Махидевран, будучи восточной женщиной, была более приспособлена к жизни в гареме. Манеры этой султанши отличаются от поведения Хюррем. Последняя в начале сериала здорово раздражала Валиде и соседок по общежитию своими воплями чаще не по делу.
У Махидевран в косметичке были лесть, умение говорить не все, что думаешь и еще масса приемов общения, принятых в восточном социуме. На Хюррем потому еще и смотрели с ужасом, что подозревали за ее всплесками скрытые цунами импортной рабыни.
Славянка высказывала все, что было на уме. Со временем эта женщина включила внутренний компас и научилась себя вести в соответствии с обстановкой.
Хюррем была вынуждена учиться выживать в непривычных условиях и во враждебном окружении. Главным стимулом для этого процесса служило одобрение Сулеймана. В период конфетных отношений с повелителем Хюррем все-таки не отказывала себе в удовольствии побазарить с Махидевран.
Все изменилось после первого серьезного окрика падишаха. Как только Хюррем вякнула на маму Мустафы о том, что ее сын устроил поджог, сразу получила по панаме.
То есть, Хюррем училась на ошибках и старалась их не повторять.
Махидевран застряла на своем изначально неплохом уровне. Условия изменились, но дама не захотела к ним подстраиваться. Она предпочла орошать дворец слезами на том основании, что разлучница все отобрала.
Вместо того, чтобы слезы лить, пошла бы и тоже что-нибудь ощутимое отобрала, только не как с кольцом. А еще лучше украсить чем-нибудь корму и напустить на себя загадочный вид. Пусть вражина подумает, что там произошло или может произойти.
Наличие наследника должно было стать стимулом для изменения Махидевран. Но султанша в общении скатилась на местечковый уровень. Сначала она на каждом повороте кричит о своем превосходстве: «не смей дерзить», «ты жалкая рабыня» и т.п.
Когда превосходство исчерпало себя, то есть рабыня перестала быть не только жалкой, но и рабыней, начался лай из каждой подворотни: «Какая же ты злая, наглая» и т.д.
О благородстве тут уже и говорить не приходится. Благородная дама гордо пройдет мимо, не станет шум поднимать только потому, что соседку встретила. И это было бы лучшим наказанием соседки – все время гордо и мимо, и лицо загадочное не забывать надевать.
У Махидевран была приличная поддержка. Ей сочувствовали, или делали вид, что сочувствуют, Валиде и все сестры Сулеймана. При желании можно было им высказать все, что думаешь о сопернице, ее платье, короне и прочих запчастях, что мама Мустафы и делала.
В этой ситуации логичнее было бы услышать от Хюррем: «Я победила, ты никто и звать тебя никак». Но как раз Хюррем не стала этого делать частично из-за Сулеймана, она поднимала свой образ в его глазах, частично из-за детей по той же причине.
Поведение обеих матерей наследников отразилось на их шехзаде. Мустафа, выросший на слезах и истериках матери, четко усвоил то, что мама нуждается в защите, а Хюррем и ее дети для него зло. Это было правильно, Хюррем не могла быть другом Махидевран и Мустафе, а ее сыновья были соперниками старшего брата.
Мустафа сумел так выстроить отношения с братьями, что все они, кроме Селима, стали ему подвластны.
Сыновья Хюррем видели перед собой сильную маму, у них не было стимула ее защищать. Мехмед даже стеснялся силы и влиятельности своей валиде.
По факту поведение Махидевран неожиданно оказало положительное влияние на ее сына. Другое дело, что Мустафа коряво этим распорядился. Он видел то, что хотел видеть – следы Хюррем на любом негативном событии своей жизни.
Если сама Хюррем брала какой-то реальный неудачный поступок Мустафы и придавала ему более интересную окраску, то шехзаде полагал, что даже если в лесу на него напал хищник, то его послала Хюррем.
Сложно сказать, как повел бы себя шехзаде Мехмед, оставшись в живых. Он был более вменяем, в сравнении с Баязидом и Джхангиром. Эти два брата вели себя, как смертники, их главной целью было воцарение и обожествление Мустафы.
Подытоживая, можно сказать, что борьба Хюррем за будущее своих сыновей принесла пользу только шехзаде Селиму.