Категория тревожности в 2022 году стала одной из ключевых в описании состояния российского общества. Измученные пандемией россияне столкнулись с гораздо более нервной реальностью специальной военной операции, к которой еще не успели адаптироваться. В недавнем – ноябрьском – выпуске «Доминанты» фонда «Общественное мнение» кривая тревожности опять поползла вверх, прибавив за две недели 10%.
Понятно, что в интерпретациях экспертов такие изменения связываются с международными и внутрироссийскими событиями. Динамика цен, ситуация на фронте, заявления политиков действительно влияют на этот показатель. Но, как представляется, тревога сейчас связана не только и не столько с событиями повестки. Она становится параметром повседневности и, как это ни странно, проецируется не только на будущее, но и на прошлое.
Образ, план, даже контуры будущего для большинства жителей России сегодня отсутствуют. Не то чтобы их нет совсем, но они настолько размыты и изменчивы, что сложить их в понятную картинку не получается. Каждый ищет ответ на вопрос о том, что ждет в будущем лично его, родных и близких, город, где он живет, страну в целом. И пока ответов на эти вопросы найти не может, этому мешает постоянно меняющая реальность.
Помимо невозможности создания траекторий будущего, сложности есть и с восприятием настоящего. Переизбыток информации и скорость ее доставки, иногда дополняемые взаимоисключающими позициями по одному и тому же вопросу, ведут к постоянному ожиданию чего-то, дестабилизирующего повседневность. Иными словами, от новостей мы ничего хорошего не ждем. И привыкаем к тому, что тревога становится чем-то обыденным, базовой настройкой реальности.
Ощущения тревожности настоящего и тревожности будущего, вероятно, знакомы каждому жителю современной России. Но есть и не совсем очевидный аспект тревоги, связанный с прошлым.
Экстремальные ситуации в истории любого государства, связанные с масштабными кризисами или военно-политическими конфликтами, всегда порождают страх возможной утраты национальной идентичности и разрыва с историческим прошлым. А так как искать ответы на волнующие вопросы в будущем мы пока не научились, обращаемся к этому самому прошлому – кто мы, откуда пришли, куда и зачем идем, как раньше решались аналогичные проблемы. Всё это, на самом деле, сейчас не менее важно, чем вопрос о том, что ждет нас в будущем. Поэтому тревога о прошлом, о том, можем ли мы его утратить в случае неудачного для России сценария, о том, что в прошлом может не оказаться ответов на вопросы, которые нам нужны, объяснима и оправданна.
Итого: тревожность окружает нас, мы к ней привыкаем и стараемся делать вид, что это норма. В каком-то смысле это так и есть – тревожность сегодня есть неотъемлемая часть новой нормальности, о которой много говорят в последние месяцы. Особенность момента – одновременная проекция тревоги на прошлое и будущее. Но вопрос: потерять прошлое или не обрести будущее – возникать не должен. Надо сохранить и приобрести. Поэтому нам всем предстоит найти ответ на вопрос «кто мы?» со всеми вытекающими уточнениями, определить себя в настоящем и начертить самим себе образ желаемого будущего. Просто не будет, это потребует многих усилий. Но сделав это, с тревожными состояниями удастся покончить.
Останется только одно из них – тревожное настоящее, с которым каждый день нужно будет работать, не давая ему вновь вернуться в прошлое или отразиться на будущем.