Со стороны Каспийского моря дул колючий ветер, поднимая вихри песка и разбрасывая по песчаным барханам. Одинокий беркут парил над хребтом западного Копетдага, замирая над кремовым ландшафтом Лунных гор. Звонкий крик орла нарушил тишину.
— Миро, просыпайся! — тревожный голос помощника прервал сон пастуха. — С лошадью беда.
Парень взволнованно продолжал:
— Кобыла, кажется, взбесилась! Головой машет и пена изо рта.
Миро стряхнул остатки сна, поднялся и пошел к загону. Старая кобыла стояла вдалеке от остальных лошадей, возбужденно дышала и хаотично качала головой из стороны в сторону; пенистая слюна обильно выделялась изо рта и хлопьями стекала вниз.
Миро подошел к кобыле и ласково погладил голову. «Что грустишь, красавица?», — шепнул он и заглянул во влажные, наполненные болью и страхом глаза. « Успокойся милая», - тихо сказал он и положил руку на спину больной лошади, пока та покорно не опустилась на землю.
Миро погладил рыжий бок, внимательно осмотрел круп и ноги и, наконец, заметил как сильно отекла правая нога. Судорога прокатилась по телу животного. Лошадь пронзительно заржала.
— Плохо дело, — угрюмо сказал Миро, — похоже, гюрза.
Он быстро достал из кибитки аптечку, погладил гриву животного и вколол сыворотку в шею. Кобыла нервно зафыркала.
— Слишком поздно заметил, — с укором сказал Миро парню, — если к обеду не оклемается — не выживет.
Рассветало. Миро оседлал коня и погнал отару овец на пастбище. Верный алабай по кличке Аийк , что в переводе означало “медведь”, бойко бежал рядом, состязаясь с молодым конем в скорости, но вскоре безнадежно отстал и лег отдыхать в тени огромного чинара. Старость давала о себе знать.
Овцы беспорядочно разбрелись по склонам холмов, то и дело исчезая в котловинах с травами. К полудню пастух собрал их воедино и повел к колодцу.
Старая лошадь лежала на свежих опилках, завалившись на бок и вытянув ноги. Судороги сотрясали ее тело; в глазах застыло страдание. Миро погладил кобылу по голове, прилег рядом и положил голову умирающему животному на грудь. Лошадь успокоилась, закрыла глаза и затихла. Сердце животного сделало последний удар и остановилось.
***
Хозяину конюшни Зарипову повезло. Он купил чистокровную ахалтекинскую лошадь за бесценок. Продавец утверждал, что жеребец по имени Беркут - потомок знаменитого скакуна Ветра, о котором ходили легенды, как о непобедимом текинце, непревзойденном на скачках и в производстве потомства. Мужчина добавил, что хозяин лошади - бывший богатый банкир, который в одночасье разорился и скоропостижно скончался. Дети продавали имущество с молотка, чтобы хоть как-то оплатить задолженности отца.
Жеребец был великолепен. Редкий изабелловый окрас дополнялся характерной для породы, грациозной шеей и высокой холкой. Величественная посадка головы и удлиненные линии придавали Беркуту аристократичность.
И только скверный нрав портил благородную красоту текинца.
Беркут яростно метался в стойле, напряженно фыркал, бил копытами о железные стены и с ненавистью смотрел на собравшихся вокруг людей.
— Это не лошадь, а исчадие ада — неодобрительно сказал директор конюшни. — Зря вы его взяли, хоть и за бесценок, а он нам и даром не нужен. Толку с него, как с козла молока, — зло добавил он, потирая ушибленную руку. — Он бешеный — посмотрите какие глаза.
Зарипов смотрел на буйствовавшее животное, вздыхал и обреченно соглашался — он и сам знал, что выбросил деньги на ветер.
На следующий день Беркут укусил старого конюха, когда тот пытался почистить стойло. На коня надели намордник и вызвали специалиста по обучению лошадей из Ашхабада.
— Случай тяжелый, — сказал тренер наблюдая как нервно мечется Беркут в деннике. Конь бился о железные прутья, стучал копытами и громко фыркал. — Но я попробую. Сделаю, что смогу, но ничего не обещаю.
Время шло. Тренер усердно занимался с конем, но тот по-прежнему не слушался и не подпускал людей. Зарипов давил — хотел видеть результаты, цена не имела значение. Специалист по лошадям сопротивлялся, говорил — насилие, особенно у таких сложных лошадей, к добру не приведут, но, в конце концов, согласился и сменил тактику. Однажды он зашел в денник с уздечкой и хлыстом. Беркут, грязный и испуганный нервно носился вперёд-назад в дальнем углу стойла. Увидев мужчину, он зафыркал и заметался сильнее, словно пытался предупредить. Тренер подошёл ближе и резко набросил уздечку. От неожиданности Беркут встал на дыбы. Мужчина ударил хлыстом, пытаясь вернуть жеребца в исходное положение, но конь не удержался и опрокинулся на бок, задевая его ногами. Беркут чудом уцелел и отделался небольшими повреждениями. Тренера увозила скорая. Напоследок, он признался Запипову, что лошадь — ему не по зубам и он ничего сделать не может. Увидев отчаяние на лице хозяина, мужчина добавил, что знает человека, который усмиряет таких лошадей. Особым способом.
Первого коня Миро усмирил в шестнадцать лет, и с тех пор о нем пошла молва, как о целителе лошадиных душ.
Зарипов сидел напротив Миро и рассказывал о судьбе Беркута. Миро слушал и думал о том, что лошади - лучше людей: честнее и не знают лицемерия. Двуличность выдумал человек для человека, чтобы скрывать искренние чувства. С лошадьми такие вещи не проходили. Животные чувствовали фальшь за версту, как и он, Миро. Вот и Зарипов сидел напротив и кривил душой. Пастух знал таких людей — богатых, бездушных, пресыщенных. Они покупали лошадей для бахвальства, а когда те надоедали — меняли на других. Кони являлись для них дорогими, бездушными игрушками. Таким людям Миро не помогал.
— Я не возьмусь, - прервал он Зарипова, — и в голосе его звучала сталь. — Эту лошадь не спасти.
— Проси, что хочешь, — повторил Зарипов обреченно, — только помоги. Иначе усыплю его к чёртовой матери!
Миро угрюмо посмотрел на мужчину и вышел. Зарипов продолжал сидеть, уставившись в одну точку. Злился. На себя — что погнался за дешевизной, на Беркута — что не подчинялся, но больше всего он злился на Миро. С отказом пастуха умирала последней надежда.
Миро долго не мог уснуть — думал о лошади. Все сделано правильно: приговор коню подписан, решение принято, вот только непонятная тревога сидела в сердце занозой. Ночью ему опять снился беркут. На этот раз он кружил над домом и звал Миро за собой.
Наутро Зарипов опешил от удивления, когда увидел высокую, сутулую фигуру пастуха в белой папахе и традиционном халате возле ворот конюшни.
— Где конь? — сухо спросил Миро, прерывая приветственную речь хозяина.
Зарипов испуганно замолчал и повел Миро к стойлам. Пастух кивком указал хозяину на дверь и закрыл за ним дверь. Миро не терпел присутствия людей, когда заглядывал в душу животному.
Пастух медленно приближался, давая коню время понять с кем он имел дело.
Беркут бешено бился в стойле и не находил места в душном, загаженном пятачке замкнутого пространства. И вдруг конь внезапно напрягся, как струна, и затих.
Миро увидел жеребца.
Потомок «небесных скакунов» Ферганской долины, чистокровный ахалтекинский конь предстал перед ним в наморднике, грязный, исцарапанный и испуганный.
Миро подошёл к Беркуту.
Снял намордник.
Их глаза встретились.
Всё вокруг было размытое, серое и холодное, пока он не увидел его. Друга. Его силу Беркут почувствовал раньше, чем увидел его белую, меховую голову и когда Друг захотел его выслушать.
Беркут стал рассказывать.
Он показал Другу, как он плавно плывёт по безграничной, зелёной глади, не касаясь ногами, — так, как делали все его предки.
Он рассказал, каким удачным был их союз с человеком — тем, который потом его бросил. Человек дарил ему свободу, а он отвечал верностью.
Беркут показал и тот день, когда их союз распался. Навсегда.
Миро увидел привязанного к дереву жеребца, а поблизости человека с ружьём. На лице его читались отчаяние и решимость уйти от проблем. Раздался громкий выстрел. Беркут испуганно вздрогнул и жалобно заржал.
В миг, когда оборвалась связь с человеком, мир стал размытым, серым и холодным. Казалось, навсегда.
Миро разделил с ним переживание страшного момента и боль утраты человека.
Но потом он сказал Беркуту, что время тосковать прошло и пришло время новой жизни. Миро стал глазами горного орла, того самого, из снов. И теперь израненная душа Беркута парила над холмами и склонами, на которых паслись отары овец. Он видел как жеребёнок семенит вслед за бурой кобылицей, на ходу пытаясь сосать молоко, видел собаку, похожую на медведя, которая безуспешно пыталась догнать всадника, и устало прилегла отдохнуть в тени густого чинара. Старость давала о себе знать.
Беркут не получал еще такого наслаждения от скорости, с которой летал, — скорости, быстрее ветра. Это исцелило искалеченную лошадиную душу и зажгло новый огонь жизни.
Мир Беркута опять расцвел красками.
Автор: Сага
Источник: https://litclubbs.ru/articles/12704-dusha-aristokrata.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.
Читайте также: