Найти тему

Себежанка, себежаночка... Геннадий Лагутин

Себежанка, себежаночка...

Геннадий Лагутин

Часть 2

       Он закурил непонятно какую по счету сигарету и только сейчас увидел, что в кухне стоит сизая пелена от табачного дыма. Он встал и открыл форточку. Словно кинолента проходили у него перед глазами улицы и улочки этого города, со странным названием – Себеж

       Суровый голос отца в телефонной трубке велел ему немедленно возвращаться домой. Он и так задержался уже на пять дней. Он пообещал отцу приехать через два дня. Отец повысил на него голос, но он сказал твердо: «Через два дня!» и положил трубку. Она ждала его у переговорного пункта, и все поняла сразу. Она как-то сникла, руки повисли, как ветви березы, лицо осунулось…
       Потом они гуляли по лесу на берегу озера и молчали. И в какую то минуту она повернулась к нему, обвила его руками и…
       То, что было дальше, принадлежит только им двоим. И мы не вправе знать, что было и как это было.
       Она не пришла его провожать, и это было хорошо, иначе бы он совсем не уехал. Они уже простились.
       Он уехал домой, потом в далекий Казахстан, в пограничное училище. Каждый день он писал ей письма, сперва в Себеж, потом в Москву, где она училась в историко-архивном институте. Он писал ей письма каждый день, и каждый день получал ответ. Не будем заглядывать в эти письма, и цитировать строки из них. Не надо. Читать чужие письма – нехорошо. Так прошло два года. И вдруг письма от нее перестали приходить. Он по-прежнему писал ей каждый день, но вскоре письма стали приходить обратно, с пометкой «Адресат выбыл».
       Он писал в Себеж на ее домашний адрес, но письма возвращались и оттуда. Он списался со своим себежским другом-однокласником, который учился в Ростовском Высшем военно-политическом училище. Тот попросил
       отца, навести справки. Вся семья Ксении из Себежа выехала. В неизвестном направлении. Он настолько отупел от неизвестности и отчаяния, что запустил учебу. Только после крутого разговора с начальником училища, он сказал себе: «Кончено!».
       Училище он закончил отлично, одним из первых курсантов. А вот распределили его не на пограничную службу, а в контрразведку. Служба была тяжелая, выматывающая. Пролетели еще три года. Он больше не писал ей писем и не искал ее. Неожиданно он получил назначение в Москву. Служить пришлось на такой службе, от которой ему порой хотелось повеситься. Он не имел права говорить, кем и где он служит, а когда интересовались, он отвечал: «Почтальоном работаю!». Это было недалеко от истины. За несколько лет он побывал, чуть ли не во всех столицах государств мира. Не один. Всегда втроем, всегда вместе. Даже в туалет и то вместе. У него на запястье так и остался след от наручника, которым пристегивался специальный кейс из какого-то сплава. Вот попробуй, сходи в туалет с таким приспособлением…
       Вылет, полет, прилет, сдача документов, получение новых и обратно. Пребывание в каждой столице – несколько часов, в лучшем случае ночевка в посольстве без выхода в город.
       И редкий отпуск, без права свободного выезда за границу. Запрет на долгие годы. Даже когда не стало СССР. До старости.
       А потом Фергана. И судьба в стволе охотничьего ружья. Следствие установило, что ему еще относительно повезло, потому что заряд другого ствола был использован чуть раньше. Тот ствол был заряжен картечью и под нее попал солдатик– десантник. Насмерть. Ему же досталась пуля. И инвалидность.
       Еще в начале службы в Москве он попытался отыскать след Ксении, но узнал только, что она окончила институт, добилась свободного диплома и выехала в неизвестном направлении. Вот и все. Можно было, используя связи отыскать ее, но он сказал себе снова: «Кончено!». Потом у него появилась жена и семья.

       Скрипнула дверь и в кухню вошла жена.
       -Опять болит? – спросила она хрипловатым со сна голосом. Он потер шрам на животе и ответил:
       -Ноет что-то. Спать не дает. Ты ложись. Я сейчас. Все нормально. Не волнуйся. Я в комнате лягу, на диване.
       Он лег, закрыл глаза, сосредоточился, и перед глазами у него поплыли улочки Себежа.


       Он лежал и шептал стихотворение, которое вспомнил нечаянно:

       Кто хоть раз побывал под Себежем,
       Кто понять его душу мог,
       Сохранит в своем сердце бережно
       Удивительный уголок.
       Называют тебя Венецией.
       Но такой ли там зорь прибой?!
       Ни Италии и ни Греции
       Не сравниться в красе с тобой.
       Тебе кланяюсь низко-низко я,
       И любуюсь тобою с гор.
       Здесь встречают меня, как близкого,
       Голубые глаза озер.

       Он никогда больше не был в Себеже. Он боялся. И больше всего хотел вернуться в Себеж, туда, где была она – себежаночка и где они были вместе.
       Что…. это…было….тогда….? Что?