На небольшом бугорке, на нём обычно партизанский отряд строился перед выходом на операции или для торжественного построения, стоял командир. Громко скомандовал:
- Командиры взводов ко мне, остальным строиться в две шеренги! Я привычно занял своё место в строю, когда услышал:
- Васильев, тебя приказ не касается?! Ничего не понимая, я подбежал к группе командиров взводов.
- Васильев с сегодняшнего дня назначается командиром разведчиков, Марков погиб ночью, его группа попала в засаду. К Сухому ручью подходят немцы, два бронетранспортёра, один танк и до роты пехоты. Техника ручей не пройдёт, а вот пехоту нам встретить более негде, только там. Значит так! Командир стал раздавать указания, где и какому взводу занять свою позицию. Дошла очередь и до меня.
- Васильев, бери своих, - командир замолчал, - понял кого, и тех бывших пленных. Всем получить оружие, гражданских и раненых отведёте к броду. Как все там будут, занять оборону на вершине оврага. «Своих» - это командир так назвал бывших уголовников, мне удалось найти с ними общий язык, наверное, даже сдружиться, но это мне так казалось. Они месяц назад сами пришли в наш лагерь, хотели воевать.
- Так точно. Я бросился к сооружённой бывшими пленными землянке, они все были на улице и всё слышали.
- Значит ты командир? Среди них, я знал, имелся офицер - капитан.
- Я. Получите карабины, помогайте раненым и гражданским. Всех грузим на сани и волокуши. Быстро! Один из красноармейцев подошёл ко мне:
- Тут такое дело, - запинаясь, проговорил он, - одного бойца не хватает, вечером был!
- Ясно, выполнять приказ. От куда во мне взялась такая прыть, я и сам не мог понять?! Бегал как угорелый по лагерю, торопил, подталкивал, приказывал, направлял. Видно и правда, в человеке при стечении обстоятельств, просыпается другая личность, вот сейчас она, другая личность, полностью захватила моё тело. Мне даже казалось, что если кто встанет против моего приказа, я и расстрелять смогу. Наконец, выдвинулись длинным обозом. По дороге нас догнал «Леший» с тремя партизанами. Это была ещё та личность! Кроме него никто не мог так бесшумно ходить по лесу и болоту, он чуял дорогу носом, а может ещё чем. Его лично знал командир отряда, а отряд даже имени его не знал.
- Командир велел им с обозом оставаться, а тебе занять оборону на берегу ручья, я с тобой пойду. Этот Сухой ручей был интересным местом. Когда-то, очень давно, там текла речка, потом она пересохла, лишь в период весны, по плоскому дну неглубокого, широкого оврага тёк маленький ручеёк. Казалось, прыгни, и ты на другом берегу, а вот и нет, почва там была вязкая, как в болоте. Человек не может пройти, вязнет по колено, а то и по грудь, и это на берегу. Когда нашли это место для лагеря, то соорудили маленький деревянный мостик через топь, цепочкой по нему ходили. На этом направлении пост был всего один, самое безопасное место. Вот и прошёл тот самый сбежавший «пленный» здесь, сюда же, как я думал, он и привёл немцев.
Вот мы и на месте, рассредоточил людей по невысокому бугру. Здесь тот ручей был как на ладони. Может пятьдесят метров, отделяло нас от возможного прорыва немцев. Партизаны уже разобрали мостик, второпях раскидали настил и длинные жерди, которые заменяли перила, пусть теперь у немцев голова болит, где пройти можно! Мы, рассчитывая на быстрое наступление немцев, даже как-то заскучали, хотя понимали, что пока не рассветёт, они не пойдут. Правее нас послышался гул мотора, потом ещё звуки работающих двигателей, что это гудело, я определить не мог. А вот и наши гости! Показались немцы в своих серых шинелях, а впереди шёл полицай в стареньком пальто, с белой повязкой на рукаве, махал руками и приговаривал:
- Здесь мы ходили, здесь, ягоду собирать ходили, здесь! Он указывал на место, правее нашего мостика, оказывается, здесь был брод, а мы и не знали! Я не смог бы описать, какая злость к этому человеку у меня возникла! Была досада, что я далеко от него, для него не пуля, для него – нож! Я протянул руку в сторону бывшего пленного солдата, у него был немецкий карабин. Тот понял меня без слов, сняв ремень с плеча, передвинул карабин в мою сторону. Отложив автомат, я прицелился. Сначала решил стрелять в голову предателя, но опасаясь промаха, прицелился в грудь. Выстрел, предатель упал, не договорив про ягоды. Немцы присели, но огонь не открывали, молчали и партизаны. Для нас сейчас было главное не победить врага, а дать время уйти гражданским и раненым!
