Итак, Немецкий легион распался, и вместе с этим закончился первый период филэллинизма. С весны 1821 года по конец 1822 года к делу Греческой революции присоединились около 600 человек из Западной Европы. 180 умерли, то есть смертность составила 1 к 3, что является гигантской цифрой, если учесть, что большинство европейцев находились в Греции несколько дней или недель. Остальные, за немногими исключениями, прониклись ненавистью и отвращением к грекам, которые даже унесли с собой в могилу. В конце этого первого периода филэллинизма в Греции все еще действовало всего несколько десятков добровольцев, и в основном это были изгнанники, не имевшие другой родины или возможности куда-то уехать.
С другой стороны, результат вмешательства европейцев не принес какого-либо успеха – велико было и разочарование греков в европейских военных методах, и разочарование Европы в реальности, совершенно не похожей на филэллинские мифы.
К концу 1823 г. филэллинство в Германии и Швейцарии, в тех областях, где оно наиболее пышно процветало, зачахло. Сообщения о возвращении филэллинов и постоянное давление более крупных держав возымели действие.
Меж тем нужда в деньгах в Греции была отчаянной. В первые месяцы революции большая часть располагаемого богатства страны (каким бы оно ни было) было израсходовано. В первом порыве энтузиазма были привлечены добровольные займы, а затем принудительные займы. Заморские греки охотно внесли свой вклад, и греческие торговые колонии в Италии и Германии успешно собрали ссуды. К середине 1822 года многие греки всех мастей были и мудрее, и беднее. Греческие государственные облигации, которые они приняли в обмен на свои деньги, ничего не стоили. Хотя у турок было захвачено большое богатство, оно попало в руки капитанов. Вся экономика пришла в упадок по мере того, как вооруженные банды успешно экспроприировали продукцию крестьянства и по мере того, как все больше и больше крестьян решало присоединиться к грабежу.
Теоретически был один огромный актив. Турки Мореи заняли лучшие земли. Теперь, когда их не стало, эти земли должны были принадлежать правительству, чтобы продавать или сдавать их в аренду по своему усмотрению. На самом деле правительство не имело реального контроля над этими землями, которые никто не мог себе позволить купить, и в той мере, в какой они вообще использовались, они были захвачены местными греками или капитанами.
Владение деньгами теперь стало главным источником власти. Капитаны могли платить своим вооруженным бандам за счет добычи и принудительных поборов в выбранной ими области. Правительство, терпящее постоянные унижения, но все еще существующее, могло надеяться утвердить себя как авторитет только в том случае, если оно могло обеспечить привлекательность именно своего проекта, в частности, если оно могло соответствовать плате, предлагаемой капитанами. И вполне логично, что мысли обратились к перспективе собрать деньги за границей, подключившись к огромному резервуару филэллинских настроений, которые, в глазах большинства греков, до сих пор были направлены немного не в ту сторону.
Из всех средств, доступных отдельному гражданину для влияния на события в дальней стране, передача денег ее правительству является наименее привлекательной. Видеть, как чей-то вклад брошен в казну национального казначейства на общие цели, не может удовлетворить то чувство личного участия и личной помощи, которое является столь важной частью мотивирующей силы донора. Понятно, что вкладчики предпочитают, чтобы их деньги тратились на какую-то более ограниченную и, желательно, более заметную цель, и осуществлять некоторый контроль над тем, как они тратятся после того, как они расстались с деньгами. У греков никогда не было реальной надежды получить за счет пожертвований огромные суммы, которые требовались, хотя пожертвования продолжали приниматься с некоторой демонстрацией изящества. Все их усилия были направлены на получение кредита.
Первые попытки греческого правительства привлечь иностранные деньги были предприняты в Германии и Швейцарии через агентство «барона» Кефаласа. Но отвращение к филэллинизму, вызванное возвращением разочарованных добровольцев, уже закупорило этот источник. Агенты с сожалением сообщали, что теперь ни на каких условиях собрать деньги невозможно. Поэтому агенты отправились в более далекие страны. Они были встречены с сочувствием, но не более того. Поскольку правительства Европы подтвердили на своем конгрессе в Вероне свою решимость не признавать греческое правительство, любой, кто рисковал деньгами ради Греции, должен рассматривать это либо как безвозмездное самопожертвование, либо как дикую спекуляцию.
