Однажды, под ночь, со всей дури заколотили в дверь. И тут же из-за двери донеслись Райкины вопли. Не успел Андрюха открыть, как ввалилась Райка, в ужаснейшем состоянии. Нос разбит, губы разбиты, вся в крови, за лицо держится. Кинулась умываться, кровь смыла, а глаз весь фиолетовым заплыл, одна щёлка осталась. Что такое?! Что случилось?! Куда кидаться? «Скорую» вызывать? Бежать бить кого-то в отместку? Или ноги уносить пока не поздно? А Райка злится, ругается и приговаривает: «Ах ты поц! Ты сейчас у меня узнаешь, как на женщину руку подымать! Ты меня, гнида, на всю жизнь запомнишь!» Вдруг хватает чугунную сковородку с плитки и выскакивает за дверь. Андрюха за ней. Несутся они в темноту, Андрюха ни зги не видит, только мелькает впереди белая кофточка, через колдобины, дворами, сквозь кусты, наконец, притормозила Райка, выглядывает осторожно из-за угла, присматривается. Андрюха за её спиной стоит, ничего не понимает, оба пыхтят, как паровозы, отдышаться не могут. Помаленьку привыкли глаза к темноте. Оказалось, что они у дешёвой забегаловки, из которой шатаясь выходят поздние посетители и на автопилоте расползаются по домам. Но некоторым явно до дома не дойти, и они пристраиваются ночевать прямо неподалеку в скверике, приобнявши урну или утонув головой в цветущей клумбе. Райка встрепенулась и направилась к одному из бесчувственных тел. Пинком перевернув тело на спину, она сплюнула на него, изрыгнула матерную тираду, позаимствованную у портовых грузчиков, и, вдохновленная ненавистью, занесла над головой огромную, тяжеленную чугунину, на которой в хорошие времена помещается жирная камбала на 3 килограмма. Андрей видит, что ребро этого орудия возмездия с ускорением опускается по выверенной траектории прямо на самое святое, что есть у мужчины. Спазмы солидарности скручивают его чресла, ибо воображение у него хорошее, ужас пронзает спинной мозг, и он рефлекторно отталкивает Райкину руку. И вовремя. Сковорода опускается на ляжку, яйца обидчика спасены. Тело завыло, потом невнятно замычало, свернулось клубком, но не проснулось, анестезия держала крепко. Райка обескураженно уставилась на Андрея, ибо она вложила в этот удар всё, и на большее её просто не хватило. Она бросила: «Предатель», швырнула сковородку в кусты и пошла прочь. Ардрей подобрал сковородку и виновато поплелся за ней. Притопали домой, то есть, на новую квартиру.
— Здесь ночевать буду, — заявила Райка, — не показываться же на глаза родителям с таким бланшем. Зачморят хуже милиции. Вообще придётся тебя на недельку потеснить. Лучше домашний арест, чем подмоченная репутация. И ты не трепись. Сбрехнешь кому-нибудь, я с тобой то же сделаю, что с этим мурлом хотела. Только на этот раз мне никто не помешает.
— Хорошо, хорошо, — поднял руки Андрюха, а сам от радости чуть не подпрыгивает: матрасик-то один и не очень широкий... — Да что случилось-то? И вообще, зачем ты сама полезла, я бы мог ему навтыкать, не женское это дело, на это мужики есть.
— Ойц! Видала я тебя в деле! Мужик! Шо? Мошонка поджалась, когда я его кастрировать хотела? Пожалел? Защитничек! За кого заступаться-то полетел? Я, наивная, думала, что за меня, а он за этого козла испугался, эх! Надо было его всё-таки отоварить, что б он кровью ссал в свое удовольствие!
— Да за тебя я испугался, но одно дело — морду бить, а другое дело... кровожадная ты женщина, Рахиль, прям мурашки по коже... Додразнилась? Завела мужика, да на попятную?
— Я шо — малахольная, подставляться? Чи я не знаю, где прокатит, где нет? Этот сазан завалился сдуру к Лёне Трюку, а у него, известное дело, каталы собираются, ну я к нему зашла по старой памяти, так, навестить, а там уже пулечку расписывают, аж пар стоит. Этот пижон плотно на крючок сел, конечно, пару-тройку раз с ним на заманку сыграли, распалили, всё — лох повёлся. Додик мне подмигнул, я на маячок села. Баклажан зенки мне в вырез скосил, «Вы, мадам, что будете: пиво аль шампанское?» Я его кручу помаленьку, сама глазенапа запускаю, он тоже пивасиком коньячок полирует. Ну и конечно, выдоили его, как же иначе. Сам виноват, играть садишься — не пей и баб не мни. За двумя зайцами, как известно. Поимела я свой мелкий гешефт и как порядочная пошла до дому до мамы. Только он не совсем чугунок оказался, допетрил, что я его пасла, догнал меня, и врезал без предупреждения, я аж метра на два отлетела, а сам в шалман закатился. А ты, тля ты слезливая, не дал мне его проучить.
— Так ты, значит, с шулерами водишься? В картишки, значит, промышляешь?
— Та какое «промышляешь»! Так, под настроение, в очко, винт, буру, покер, бывает. Та это я раньше баловалась, сейчас больше на постановку работаю.
Продолжение следует.
Предыдущая история: