- Какой критерий, по которому можно понимать, что, да, в этом доме престарелых вам удалось сделать жизнь людей более достойной? Когда лежачие стали ходить, когда люди даже не выходили на улицу, начинают выходить? Какие показатели?
- Это очень правильный вопрос, потому что Вы меня спрашиваете: «А как вы меряете результат? Наверное, это связано с качеством жизни». «Да», — скажу я Вам. Вы спрашиваете: «А как Вы меряете качество жизни?» Весь мир бьется над этими вопросами. Это не то, что мы какие-то не такие, не знаем, вот как градусник поднялся, ага, 36.6. Так, градусник поднялся, качество жизни взлетело. Такого градусника нету, поэтому очень важно, чтоб мы действительно учились понимать, как на дому изменилась жизнь, как она изменилась в доме престарелых, как она изменилась для родственников. Это самоощущение пожилых людей, это ощущение их родственников, чувство безопасности, которое должно изменить, там, тревожность. Это улучшение функционального статуса - теперь садится, встает, и когда, ну, такое, наверное, заезженное выражение «блеск в глазах».
Вы меня спрашиваете о вопросе, что такое качество жизни, и как его мерить. Ну, собственно, во всем мире это очень большая проблема — как померить такую субъективную вещь «захорошело», вот это самое качество жизни. Если бы на свете был, как я говорила, градусник, который можно поставить подмышку — ага, повысилось качество жизни или, там, понизилось. Ну, вот у нас, как и в мире, такого нету, но мы хотя бы начали подходить к вопросу и оценивать не «жив, мертв», а стало ли лучше, потому что человек жив, но ему очень плохо, или, например, наоборот, стало хорошо.
Вот для нас, например, в доме престарелых это, в том числе, это изменение так называемого функционального статуса пожилого человека, когда, например, он был совсем лежачий, он лежал, а теперь немножко встает с ходунками, немножко встает с ходунками — ходит с палочкой, ходит с палочкой — ходит без палочки, то есть, если идет улучшение. Оно может быть крошечное. Не говорил после инсульта — говорит слова «мама», потому что оно одно из первых возвращается даже у пожилого человека. Или, там, например, там, до этого не мог сам кушать — начал сам есть. И самое субъективное — это изменение интересов. Вот от того, что пожилой человек говорит, что ничего не нужно, или, там, парень бедный после аварии, который говорит: «Все, все кончено, ничего не нужно», — после того как с ним начинают заниматься, восстанавливается и поднимается.
После этого, ну, например, мы дошли до того, что я даже не знаю, у меня спрашивают: «А какой сейчас в моде лак для волос? А то, значит, мы на занятия в гончарную мастерскую поедем, я не знаю, у меня, там, дядя Вася с другого корпуса придет». И потом, когда, например, наши нянечки сначала присылали фотографии из дома престарелых, ну, они фотоотчет нам шлют, как они там перестилают, как это называется, кормят, моют и так далее, и так далее, а сейчас они присылают фотоотчет, например: «Мы решили провести день красоты на улице». Я сначала не понимаю, что это, потому что стоит, значит, нянечка, такая дородная, там, пожилая женщина сидит, сидит вот в такой позе. Я сначала не поняла, потом приблизила, смотрю, а у нее, значит, желтые ногти, вот.
- Маникюр?
- Да. Нам даже эта идея не приходила. Изменилось качество жизни? Конечно. Человеку в том состоянии красить ногти было бы издевательством, а здесь это вполне естественная часть того, что каждая хочет остаться женщиной, или мужчиной быть до конца тем, кем он был в молодости. То же самое и на дому. Плюс, конечно, важно смотреть, ну, объективные вещи — это как меняется, там, состояние родственников, которые ухаживали одни, например, а теперь получают помощь. Или самоощущение персонала, когда они, так сказать, полы мыли, отвечали за уборку, а теперь они вот людей к жизни возвращают. Ну, и такое косвенное — это когда директор тебя сначала просит: «Нам, там, цемент кончился, и надо щебня еще купить», — а потом говорит: «Слушайте, а вот можно наших ребят на Красную площадь свозить?» Или, например: «А можно… У нас, там, мулине кончилось, а бабушки, значит, очень хорошо так катают, плетут и даже лучше себя чувствуют». Поэтому это такая большая-большая система тонко настроенных вопросов, которые действительно могут дать понимание, есть ли движение, или этого движения нету. И если движения нет, то мы стараемся понять, почему так происходит. Может быть, все еще недостаточно персонала, не обучены, нет средств ухода, директор сопротивляется — что угодно может быть. Ну, каждый раз это довольно индивидуальный случай.
- А почему Вы посчитали, что это Ваша миссия, что именно Вы должны помогать пожилым людям по всей стране?
- Мне кажется, я уж не знаю, коллеги подскажут, мы все как сотрудники — мы очень счастливые. Мы делаем то, что нам нравится, и то, что может менять жизнь людей. Мы это видим, это, не знаю, наверное, невероятная радость от работы, когда ты не делаешь то, что, там, тебе все равно, до зарплаты и прочее, а когда ты понимаешь, что ты делаешь то, что тебе в кайф, то, что помогает людям. Ты видишь, что твои, там, не знаю, бессонные ночи или какие-то еще бесконечные переговоры, но на том конце пожилой человек, у которого появилась, там, правильная кровать, у которого появилась возможность выходить на улицу, который стал по-другому, там, смотреть на жизнь, и регионы вообще начали, там, внутри себя копошиться и потихоньку перестраиваться. А с другой стороны, мы идем медленно, может быть, не всегда правильно, но движемся. И сколько раз у нас бывали ситуации экстремальные, там, нет ресурсов, там, что-нибудь в регионе такое, что, там, скандал просто до неба и все. На этом моменте много-много раз стояла бы жирная точка, но то, что каждый раз мы движемся дальше, и я четко понимаю, что, там, с Божией помощью мы движемся. И раз нам даются силы двигаться, мы будем идти дальше. Значит, мы нужны здесь.
Полностью интервью Елизаветы Олескиной - в программе "Люди будущего" телеканала "СПАС":