Греки действительно получили несколько предложений. Французский граф Александр Лаборд предложил предоставить деньги в виде добровольных пожертвований, но взамен кредиторам должно было быть предоставлено бесплатное пользование портом Наварино, им было разрешено оккупировать его силой в 1500 человек и, в конечном итоге, основать свою колонию в Греции. Лаборд также требовал права назначать политических советников греческого правительства. Другой француз, утверждавший, что действует от имени французского либерального банкира Лафита, предложил ссуду в размере 4 000 000 фунтов стерлингов на очень обременительных условиях. Ссуда должна была быть дисконтирована на 50 процентов и иметь годовую процентную ставку 6 процентов. В качестве обеспечения греческое правительство должно было передать кредиторам все национальные земли, то есть все земли, с которых были изгнаны турки и которые для многих греков были добычей, за которую боролась революция.
Планы, которые в это время были ближе всего к осуществлению, опирались на один из элементов филэллинизма, который до сих пор не использовался в полной мере. Призывы к восстановлению Древней Греции и к защите христиан от мусульман повторялись так часто, что было практически невозможно повторять их, не впадая в клише. Новые схемы основывались на третьем элементе, который до сих пор был в значительной степени второстепенным по отношению к двум другим, а именно на призыве к новому крестовому походу.
Орден рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского был основан как военно-религиозный орден в двенадцатом веке. В последующие века военные аспекты его деятельности имели тенденцию преобладать над религиозными. Во имя христианства рыцари безжалостно убивали, порабощали и грабили мусульман и раскольников-христиан Восточного Средиземноморья. В 1522 году рыцари были изгнаны с Родоса, но получили остров Мальта в качестве своих суверенных владений и впредь были известны как мальтийские рыцари. С Мальты они продолжали свои спорадические крестовые походы до восемнадцатого века. Но по мере распространения цивилизации в Европе возник вопрос, обязательно ли вера в католичество влечет за собой обязанность вести вечную войну ненависти против тех, кто предпочитал другие верования и суеверия. Сами рыцари, все больше осознавая несоответствие своего положения, тратили накопленное богатство на благоустройство и наслаждение удобствами своего приятного острова. Был еще достаточный поток богатых рекрутов с требуемыми шестнадцатью четвертями дворянства, готовых посвятить свою жизнь пустому воинскому церемониалу ради Веры.
В 1798 году, однако, Бонапарт пренебрежительно изгнал с Мальты основную часть рыцарей, а в 1815 году их остров был официально передан Великобритании на Венском конгрессе. Теперь, семь лет спустя, мальтийские рыцари потеряли даже видимость нужности и полезности, вера в которые поддерживала их скуку в течение долгих лет под мальтийским солнцем. Чем более анахроничным и нелепым было их положение, тем больше рыцари чувствовали себя обязанными отстаивать свое достоинство. Они настаивали на своем статусе Суверенного Ордена, равного по статусу великим королевствам Европы, и они послушно отстаивали претензии на обширный список территорий, прав и привилегий, которыми они временно пользовались в какой-то отдаленный момент своей древней истории. включая, кстати, суверенитет над Мореей. После изгнания с Мальты члены Ордена рассеялись по Европе, преследуя свои неубедительные претензии. Штаб-квартира находилась в России, но наиболее видные члены жили в Париже.
