Найти тему

Дорога к океану, Геннадий Лагутин

Дорога к океану

Геннадий Лагутин

-А поезжай-ка ты в Навлю! – сказала мне жена.
-Попрощаться? – с горечью спросил я.
-Зачем же прощаться? Просто это, как поездка в детство! Может, тебе и поможет?

Я задумался. Предложение было не лишено смысла. Вот уже несколько лет, после того, как меня вышвырнули на пенсию, овладела мной ипохондрия. Осознание того, что жизнь заканчивается, что ты уже никому, кроме семьи, не нужен, отсутствие любимой работы, которой было отдано сорок лет, наполняло меня тоской и внутренней опустошенностью. Разом пропал интерес к жизни. Ничего не хотелось. Разве только уснуть и не проснуться. И с ума сводящая тоска каждый день…

-А, пожалуй, ты права! Съезжу дня на два. Заодно сестру двоюродную проведаю. Как она там с внуками управляется, интересно?

Двери электрички, звучно лязгнув, захлопнулись за моей и спиной и я вышел на перрон моей Страны детства.

Я медленно шел через привокзальную площадь, оглядываясь по сторонам, стараясь увидеть что-то новое, что появилось здесь за многие годы моего отсутствия. И ничего нового не замечал. Как будто и не было этих долгих лет, когда я бегал вот по этой самой площади. И воздух был тот же самый, пахнущий прогретой землей, с примесью креозота, от находящегося неподалеку шпалопропиточного завода. И так же лежали за забором штабеля железнодорожных шпал, высыхая и дожидаясь своей очереди на отправку.

Впрочем, кое-что изменилось. Только теперь я начал это замечать. Вот на том здании красовалась тогда большая вывеска «Раймаг», а теперь висела вывеска «Стелла». В окнах магазина красовались фотографии загорелых до цвета бронзы красоток и стояли какие-то манекены. Вероятно, это был местный центр моды.

И вот еще….Деревянное здание под шиферной крышей, около которого стоят штук пятнадцать велосипедов - основной здесь, индивидуальный вид транспорта, и три мотоцикла. Чутье не обмануло меня. Приблизившись, я увидел на здании надпись «Стой-ка!» и опрокинутую рюмку. Все было ясно. Оазис местных мужиков!

Свернув за угол, я увидел небольшой базар, где вперемешку торговали всякой всячиной и рядом с зеленью, огурцами и помидорами, мирно уживались заграничные колготки и женское белье. И многое другое, что рассматривать не было времени.

Пошатавшись между рядами, купил я килограмм апельсинов – не мог же я придти к сестре с пустыми руками, а вот какого возраста у нее внуки, убей меня, не мог вспомнить! Не виделись мы много лет и я понятия не имел о том, как живет Татьяна, сколько у нее внуков.

Мужа ее зарезали в пьяной драке много лет назад, обычное в этих местах дело, и замуж она больше не вышла. Не потому что хранила память по своему забулдыге Ивану, а потому, что была неказиста, да еще с двумя детьми, словом, партия не ахти какая.

Вот и поопасился я покупать подарки внукам, черт его знает по сколько лет им? В крайнем случае завтра чего ни будь соображу.

И тут на заборе базара я увидел картины. Картинки небольшие, в рамочках. И на всех было изображено одно – море ли, океан ли, словом водная стихия. В разных видах. От штиля до десятибалльного шторма. И неведомые острова с пальмами и песчаными пляжами. Атоллы с голубой водой.

Конечно, это не Айвазовский. Картинки были написаны дилетантом, что видно было взглядом невооруженным. Торговал ими мужичок, где-то может моего возраста, в морской старой фуражке и пиджачке, из под которого виднелась полосатая тельняшка. Спросом его продукция явно не пользовалась и мужичок сидел, опустив голову, прутиком чертил что-то по земле.

И ничего то мне не напомнил этот базарный вернисаж. Ничто не ворохнулось в душе.
Сестра встретила меня совершенно ошалев от неожиданного визита, захлопотала по хозяйству, приговаривая что сейчас меня накормит-напоит, сердясь, что не предупредил о своем приезде, а у нее еще ничего не готово. На вопрос о внуках только рукой махнула, какие, мол, подарки, взрослые уже они совсем.

