Несколько лет назад я сказала своим детям, казалось бы, страшную вещь: "Если вы скинете меня на чужую тётю, я вас убью своими руками", но на то у меня была очень веская причина.
Как и многие семьи, нашу не миновала волна финансового кризиса, поэтому, пока муж мотался по командировкам, я приняла решение найти вторую работу.
Так как городок у нас небольшой, с вакансиями дело обстоит совсем туго, но мне повезло... Точнее, тогда я решила, что мне повезло.
В объявлении значилось: "Пожилой женщине требуется помощница для уборки в доме и приготовления пищи. Медицинский опыт не обязателен".
Позвонив по указанному номеру, я узнала, что такую помощницу ищет дочь для своей матери, так как живёт в другом городе и не имеет возможности присматривать за ней самостоятельно. Мы договорились о встрече, и через неделю я прибыла по указанному адресу.
Домик, находящийся на окраине города, вероятно, когда-то был красив и ухожен, но теперь выглядел довольно ветхо - жёлтая краска фасада потемнела и облупилась, крыльцо опустилось, ступеньки заметно перекошены, а небольшой огородик зарос бурьяном выше моей головы. Но, как оказалось, не это было самое страшное.
Едва я переступила порог дома, как в нос мне ударил такой дикий смрад, что, клянусь, из глаз брызнули слёзы. А источники этих "дивных ароматов" бегали тут же, прямо под моими ногами - две взрослые трёхцветные кошки и пятеро полудиких разномастных котят от силы трёх месяцев отроду.
Встречала меня улыбающаяся до ушей семейная пара - Елена Николаевна и её муж Алексей Александрович. Сама же нуждающаяся в уходе грузная восьмидесятитрёхлетняя Анна Ивановна в новом цветастом платочке и стареньком, но добротном голубом халате с большими белыми ромашками сидела в большой комнате на диване, который, несмотря на чистое яркое покрывало, слишком явно пах человеческой мочой.
Я осмотрелась. На кухне грязно. В комнате обои свежие, потолок побелён, пол чистый, но запах... Смесь кошачьих и людских испражнений, казалось, настолько прочно въелась в стены и мебель, что вывести её уже просто невозможно. Из удобств - газовое отопление, газ к старой и напрочь зачумленной плите, туалет типа сортир, водоснабжение отсутствует, если не считать колодца во дворе, пить из которого нельзя - только стирать или мыть полы и посуду.
Наверное, желание немедленно сбежать слишком явно читалось на моём лице.
- Бабушка у нас старенькая, болеет, ноги порой не слушаются, - затараторила Елена Николаевна, - Но мы вот памперсы ей привезли. Еду раз в месяц сами закупать будем, воду племянник согласился привозить - он здесь живёт недалеко. Всего-то дел - прийти пару раз в день, обед приготовить, прибрать, когда нужно, и памперс сменить. Возьмётесь?
И я взялась, потому что очень нужны были деньги. А денег мне пообещали аж восемь тысяч рублей в месяц и, надо признаться, ни разу не обманули - платили точно в срок с пенсии Анны Ивановны, на неё же закупали всё необходимое - еду, моющие средства, стиральный порошок, памперсы и т.д. и т.п., а остальное забирали себе (как призналась дочь Елена - вносили ипотечные платежи за свою новую квартиру).
Однако, уже спустя неделю я поняла, что круг моих обязанностей гораздо шире, нежели мне расписали родственники старушки.
Во-первых, её нужно было держать взаперти, ибо она страдала расстройствами памяти и легко могла, уйдя из дома, забыть, где он находится, а также галлюцинациями, то есть довольно часто видела то, чего нет, и страшно на меня сердилась, когда я ей говорила, например, что вон под той яблоней нет никаких пятерых солдат и распутной девки.
Во-вторых, памперсы ей не понравились категорически, и она срывала их с себя, наверное, сразу после того, как за мной закрывалась дверь. Пришлось застилать кровать пленкой, но постельное приходилось стирать каждый день. Руками. Предварительно натаскав и нагрев воду из колодца.
В-третьих, питьевую воду мне пришлось носить самой (ближайшая колонка в самом начале улицы), так как никакого племянника я так и не увидела.
Покупаемые дочерью консервы, сыр и колбасу Анна Ивановна радостно скармливала кошкам, которые, естественно, не прекращали гадить по всем углам, сжигала, желая разогреть и забывая об этом, приготовленные мною каши и супы, бросала на пол фантики от конфет и туда же выливала остывший сладкий чай.
А ещё она периодически запиралась изнутри и делала вид, что меня не слышит, когда я стучала в дверь. Страшно вспоминать, но мне приходилось попадать в дом через окно, и при этом она кричала, что сейчас же вызовет милицию.
Я все терпела и понимала, что эта женщина - всего лишь старый больной человек, но условия меня угнетали.
Тех же кошек я просила пристроить в приют, ведь кормить их и убирать за ними - не моя забота. На мою просьбу откликнулись через два месяца: приехали, забрали маму и котят, оставив бабушке в утешение вторую взрослую кошку, посадили в коробку и бросили у супермаркета в центре города, мол, заберут кому надо. Такая дикость, прости меня, Господи...
А Анна Ивановна резвилась всё больше, и однажды просто взяла и покакала посреди кухни. Я спросила её, зачем, но она сказала, что это сделала кошка.
Да, она вела себя как ребёнок. Ребенок, которому не хватает внимания и тепла, которые я не могла ей дать. Да и не меня она хотела видеть рядом... Дочь, внуки, правнуки - у неё большая семья, у каждого члена которой есть своя жизнь, и совсем нет времени на неё саму.
Меня хватило на одиннадцать месяцев. А потом в какой-то момент я осознала, что начинаю ненавидеть Анну Ивановну. Умом понимала, что так нельзя, а с сердцем ничего не могла поделать - каждая её выходка буквально выводила меня из себя, а с таким настроем общаться с пожилыми больными людьми нельзя.
Я позвонила родственникам старушки, предупредила, что у них есть неделя на поиск новой сиделки. Через указанный срок они приехали, молча забрали у меня ключи от дома и так же молча укатили в закат. Вот и вся история.
И тогда я пришла домой и сказала своим детям: "Если вы когда-нибудь скинете меня на чужую тётю, я вас убью своими руками. К постели прикована буду, а подзову вас поближе, и клюкой, клюкой...". Потому что нет ничего страшнее одиночества, ощущения ненужности собственной семье, а я уже пропустила через себя боль Анны Ивановны и свой на неё гнев, и больше не хочу испытывать ничего подобного.