Суверенный Орден был первым «государством», признавшим греческое правительство. В июле 1823 года граф Журден, французский морской офицер, отправившийся в Грецию с одной из первых филэллинских экспедиций из Марселя, заключил от имени греков «договор» с рыцарями о военном союзе. Рыцари обязались получить заем в 10 000 000 франков под 5%, из которых 4 000 000 франков должны были достаться грекам. На эти деньги рыцари должны были собрать отряд в 4000 человек для кампании против турок. Все завоевания должны были быть разделены между рыцарями и греками. Было много переговоров о предоставлении рыцарям базы для их операций. Греки предложили Кипр, но в конце концов рыцарям был обещан вечный суверенитет над Родосом, откуда они были изгнаны в шестнадцатом веке. Эти острова, конечно, все еще были твердо в руках турок, и участники переговоров спорили о разделе завоеваний, которые им еще предстояло сделать. Однако было решено, что до тех пор, пока не будет найдена постоянная база, рыцарям будет предоставлено право пользования островом Сира (Санторин). Такое расположение устраивало греков, поскольку Сира была в основном населена греками-католиками, которые предпочитали правление турок правлению греков-раскольников-христиан.
Когда договор был заключен, представитель рыцарей Шастелен был отправлен в Грецию, несколько греков были торжественно приняты в Орден, и Журден приступил к сбору денег. Реакция в Париже была разочаровывающей, но когда в Лондоне был распространен проспект займа в размере 640 000 фунтов стерлингов, он был подписан в течение двадцати четырех часов. Однако вмешались власти фондовой биржи, и комбинация внезапно разрушилась. Великий Магистр был вынужден отрицать, что Орден подписал договор, и отречься от усилий своего представителя. Рыцари были вынуждены отложить свои планы, но не отказались от них. Шастелен все еще ждал своего часа в 1825 году, уверенный, что события в конечном итоге повернутся в его пользу.
Примерно в то же время аналогичное предложение крупного кредита было сделано грекам. Англичанин по имени Пикок был отправлен в Грецию, чтобы объяснить план правительству, а другие члены синдиката, в частности черногорец, называвший себя графом генералом де Винцем, приставали к греческим агентам по прибытии в Лондон. Де Винц был офицером французской службы, а теперь работал в Ост-Индской компании. Его план включал сбор денег для греков в обмен на помощь в завоевании Кипра. Так и не стало ясно, кто были его покровители, которые должны были предоставить деньги, если они на самом деле у него были. Греческие агенты считали, что его предложение было просто предложением мальтийских рыцарей в другом обличье. Впрочем, также было сказано, что он действовал от имени короля Сардинии, который унаследовал старые права на Королевство Кипр и хотел участвовать в дележе, если Османская империя будет расчленена. Попытки де Винца собрать деньги на Лондонской фондовой бирже также были намеренно сорваны властями. Позже он выдвинул другой план, связанный с завоеванием Крита от имени мальтийских рыцарей: это тоже было запрещено биржей до того, как были получены какие-либо деньги, но представители рыцарей снова были в Греции в 1826 и 1827 годах, настаивая на том, чтобы греки приняли помощь, которую они были не в состоянии дать.
На первый взгляд идея помочь Греции путем возрождения традиций и институтов крестовых походов была не более неуместной или анахроничной, чем некоторые другие проявления филэллинизма, появившиеся до сих пор. В памфлетах и призывах добровольцев дело описывалось как крестовый поход, и многие из несчастных молодых немцев, погибших в Пете и других местах, подкрепляли себя в своих мучениях верой в то, что они подражают героям тех якобы великолепных дней.
И тут надо честно сказать следующее.Большинство попыток вовлечь мальтийских рыцарей в дела Греции были направлены не на помощь грекам, а на установление французского господства в Леванте. Как только рыцари создали бы военную базу где-то в этом районе, французское правительство могло взять на себя управление, предоставив рыцарям «защиту». Согласно одному плану, рыцари должны были превратить Крит в огромный перевалочный пункт, из которого можно было бы контролировать всю торговлю Восточного Средиземноморья. Точно так же, как британцы захватили Индию, основав несколько торговых постов и фортов, французы теми же методами создадут аналогичную империю на Ближнем Востоке. Это была давняя французская мечта, которой суждено было продлиться и в двадцатом веке.
