Слишком много писали о военных действиях 1812-го года, чтобы повторять их, поэтому я ограничусь лишь тем, что послужило поводом написать эту историческую заметку, а именно, - предзнаменования Наполеону в печальном исходе похода на Россию.
Один из участников похода на Москву, французский полковник Жоли, оставил племянникам свои воспоминания об этом роковом для французов походе.
В своих мемуарах Жоли сообщает некоторые подробности о времени вступления на землю России Наполеона, пребывания его в Москве и обратном беге. Он пишет о том, что Наполеон был суеверен, и это отнимало у него немало энергии.
...Подъезжая верхом к Неману, лошадь императора упала и сбросила его с седла, на расстоянии нескольких шагов, в песок. ...«Дурное предзнаменование, - сказал Наполеон, вставая, - римлянин отступил бы.»
...Однако он приказал переправить через реку 300 вольтижеров для защиты постройки мостов; в то же время по всем пунктам разослали ординарцев, а к 2 часам утра были перекинуты три моста.
...В то время, как три французских авангарда вступали на русскую территорию, в Вильне давали бал в честь императора Александра, и он танцевал с женою главнокомандующего русской армией, Барклая де-Толли. Когда ему доложили о появлении французов на русском берегу Немана, он не прервал бала.
...Наполеон перешёл беспрепятственно Неман, после им овладело беспокойство и удивление: он понял, что безмолвие русских зловещее их присутствия и сопротивления.
В этот момент раздались раскаты, и он стал прислушиваться, думая, что раздался грохот пушек, но это был гром. Внезапно наступила темнота; надвинулись тучи. Наполеон не мог преодолеть своей тревоги и бросился быстро, насколько хватало духу у лошади, в лес, сопровождаемый только несколькими людьми. Становилось всё темнее и темнее. Через полчаса, при свете молнии Наполеон возвращался, никого не встретив на протяжении двух вёрст. В это время буря разразилась с неудержимой силой, и он отправился искать убежище в соседнем монастыре. ...В пять часов армия продолжала переходить Неман. К его ужасу, эскадрон кавалерии, которому он приказал броситься вплавь через реку, почти полностью утонул. ...Восьмой гусарский полк, неосторожно углубившийся в лес, был изрублен русскими на куски. ...Наступили чёрные дни. Наполеон получал со всех сторон известия о неудачах. ... Витебск расстилался перед глазами Наполеона. Мюрат и Евгений с войсками были наготове к сражению с русскими. Наполеон, разглядев в подзорную трубу позиции русских у Витебска, торжествующе произнёс: - «Там нас ожидают, я не ошибся.» Уже темнело и было поздно что либо предпринимать. Наступала ночь, зажглись огни, и французы более не сомневались, что настигли русскую армию. Каждый час Наполеон просыпался и осведомлялся, там ли ещё русские, на то ему отвечали утвердительно. В эту ночь он семь раз призывал Бертье к себе в палатку, раскинутую на возвышенном месте, слева от дороги. В последний приход Бертье, Наполеон сам его проводил до порога, чтобы убедиться собственными глазами в существование русской армии, после чего, успокоившись, он заснул, приказав разбудить себя на рассвете. Но это приказание было излишне, так как в три часа утра он уже был на ногах и, призвав своих адъютантов, приказал подать лошадь, чтобы отправиться осмотреть линию. Французы и русские находились на своих постах, и когда наступил день, Наполеон обрадовался, увидев враждебную армию, и его страх исчез; он убедился, что русские, если не намеревались атаковать французов, то, во всяком случае, они были, по крайней мере, готовы защищаться. Когда французы перекидывали мост через речку, протекавшую перед линией, русские не выражали никакой оппозиции. Во время последовавшей схватки Наполеон едва не попал в плен к русским, которые, увидев его на возвышенности, в нескольких стах шагов, бросились к нему; только Мюрат и несколько других храбрецов поспешили, как стрела, к подножию возвышенности. Егеря соскочили с лошадей и окружили Наполеона, с карабинами в руках.
