путь – как можно от большего отказываться и жить проще, а о большем лишь мечтать
Весьма полную картину жизни казака-хлебороба в начале ХХ века даёт документ в виде экономического обследования станицы Гундоровской за 1907 год. Автор этого документа - действительный член Донского статистического комитета Иван Васильевич Тимощенков. В подобных научных трудах он проявлял себя как статистик, экономист и географ- краевед. В своём экономическом обследовании И. В. Тимощенков описывает состояние земель Донецкого округа Области Войска Донского, приёмы их обработки и урожайность по каждой из сельскохозяйственных культур, основные промыслы населения и экономические взаимоотношения среди различных слоёв казачества.
В начале обследования Тимощенков констатировал факт, что земли юрта станицы по правой стороне Северского Донца необыкновенно гористы и представляют собой волнообразную возвышенность. Земля почти сплошь неудобная и недоступна для обработки, а выглядит как каменная, тянущаяся на десятки верст, гряда. Отличительной особенностью земель правого берега Северского Донца была недоступная для нормальной обработки плугом крутизна склонов и провалы по местным балкам. Состав почвы, в которой преобладали хрящи (каменистые уплотнения почвы), солонцы с глиной, был весьма далёк от плодородного. Удобными для земледелия местами на всём пространстве правой стороны Северского Донца можно было считать только одну четвёртую часть. А вот местность того же Гундоровского юрта, расположенная на левой стороне Северского Донца, абсолютно выглядела по-другому:
«Это равнинное пространство, поросшее лесом, с небольшими подъёмами и покатостями, включая и зыбучие пески. Земля левобережья в большинстве своём не только хороша для хлебопашества, но и даже во многих местах вполне пригодна для садоводства и огородничества. Есть места, где земля чисто чернозёмная, и чернозём лежит на две и на три четверти аршина. Но в большом количестве есть и песчаные почвы».
Несчастье для станичников заключалось в том, что много такой равнинной земли, пригодной для крестьянской работы, на левом берегу Северского Донца было погублено зыбучими песками. В западной части юрта станицы, в районе хуторов Большой Суходол и Белинский отмечалось разнообразие почв. Здесь, наряду с абсолютно непригодными участками, были удобные земли сплошь чернозёмного состава. На одной и той же вспаханной десятине, можно было встретить несколько сортов солонца, чернозёма и всевозможных суглинков; особенно ярким разнообразием отличались места с каменистыми и хрящеватыми грунтами. Каменисто-хрящеватые места нельзя было распахивать, так как плуг, запускаемый в них, или выпрыгивал из земли, или ломался. Однако бывали случаи, когда неурожайная на вид, бесплодная, хрящеватая почва давала хороший урожай хлеба. Причина, скорее всего, была в ливневых дождях, в одно время приносящих хрящам, с более возвышенных мест питательные вещества, в другое время, наоборот, уносящих с них такие же полезные для почвы вещества. Подвергаемая распашке хрящеватая почва была обыкновенно чёрно-бурого, реже бурого, золотисто-беловатого и серого цвета.
В конце 1906 года станица представила начальству приговор своего сбора от 13 октября того же года, в котором было заявлено о своём крайнем обеднении вследствие малоземелья: «Главная причина нашего обеднения, - говорится в приговоре, - от малоземелья нашего юрта и плохого качества почвы. Пахотной земли находится у нас на каждого домохозяина только по 6 десятин, в число которой удобной земли входит меньше половины, а остальное состоит из камня, хряща, солонца и песка. Мы обрабатываем и неудобную землю за недостатком удобной, и только изредка, в лучшие годы, получаем от неё самый плохой урожай, а в года засушливые, какими случились последние два, на наших землях ничего не родилось, и поэтому в настоящем году мы, в большинстве домохозяев, остаёмся без хлеба для себя и без корма для нашего скота, который приходится сбывать. Юрт наш каменист и сильно размыт дождями, отчего каменистая почва обнаружилась теперь в гораздо большем количестве. Земля не даёт насущного хлеба, а не только средств на справную службу. Население… томится постоянно земельною алчбою и жаждою...».
Как только хуторяне узнавали, что куда-нибудь можно переселиться, то сейчас же из хуторов сыпались заявления, просьбы и приговоры о том, что такой-то и такой-то увольняется в переселение. Поднимались и записывались целыми хуторами, являлись в станичное правление, представляя увольнительные приговоры от хуторов. Так произошло в 1906 году, когда с хуторов Плешаков, Власов, Верхне-Дуванный, Шевырёв и других, собрались со всем своим скарбом 97 казачьих семейств, заявив станичному правлению, что им угрожает голодная смерть в родных местах и что они порешили переселиться на войсковой участок в Калмыкии. И это, и последующие ходатайства были удовлетворены, и действительно, в Сальском округе в юрте Орловской станицы казаки основали хутор Гундоровский, поскольку в те годы, вновь образованные хутора, называли в честь станиц, из которых были выходцами переселенцы. Хутор этот существует и поныне.