Я смотрел на сестру и думал, почему же так быстро стареют люди в сельской местности, ведь была она моложе меня лет на шесть, а выглядела старенькой бабушкой. «Эх, время, время!» - вздохнул я про себя.

-Слушай, Тань! Пока ты с обедом хлопочешь, прогуляюсь я по улице, до парка схожу. Через полчасика буду.
-Давай, только не задерживайся!

И пошел я в парк, который был от дома сестры, метрах в пятистах всего. Когда-то давно, был это кусок леса, с тянувшимися вверх соснами. Потом его облагородили, дорожки провели, настроили всякие парковые аттракционы….

Я постоял у трех рядом стоящих сосен. Грустно мне стало и больно… На этих соснах были повешены фашистами комсомольцы-подпольщики. Немцы не стали утруждаться строительством виселиц, а прибили к соснам перекладины, на которых и погибли навлинские девчонки и мальчишки, комсомольское подполье. И было им лет по восемнадцать, в среднем.

На одной сосне я разглядел следы перекладины и только. Ни таблички какой ни будь не было, ни памятника, что здесь отдали свои жизни за Родину те, кто очень ее любил. Ничего не было…Шумели только мачтовые сосны, свидетельницы многого происшедшего…

Из парка я вышел на ту улицу, где когда-то стоял домишко моего деда, а неподалеку небольшой деревянный роддом, где я и появился на свет.
Не было уже дедовой хатки, давно жили здесь чужие люди и роддома тоже не было.

Прошел я мимо дедова участка, на котором стоял теперь добротный кирпичный дом, но не стал задерживаться. Поклонился только тому месту, где стояла когда-то дедова хатка, где акушерка приняла мою маму, куда из роддома принесли меня…. Было родовое гнедо. Не стало. И пошел я дальше, смахивая слезинку непрошенную. Не стал задерживаться - чужой человек стоящий перед домом подозрение может вызвать.

А так хотелось зайти туда, куда привезли меня из роддома, где потом проводил я каждое детское лето. Я шел по улице припоминал – вот здесь жил Герой Советского Союза, партизан - подрывник Ижукин, в этом доме командир партизанского отряда Полтев. Кто теперь здесь жил, какие люди, не знаю. В пыли я увидел следы босых детских ног и чуть не заплакал. Ведь это я так же бегал по этой улице, пятная ее следами своих босых ног. Господи, как давно это было…..

После ужина сидели мы с сестрой на крыльце и беседовали неторопливо. Две ее внучки, лет по пятнадцать, получив подарки, которые я все-таки купил, исчезли на гулянку, а мы присели на крылечке.

Смеркалось. Уже появилась первая звезда. Начали подавать голоса птицы. А мы сидели на крылечке и сестра рассказывала мне кто жив, кого уж нет в живых. Почти никого из упомянутых я не помнил и ее рассказ проходил у меня мимо ушей. Только сознание вдруг зацепилось за знакомую фамилию – Антипов.
-Витька? Антипов?
-Ну, да! Жив здоров! Картинки рисует, на базаре продает.

И тут меня вызвездило. Я вспомнил старичка на базаре, его примитивные морские пейзажи, тельняшку и мятую капитанскую фуражку. Как же я не узнал его? Не узнал друга своего детства?

Утром я пришел на базар. Старичок с картинками был уже на своем месте. Он снова сидел и чертил что-то прутиком в пыли. Я подошел и присел напротив него на корточки. Старичок недоуменно поднял на меня глаза.

-Ну, и как ты? До океана добрался?
Он пристально, не мигая, смотрел на меня, прищурился и вдруг выдохнул жарко:
--Это ты?
Мы долго обнимались, хлопали друг друга по спине и плечам, отрывались, снова всматривались в лица и снова обнимались. Наверное, со стороны все это выглядело комично.
-Все! – решительно сказал Витька. – Торговля закончилась! Помогай мне снимать эту мазню!
Мы сидели в садике у Витьки, пили чай и не могли наговориться. Только и звучало у нас: «А ты помнишь?»