Прошло уже десять минут, я видел, как немцы расползались за кочки, пни и деревья, спрятались, ждут, ждали и мы. Остальные партизаны уже давно вели бой, может и танк подбили, а мы тут лежим, ничего не делаем! Время, нам нужно время! Стрелять по кустам и высокой траве, всё равно, что стрелять в густую крону дерева, чтобы убить воробья. Главное время, главное ждать! У кого больше нервов?! Ещё десять минут, движение среди травы, стали выползать, некоторые даже вставали в полный рост, из-за дерева показался офицер. Мне было хорошо видно, как он указал на ручей, солдат из первой шеренги двинулся к нему. Я сделал новый выстрел. Не знаю куда попал, но солдат завопил от боли, и корчился на прогретом солнцем бережке Сухого ручья. Заметил, как немецкие солдаты, где ползком, где на корточках, надеясь на прикрывающие их кусты, рассредоточились по берегу. Вот это мне и надо было. Пустил по цепи партизан приказ, огонь не открывать пока не услышат мой ППШ. Опять поползли, опять пошли, они двигались к своей гибели! Нет, не от нашего оружия - от нашей земли, она была за нас! Она всегда была за нас: укрывая нас в своих лесах, прикрывая болотами, которые немцы боялись как звери огня, кормила нас своими дарами, помогала согреться, но, и испытывала нас своими холодами, дождями, гнусом. Что ж, мы стали только сильнее и выносливее!
Немцы вступили в зябкий песок, подгоняемые офицером, прибавили шаг. Кто-то даже побежал, пытаясь с разбегу преодолеть препятствие, завяз, стал тонуть, шедшие последними, немецкие солдаты остановились, некоторые попытались помочь тем, кто завяз в предательской почве, одной ногой тоже провалились, вытаскивали ноги без сапог. За спиной послышалось:
- Чего ждёте? Чего не стреляете? Это был Никитенко, комиссар отряда. Его вопрос был обращён ко мне.
- А зачем, патроны тратить?! Было их человек пятьдесят, сейчас почти тридцать тонут, остальные не знают чего и делать, мы посмотрим. Как у вас?
- Пехоту остановили, даже один бронетранспортер подожгли. Второй и танк на линию стрельбы не вышли, там топко, подъехать близко не могут! А почём билеты на это кино?! Я маленько посмотрю бесплатно? Война, смерть, а юмор был всегда!
Наконец большинство немцев поняли, что пришла их смерть на русской земле, стали стрелять из всего, что было, стреляли больше в воздух, так как многие уже были по грудь в трясине. Оставшиеся на сухом берегу солдаты, заняли оборону, но огонь не открывали, правее бой продолжался. Это видимо очень злило офицера. Перебегая от дерева к дереву, он указывал солдатам в нашу сторону, что-то кричал, наверное, даже ругался. Молчали солдаты, молчало и их оружие.
- Всё, я пошёл, потом расскажешь, чем кино кончилось! Никитенко отпрыгнул в лес, скрылся незамеченным для немцев. Крики и приказы офицера дошли до солдат, нерешительно встав, они в полный рост вышли на самый берег трясины, там где-то ещё была видна рука с автоматом, а где-то только большие пузыри выходили из топи. Внимательно смотря под ноги, они приблизились к еле заметной воде.
- Огонь по врагу! Дружный залп партизанского оружия скосил почти половину стоящих немцев, пока они соображали, раздался второй залп. Всего пятеро бросились в лес, отступили.
