И снова пятница. После больничного трудно входить в привычное русло, но невольно зародившиеся традиции позволяют систематизировать, организовать твою жизнь, работу и даже творчество. Но это к слову.
А сейчас, мой дорогой Читатель, я предлагаю вернуться в 1989 год и к моим первым пробам пера. рассказ "Вокзал" был написан именно тогда, когда ещё для нас, обычных людей, не "маячила на горизонте" потеря Родины, мировозрения, уникального общества, хотя уже давно приняло курс на развал нашего (но не их) Государства. Мы пока об этом не знали. Но видимо чувствовали.
Рассказ был напечатан в 8 ТОМЕ журнала МОСТ.
***
«А был ли мальчик то?..»
из известного произведения.
Вокзал гудел. Он жил своей жизнью, понятной наверно только одному ему, да тем, кто на какие-то мгновения появляется в этом гуле и исчезает.
Вроде бы, что только не мешается в этот не передаваемый вокзальный гул: крики и разговоры людей, гудки электровозов, мелодии вокзальных аппаратов и какие-то звонки, шарканье ног и шипение поломоечных машин, перестук колёс, какой-то шелест и ещё много что. Но каждый звук поглощался этим гулом, вбирая в себя их энергию, и уже ни что не выделялось в нём. Все будто бы делали одно, создавали этот гул, давали ему силы и жизнь, делались его частичками, органами и не могли уже вырваться из него.
Люди ждали своих поездов, и никто не обращал внимания ни на что. Так обычная суета. И в этой суете сидел человек лет тридцати трёх и вроде бы ни чем не отличался от других ожидающих, если бы не гримаса на его бородатом лице. Можно было бы подумать, что у этого человека сильно болит голова или зубы. Но глаза его блуждали где-то в ином мире.
− Люди! Кто вы? Плохие или хорошие? − крик прорвал стену этого, казалось, непроницаемого гула и забился, заметался эхом в вышине потолков. − Люди! Почему вы молчите? Если хорошие, то почему мне так трудно рядом с вами жить. А если вы плохие, то зачем вы вообще живёте и зачем живу я? − Как молния разрывает тьму, так голос разорвал этот гул. Он стал стихать. Наступила удивительная тишина.
Голос, этот непокорный всемогущему гулу голос, принадлежал тому человеку. Он забрался на спинку кресла и кричал, кричал один и тот же вопрос. Вокруг него стала образовываться пустота, будто вокруг больного чумой, а на некотором расстоянии образовалось плотное людское кольцо из зевак. Всем, почему-то хотелось посмотреть на сумасшедшего.
Он оглядел эту толпу и в этой образовавшейся пустоте и тишине, его голос был подобен грому:
− Люди! Почему молчите, ну ответьте хоть что-нибудь? – его крик поразил всех какой-то безнадёжной мольбой и горечью. И последние звуки стихли, породив какую-то гробовую тишину. Люди лишь стояли и пялились на сумасшедшего, не произнося ни звука. Сзади тихо подходили новые, спрашивали, что случилось. Им не отвечали и они также замолкали.
Он ждал ответа, озираясь кругом на не привычный, странный и страшный для него мир. Его глаза выражали лишь непреодолимую тоску. Но кругом была лишь пустота и тишина.
− Неужели ничего не изменилось за столько лет? Неужели люди стали ещё хуже, чем раньше? − скользнула безнадёжная мысль, и что-то мелькнуло у него в руке. Брызнула невероятно яркая алая кровь, окрашивая всё в удивительный и страшный багровый цвет. А люди стояли и смотрели, как падали, пульсирующие, алые капли. Как он падал в эту кровавую лужу, и как она превращалась в лучистое кровавое солнце.
Кто-то, наконец-то, очнулся, куда-то побежал, что-то принесли, куда-то потащили. Лужу вытерли. Через несколько минут то там, то там возникали голоса, шумы, звуки. Они сливались, превращаясь в единую какофонию. Бессмертный вокзальный гул снова стал набирать силу.
Будто ничего и не произошло.
Будто ничего и не было…
Стас Быков
Апрель 1989