Я все помнил. И как началась наша дорога к океану. Как это было тогда, в детстве…

-А ты когда ни будь видел океан? – спросил меня тогда Витька.

Мы лежали на бережке ручья, в траве, грызли вкуснейшие на свете корни камыша, смотрели в бездонное синее небо и молчали. Почему человек, когда смотрит в эту голубую бездну, зачарованно замолкает? Не знаю. Но хочется смотреть в нее и смотреть. Смотреть и молчать. Слова тут лишние.

Вот мы и молчали, пока Витька не прервал наше занятие.

-Ну, откуда я мог видеть океан? Я моря даже не видел! Нет, на картинках видел, а вот так, чтоб в живую…. А где он океан? Далеко?
-Да нет. Если захотеть дойти можно.
-Как дойти?
-Ногами, как! Вот пойти по нашему ручейку, потом ручеек впадет в реку, одна река в другую, сольются все реки и понесутся к морю, а за морем океан. Волны там выше дома, волна синяя- синяя и острова необитаемые с белыми пляжами песчаными и пальмами….
-Красиво! – мечтательно сказал я.
-Еще как! – подтвердил Витька.
-Откуда знаешь? Сам то ты океан видел в живую?
-Не видел, а знаю!

Мы снова замолчали. Я приподнялся и сел, стал смотреть на ручеек. Отсюда был виден мостик через ручей, деревянный, на кривоватых свах. Под мостиком серебряными чешуйками переливались водяные струйки. Я знал, что чуть пониже по течению в этот ручеек впадает еще один, а потом уже широкий ручей впадает в нашу речку Навлю, которая отсюда была видна и куда мы ходили ловить пескарей. Странно это было – течет себе вода куда-то, а потом, глядикось, океан!

По бережку нашего ручейка колыхались жирные вихри осоки, сам ручеек тонко звенел, лепетал, ворковал. Звуки были совсем негромкие, едва слышные, ясные и мелодичные.

-А знаешь что? – сказал Витька. – Пойдем океан поглядим.
-Когда? Сейчас, что ли?
-А вот завтра, с утрянки и пойдем!
-Вить! А давай « Бесстрашного» на воду спустим. Он поплывет а мы по берегу за ним?

Витька задумался. «Бесстрашный» был его гордостью и предметом зависти всех окрестных пацанов. Сделанный из куска бревна, это был настоящий боевой корабль, только меньше размером, со всеми палубными надстройками и орудиями. На мачте гордо реял красный флаг – вызов к бою. Выкрашенный в серый боевой цвет, он даже на сильной волне, не переворачивался. Еще бы! В килевом балласте было заложено у него чуть не килограмм свинца и плевать ему было на волну!

-А вдруг упустим? Жалко ведь!
-Вить! Так новый сделаешь! А «Бесстрашный», представляешь, по океану будет плыть? Это же корабль! Не может он у тебя в сарае стоять! Он плыть должен! В морях и океанах!
Витька подумал и махнул рукой.
-Ладно! Пускаем его в свободное плаванье!

Прихлебывая чай с медом, мы вспоминали, как утром тащили «Бесстрашного» к реке, потому что решили сразу пустить его на большую воду, как он попав на стремнину понесся, словно курьерский поезд, а мы по берегу бежали за ним, стараясь не упустить из виду красный флаг на мачте, как иногда, словно нас дожидаясь, кораблик плыл медленно, а потом течение снова подхватывало его и несло дальше.

Мы то шли по берегу, то бежали, пересекали какие-то ручейки впадающие в реку, форсировали их то вброд, то вплавь, двигались то через заливной луг, то через перелески…Иногда за зарослями ивняка, растущими по берегу, мы теряли нашего «Бесстрашного» из вида, но выскакивая на ровное побережье всегда видели его плывущим по реке.

Потом он остановился на одном месте и стоял не двигаясь – то ли зацепился за что, то ли на мелководье попал. Мы сели на бережку, съели по куску хлеба и немного полежали - ноги уже очень устали. А когда приподнялись, «Бесстрашного» не было. Мы изо всех сил бежали по берегу, пока не заметили его снова, кружащегося в заводи, ожидающего нас. Нет, он действительно нас ждал, потому что когда мы подошли поближе, словно по волшебству, он сорвался с места и помчался дальше.