В то время подоспела дивизия Жоли, и русские, стали медленно удаляться, а затем пустились в галоп. В течение дня соединились различные прибывшие корпуса, и Наполеон, разговаривая с Мюратом вечером, сказал: - «Да, завтра в 3 часа утра взойдёт Аустерлицкое солнце!» Мюрат покачал головой, выражая сомнение, и отправился раскидывать свою палатку на берегу реки в нескольких шагах от неприятеля. Наполеон торжествовал, предчувствуя сражение и вкус своей победы.
Но ... на заре, когда Наполеон проснулся и вышел на порог своей палатки, кругом царило молчание: семьдесят тысяч русских опять ускользнули из его рук. Он так жаждал сражения с русскими, что не хотел верить в их отсутствие, хотя в то же время он начал побаиваться неожиданностей и приказал своей армии двигаться вперёд с сильным авангардом и с разведчиками во флангах. Впрочем, вскоре он вынужден был признать действительность, добравшись почти до середины лагеря Барклая и не найдя там ни одной души, кроме одного солдата, спавшего под кустарником. Через два часа французы вошли в Витебск, где не нашли ни души, за исключением нескольких евреев.
Отправленные для рекогносцировки разведчики сообщили, что от 70.000 русских не осталось и следов: они исчезли, как призрак. К тому же, в Витебске Бертье донёс Наполеону, что шестая часть армии страдает дизентерией, а ещё шесть дней подобного похода, и у Наполеона не останется кавалерии. ... Наполеон, отцепив шпагу и бросив её на стол, обратился к вошедшему Мюрату со словами: - «Мюрат, первая кампания в Россию окончена, воздвигнем здесь наши орлы. ... В 1813 году нас увидят в Москве, а в 1814 году - в Петербурге. Война с Россией –-трехлетняя война».
«В этот момент, - замечает Жоли в своих мемуарах, - в Наполеоне говорил добрый гений, но демон войны не замедлил снова забрать его в свою власть. Через две недели все эти проекты исчезли и Наполеону пришлось продолжать свой путь к поражению. Когда 14-го сентября 1812 года, в 2 часа пополудни, после утомительного перехода французы увидели Москву, то их восторг дошёл до апогея: они хлопали в ладоши и радостно кричали: «Москва! Москва!» Услышав эти восторженные восклицания, прискакал Наполеон. На его лице выражалась неописанная радость, и он вторил армии, приподымаясь на стременах. Но внезапно по его лицу пробежало мрачное облако, и, опускаясь на седло, он произнёс: - «Как раз вовремя». Армия сделала привал, так как Наполеон ожидал, что из городских ворот, на которые он с жадностью смотрел, выйдет депутация бояр.
Но всё было тихо и спокойно, как будто Москва заснула: ни из одной трубы не подымался дым, и только стаи ворон сидели на золочёных куполах Кремля. В это время Мюрат достиг с своим отрядом предместьев Москвы, и к нему не вышла никакая депутация. Наполеон следил за ним издали с возрастающим беспокойством. Вокруг него собрались маршалы, тревожимые его беспокойством. Увидев озабоченные лица, окружавших его генералов, он понял, что всех их тревожит одинаковая с ним мысль. - «Терпение! Терпение! - сказал он машинально. - Эти люди так дики, что они не знают, может быть, даже как сдаваться».
Этим временем Мюрат проникнул в Москву. Наполеон не мог себя сдерживать; он послал Лакруа вслед за Мюратом. Последний пустил лошадь в галоп и настиг Мюрата в тот самый момент, когда один из офицеров Милорадовича объявил неаполитанскому королю, что генерал подожжёт Москву, если не дадут срок для удаления его арьергарда. Лакруа снова пустился в галоп с этим известием к Наполеону. - «Дайте им удалиться, - сказал Наполеон, - мне нужна Москва целиком, от богатого дворца до бедной лачуги»... Французская армия вошла в Москву при гробовом молчании, царившем в городе. Наполеон, опасаясь неожиданных приключений, сошёл с лошади и устроил временную квартиру в покинутой гостинице... Наступила ночь, и вместе с нею Наполеон становился всё сумрачнее и сумрачнее. В ночь с 14 на 15, в ту ночь, когда французы заняли Москву, над домом князя Трубецкого опустился огненный шар, в роде бомбы. И в то же мгновение вспыхнула Биржа.