Интересный факт… К документу Тимощенкова прилагались карта юрта станицы Гундоровской и семь банок с образцами почвы с указанием, в каком месте юрта взят образец и его номер. Конечно, банки эти в архиве не сохранились, а то была бы возможность сравнить их с теми почвами, которые обрабатывают нынешние гундоровцы. В обследовании нашлось место для описания водного баланса на землях станицы. Совсем безводной была признана только северная часть юрта на левой стороне Донца: «Здесь возили воду к месту работы бочками, обыкновенно четыре пары волов. Причём осенью, когда поили скотину один раз в день, нужно было две бочки. Летом же, в разгар полевых работ, воды не хватало… Предпринимаемые меры по рытью колодцев в этой части юрта результата не давали. Даже после того, как проходили по 12, 15 и даже 20 саженей, воды не получали».
Зато правый берег Северского Донца был примечателен, как сказано в обследовании, «обилием текучих вод». Это и степные речки Большая Каменка, Деревечка, и даже речушка со странным названием Гундоровские Гражеки. По балкам Провальская, Дуванная, Таловая, Куликовская, Рубежная также текли ручьи. Весной они становились достаточно полноводными, но, разумеется, в жаркие месяцы почти пересыхали.
При отдаленности от жилищ пахотных и сенокосных угодий, казачьи семьи надолго выезжали в поле и становились там полевым биваком. Во время полевых работ, когда казачья семья садилась обедать, на высоком шесте вывешивали платок или белое полотенце, видное издалека. Этот знак-приглашение означал: «милости прошу, к нашему шалашу». Самое интересное, что и шалаш на каждом биваке обязательно имелся.
Неимоверно тяжёлый труд земледельца, всё-таки давал плоды и к 1914 году в станице Гундоровской выбились в разряд зажиточных несколько хуторов. В архивах сохранились их описания.
В довольствии хутора Аникина, это южный край Гундоровского юрта, было 6 186 десятин земли. Дворов в нём насчитывалось 156, мужчин - 529, женщин - 523. Действовала Вознесенская церковь, отличавшаяся хорошим убранством и богатой утварью. На хуторе даже устраивалась ярмарка, работала своя вальцовая мельница.
В среднем течении реки Большая Каменка широко раскинулся большой хутор Сорокин (ныне это город Краснодон). Земли в его распоряжении находилось немало – 5 138 десятин, дворов насчитывалось 204. Из жителей хутора мужчин было 700, а женщин чуть больше - 711. С 1893 года шли богослужения в Кирилло-Мефодиевской церкви, в приходе которой состояли не только казаки, но и большое количество рудничных и железнодорожных рабочих. На речке Большая Каменка хуторянами устроено несколько водяных мельниц, а на местном угле работала паровая мельница.
На Северском Донце, напротив основного места поселения станицы, раскинулся хутор Михайловский. Земли в своем довольствии он имел 4 877 десятин, дворов - 208, мужчин - 652, женщин - 647. В центре хутора красовалась церковь Архистратига Михаила. На возвышении стояла ветряная мельница, а при полном безветрии выручала хутор мельница паровая, также использовавшая уголь, доставляемый с местных шахт.
Помимо земледелия, к которому казаки относились почти благоговейно, называя его божьим промыслом, местное население ещё активно занималось скотоводством. Надо помнить, что донские казаки разведением животных занялись значительно раньше, чем земледелием. Из своих военных походов они возвращались с богатой и разнообразной добычей. Среди этой добычи обязательно были большие гурты скота и табуны лошадей. Всё это требовало постоянного ухода: нужно было пасти живую добычу, принимать приплод, заготавливать корма на зиму. Так появился новый вид занятия для казака. Хотя на Северском Донце, в чистом виде, скотоводы почти не встречались, поскольку каждая семья занималась и скотоводством, и земледелием одновременно. Но всегда хлеборобы говорили, что не может быть хорошего скотоводства без земледелия, как и не может быть земледелия без хорошего скотоводства.
Особое значение в хозяйстве имел рабочий скот - волы, коровы, рабочие лошади. Кормилась скотина летом на отведённых пастбищах, зимой переживала непогоду на базах. В станицах по Северскому Донцу разводили в основном калмыцкую, венгерскую, украинскую породы крупного рогатого скота. В упомянутом уже обследовании Ивана Тимощенкова об экономическом состоянии станицы Гундоровской за 1907 год мы можем найти такие строки: «Скотоводство станицы приходит в упадок в том отношении, что рогатый скот вырождается и мельчает. Причина тому… недостаточные выпасы и бескормица. Недостатком корма для скота население часто бывает затруднено до крайности, и в последние два неурожайные года, не будь железных дорог, скот в станице больше, нежели наполовину погиб бы. Солому доставляли с Кавказа, из Полтавской и Черниговской губерний по железной дороге… И всё-таки зима забрала у станицы много скота. В некоторых хуторах скотоводство ведётся крайне небрежно. В хуторе Большой Суходол насчитывается 180 дворов, а в общественном стаде не было ни одного совершеннолетнего бугая».