Но наступил такой момент, когда Витька остановился и сказал: - Все! Не могу больше идти! Ноги отваливаются!
-А как же «Бесстрашный»? – спросил я. Ноги уже не шли и у меня.
-А пусть плывет! Корабль и должен плыть! Может он до океана и доберется!
-А мы?
-А мы нет. Видишь, солнце уже садится. Я думал, поспеем за день, но видно океан далеко еще….

Мы махали нашему дредноуту руками до тех пор, пока он не скрылся из вида. Потом мы прилегли и незаметно крепко уснули. Нас разыскали мужики с фонарями, которые шли цепью по лесу и кричали наши имена. Оказалось, что отмахали мы километров двадцать пять от Навли и, если бы прошли еще чуть вниз по течению, то вышли бы к деревне Салтановке. Смутно помню, как везли нас на машине, милицию, заплаканную Витькину маму, его отца, все порывавшегося снять ремень и выпороть сына. Помню укоризненный взгляд своего деда…Эх, как же давно это было!

-А чего ты врал тогда про океан: пойдем, поглядим! Будто это рядом совсем?
-А откуда мне было знать? Географию только в пятом классе начинали учить, а мы в третьем были! – засмеялся Витька.
Мы сидели с ним и смеялись над своим детским приключением.

-А знаешь что? – сказал Витька. - А ведь наш « Бесстрашный» все-таки добрался до океана.
-Откуда ты знаешь?
Посиди маленько, я сейчас! – Витька ушел в дом.
-Вот смотри!
В руках Витька держал какой-то старый пожелтевший листок бумаги.
-Я тогда под крышку «Бесстрашного» письмо от нас с тобой спрятал, с адресом моим. Просил, если кто выловит корабль, чтобы дальше его отправили…А через год или два, не помню точно сейчас, вот это письмо пришло. Читай!

«Здравствуйте, дорогие Витя и Саша! Мы выловили Ваш корабль в Каховском водохранилище и нашли в нем письмо. Удивительно, как ваш «Бесстрашный» доплыл сюда, не застрял нигде. Но, до океана он не доплывет. Его выбросит где ни будь море на берег. Давайте сделаем так: наш корабль уходит на промысел в Индийский океан. Мы возьмем вашего «Бесстрашного» с собой и выпустим в Индийском океане. Это я Вам обещаю. Капитан БМРТ « Невельской» Сергей Кучеренко. Желаю Вам стать моряками. До встречи на морских дорогах!

Я смотрел на этот пожелтевший кусок бумаги и видел нашего «Бесстрашного», взлетающего на океанскую волну.
-Так ты добрался до океана?
-Я нет. Море только видел. Черное. Когда в санатории был. А вот океан так и не пришлось увидеть. А ты?
-И мне не пришлось! А что ж ты так?
-Работать надо было, Саша, работать. Вот здесь всю жизнь и провел. Работал на шпалопропиточном. Пойдем-ка, что я тебе покажу!

Мы вошли в дом, я глянул на стенку и ахнул. Вся стена была картиной. Прямо на нас шла высокая океанская волна, которая казалось сейчас обрушится на наши головы. Над волной блестело солнце, отражаясь в воде блестками. Удивительная это была картина. Завораживающая. Ошеломляющая какая-то.
-Три года я ее писал! Ну…и как? – услышал я голос Витьки.
-С ума сойти! – только и мог сказать я.

-Ну и как ты съездил? – спросила меня жена.
-Нормально! – меланхолично ответил я.
Улегшись спать я долго не мог заснуть. Снова и снова вспоминалось мне прощание с сестрой и ее внучками, как мы прощались с Витькой – увидимся ли еще? Вспоминались улочки Навли, сосны в парке…Потом я неожиданно крепко заснул.
А под утро мне приснился океан с зелеными атоллами, развесистыми пальмами и ярким тропическим солнцем …
Я проснулся. Светило солнце. В открытую дверь балкона вливался свежий утренний воздух, а я лежал и улыбался…Шуми океан, играй!

Геннадий Лагутин, писатель, "Рано или поздно, под старость или в расцвете лет,