Французские солдаты, занявшие жилища москвичей и подкладывавшие в печи огонь для обогрева, вдруг услышали страшный грохот взрыва и в то же мгновение пожар охватывал дом, унося жизни несчастных пришельцев. В два часа ночи все узнали, что в самом красивом квартале вспыхнуло пламя... Наступил день, но пламя не уменьшалось. Наполеон вышел из себя, сам побежал на пожарище, всё ещё считая причиною неосторожность французов: Мортье и молодой гвардии. Тогда Мортье указал ему на один дом, запертый наглухо и вспыхнувший, как по волшебству. Наполеон вздохнул и медленно стал подниматься по ступеням Кремлёвского дворца, понурив голову. Настолько он был поглощён одной только думой, что в его руках не Москва, а её призрак, и задавал себе вопрос, кто её сгубил, что даже не видел оригинальной красоты дворца и его архитектуры, напоминавшей, по словам Жоли, венецианскую. Наполеону доложили, что огонь погашен.
Тогда он поднял голову, и ему улыбнулась мысль, что опять победа над русскими, и всё идёт, как он рассчитывал. По его мнению, имея 250.000 войска, можно было ожидать зимы в Москве, чтобы весною возобновить войну, и с нею явится победа. ... Но, вдруг в 12 часов ночи раздались крики «пожар». Ветер дул с севера, и пожар вспыхнул на северной стороне. Ветер гнал пламя в Кремль, как горящую реку. Уже пламя долетало до крыши дворца и падало среди артиллерийского парка, расположенного под стенами Кремля. Когда ветер направлялся на запад, пламя меняло направление: оно распространялось, но в то же время удалялось. Вспыхнул второй пожар на западной стороне и также распространялся, благодаря ветру. «Можно сказать, - говорит Жоли, - что свидание огня было в Кремле, и, как разумный союзник русских он шёл на Наполеона.
Нет более сомнения: это был новый план истребления, избранный русскими, и очевидность, которую Наполеон так долго отвергал, начала захватывать его сердце.» Вскоре в различных местах поднялись новые столбы дыма, которые внезапно пронизали пламя, как пылающие острые копья.
Так как ветер был неопределённый и беспрестанно переходил с севера на запад, то пожар подвигался как ползущая змея. Со всех сторон вырывались пылающие борозды, охватившие Кремль, в которых, казалось, протекали реки из лавы. Каждую минуту из этих рек вытекали потоки, которые в свою очередь неслись, расширяясь. «Можно было сказать, - замечает Жоли, - что земля, как бы раскрываясь, изрыгала огонь. Это был уже не пожар, а пылающее море, и этот пространный морской прилив, беспрестанно поднимавшийся, ревя приближался и достиг подножия стен Кремля. Всю ночь Наполеон с ужасом смотрел на эту огненную бурю. Здесь его могущество замерло, а его гений был побеждён; это пламя раздувал спрятанный демон; Наполеон задрожал, вспомнив о Риме».
Жоли говорит: - «Наполеон вытер рукою лоб, с которого катился пот, и вздохнув , сказал: - «Вот как они ведут войну. Цивилизация Петербурга обманула нас, и современные русские те же древние скифы». В это время огонь делал своё дело, и Кремль казался островом среди огненного моря. Воздух был насыщен жгучими парами, стёкла в рамах дворцовых окон лопнули.
Воздух, которым дышали, был переполнен пеплом. Раздался последний крик: - «Горит Кремль!» Наполеон, по словам Жоли, побледнел от гнева при мысли, что даже древний дворец, старый кремль, жилище царей, восстал против его императорской воли огненным смерчем. Самые близкие Наполеону генералы стали настаивать, чтобы император покинул дворец, иначе его настигнет пламя, но он не отказывал и не соглашался, а просто был глух, недвижим и упал духом. Вдруг вокруг него пронёсся глухой шёпот: - «Под Кремль подложены мины».
В то же время послышались крики гренадер, так как это известие проникло к ним. Они требовали своего императора и говорили, что если он опоздает ещё минуту, они сами за ним придут. Наполеон решился удалиться. Но как выйти из этого огненного моря?...
Продолжение следует