Далее в этом документе приводится пример бесхозяйственности, более чем столетней давности. В станицу выписали от войска семь быков. Из них один оставлен в поселении самой станицы, а шесть размещены по хуторским стадам. Но эти животные попали в совершенно не подходящую для них обстановку. Неудивительно, что один бык пал, другой испортился, как производитель и был продан с аукциона мясникам, а третий оказался тяжёлым и непригодным для мелких местных коров. От него не рождалось никакого приплода. Все коровы, покрытые им, погибали от нерастёла, поэтому его продержали два года и возвратили в войско. В этом месте лучше процитировать Тимощенкова: «Остальные четыре бугая содержались в стадах хуторов Верхне-Дуванный, Аникин, Изварин и Ковалёв. Но житьё их было крайне неприглядно. Летом они ещё как-то питались на скудном подножном корме. Зимой же почти подыхали с голоду, так как их кормили по дворам подённо. И причём получалось так, что один хозяин накормит, а другой и не подумает».
Интересное заключение, не правда ли? Происходило всё описанное в животноводстве хуторов и станицы за четверть века до сплошной коллективизации. Психология казака, отношение его к общественному имуществу, показаны на этом примере, как нельзя лучше. Но ведь попытались же переломить, эту самую психологию собственника, попробовали уравнять всех без разбору в старательности, в трудолюбии, в уважении к произведённому чужими руками добру. Не получилось. Но обвинили не авторов социального эксперимента, а того же самого казака: мол, слишком живуча оказалась в нём частнособственническая психология. И отыгрались на нём же, на сельском труженике. Но произошло это, конечно, гораздо позднее.
Любой разговор о ведении сельского хозяйства начинался с вопроса: каким количеством деловой земли владеет домохозяин? О малоземелье и достаточно низком качестве земли в станице Гундоровской говорили постоянно. В 1904 году произвели очередной передел станичного юрта, но на него наложили столько ограничений, что ничего путного для простых земледельцев не вышло. Приращения своих наделов они не получили. Из 8 745 паёв сдавалось в аренду 562. И это, разумеется, не от хорошей жизни. Из общего числа паев в станице Гундоровской 215 паев было вдовьих и они тоже, как правило, сдавались в аренду. Иной хозяин сдавал весь свой пай в станице Гундоровской за 7 рублей за десятину, а брал в аренду лучшую землю в Новочеркасской станице или в Екатеринославской губернии и по цене за одну десятину по 9 рублей. Или того проще, на левом берегу Донца, в станице Митякинской, тоже по 7 рублей за десятину, но зато плодородной земли
На 1 января 1913 года в станице числилось 6 926 паев пахотной земли. Всего от шести до восьми десятин пахотной земли приходилось на пай. Гундоровцы постоянно писали в войсковые инстанции о необходимости увеличения и количества паёв, и земли, приходящейся на каждый пай.
В недрах казачьих масс родилась идея о выделении дополнительного пая земли казачьим семействам за семь лет до зачисления сына на казачью службу с тем, чтобы можно было сдавать этот пай в аренду, а деньги направлять на сборы на службу казака-малолетки. В начале 1913 года признавалось, что капитал, необходимый для сбора на службу казака, должен состоять не менее, чем из трёхсот рублей. Сумма денежных средств, по тем временам, огромная! Предложение по досрочному наделению земельными паями малолеток не прошло только потому, что имелись и такие казачьи семьи, в которых рождалось по пять дочерей и ни одного сына. Несправедливости, по мнению войскового правительства, допускать было нельзя.
В тот памятный 1913 год арендная плата за десятину под распашку и сенокос составляла не менее восьми рублей и соседи, несправедливо обделённые самой природой младенцами мужского пола, посчитали, что кое-кому удастся неправедно обогатиться и заработать по сто, а то и по двести рублей в год.
В станице Гундоровской в 1913 году было только три процента домохозяев, не имевших совсем рабочего скота и лошадей и только четыре с небольшим процента домохозяев сдавали свой пай в аренду, по причине невозможности обрабатывать землю самостоятельно. Получается, что всего три-четыре казака из сотни, являлись беспросветными бедняками и только их жизненное положение, могло стать оправданием для тех социальных потрясений, которые грянули на донской земле спустя четыре года после представления этого атаманского отчёта. 1913 год был благополучным по урожаю, поэтому только две казачьих вдовы ходатайствовали о выдаче ссуд из хлебных магазинов и получили их по причине неисправимой, но объяснимой, бедности этих семейств.
На нескольких цифрах следует остановить внимание читателя. В станице, по отчётам атамана насчитывалось всего лишь 3-4 процента хозяйств, имевших круглогодичных работников, то есть батраков. Примерно такая же доля от общего числа казачьих хозяйств из-за безземелья и отсутствия рабочего скота, а также инвентаря для обработки земли не могли выбиться из беспросветной бедности. В станице было 215 вдовьих паёв и только две вдовы попросили хлебную ссуду. Рассуждения о глубоком социальном расслоении, об эксплуатации сельских тружеников кулаками, о невозможности прокормить семьи своим трудом, появились гораздо позже. Но для их подкрепления и обоснования использовали уже совсем другую статистику, явно не отражающую реалии донского земледелия.