- Добить врага, никто не должен из леса выйти! Партизаны скатились с бугра, и ведомые мною, подошли к месту, на которое указывал полицай. Сквозь уже мутную воду, были видны тычки, тальник в воде расти не будет, значит это верши! Идя чуть ли не по ним, перешли ручей, безопасно вышли на твёрдый берег. Углубившись в лес, чуть ли не сразу догнали троих, убили прикладами. Двое, в том числе офицер, отстреливаясь, залегли в старой медвежьей берлоге. Я вытащил из вещмешка гранату, немецкую, с деревянной ручкой. Открутил колпачок, рванул, отсчитал две секунды, бросок, взрыв, стрельба прекратилась. Все собрались посмотреть, что с офицером. Тот лежал на спине, глаза открыты, из шеи обильно шла кровь.
- Начальник, скажи, я тебе его пистолет принесу! Шустрый уголовник вертел немецким пулемётом, обижался на то, что дал всего одну короткую очередь.
- С ним пусть здесь гниёт! У нас отличный шанс в тыл врагу зайти.
Прислушиваясь к звукам боя, я понял, что он приобрёл «ленивый» характер - это когда одна сторона не торопиться победить, а вторая проиграть. Не торопясь повёл свой отряд, через десять минут увидели танк, а чуть впереди его, бронетранспортёр, тот уже увяз передними колёсами в трясине, стоял как прикованный. Подошли, немцы нас не видят, укрылись, приготовились. Вот те раз! Из-за бронетранспортёра вышел тот самый сбежавший пленный красноармеец, вот только он был в добротном полушубке, в новых сапогах! Оглядев глазами, цепь партизан, прицелился из автомата в предателя, пустил длинную очередь. Залп из карабинов, и короткая очередь из пулемёта, все, кто нам был виден, лежали на земле. Из-за танка стрелял пистолет, а за бронетранспортером попытались спрятаться ещё двое солдат. Партизаны обошли технику и прикончили оставшихся врагов. В танке кто-то был, даже через броню было слышно. Один из партизан, влез на танк и открыл верхний люк, раздался выстрел, партизан упал на землю.
- Ну, сука, убью! Другой, запрыгнув на танк, открыл люк, и кинул туда гранату, минутой раньше вытащив её из-за пояса убитого немецкого солдата. Приглушённый хлопок, в танке тишина.
- Теперь к нашим на помощь, только тихо, чтобы они в нашу сторону не развернулись! Прокрались до позиций немцев, огляделись. Многие фашисты пытались ещё замёрзшую землю копать, было много убитых. Но те, кто спрятался за толстыми деревьями, время от времени стреляли в сторону партизан.
- Огонь! Моя очередь из автомата, свалила двоих солдат, боковым зрением увидел, как другие тоже попали, началась паника, немцы бегали вдоль берега, не зная куда укрыться, мы закричали «ура», начался рукопашный бой. Отбивая удар немецкого солдата, я выронил автомат, присел, наткнулся на немецкую каску, она и стала оружием которым я забил того солдата. Многие душили фашистов, кто-то стрелял, били ножами - страшное зрелище! Сбросив со спины партизана повисшего на нём фашиста, я огляделся, с левой стороны от меня, в лес убегала группа полицаев и немцев. Найдя глазами пулемётчика, который с окровавленным ножом и налитыми злостью глазами стоял над поверженным врагом, приказал ему уничтожить отступающих, тот кивнул головой, подняв пулемёт с земли, бросился вслед убегающим. За ним поспешили трое партизан, через минуту я услышал звуки их работы, патронов они не жалели! Наступила тишина, лишь стоны раненых нарушали её.
- Ты как тут оказался, ты же там быть должен?! Командир держал в руках немецкий пистолет, судя по положению затворной рамы, патронов у него не было.
- Мы там закончили, сюда поспешили. Там ещё танк и бронетранспортёр…!
- Сейчас и до них руки дойдут!
- Уже дошли, уничтожены они. Подбежал Никитенко, доложил о потерях и о трёх пленных немецких солдатах. Командир отдал приказ расстрелять их здесь же. Осмотрели раненых партизан, перевязали, подбодрили добрым словом, отряд собирался отходить. Напоследок, один из минёров, установил на немецкой технике мины, а на возвышении берега остались три пулемётчика. Отряд возвращался в лагерь победителем. Печалило то, что нам предстояло уходить, и очень срочно.