Воздержание (по-арабски зухд) — понятие, знакомое любому мистику и анахорету. Точно так же, как буддийские йоги или христианские подвижники, мусульманские захиды боролись сами с собой — со своей плотской, нутряной сущностью, воплощавший в себе зло и тяжесть низменных страстей.
Суфии называли эту сущность нафс — подразумевая под ней низшую, животную природу человека. Ей противопоставляли рух – чистый дух, вдунутый в Адама непосредственно Создателем.
Борьба с нафс была постоянным и необходимым условием восхождения души к Аллаху. Если видимый мир – лишь завеса, отделяющая нас от божественной истины, то самая главная из завес – наша животная природа. Человек должен прежде всего осознать собственную греховность и избавиться от нее: только так он сможет достичь Бога.
Суфии часто видели свою низшую душу воочию, в виде каких-нибудь животного или зверька. Рассказывали, что у одного она выпрыгнула из горла в виде лисенка, другому, наоборот, желтым псом запрыгнула под платье и исчезла, перед третьим предстала в образе змеи.
Сущность низшей души нельзя было уничтожить, ее можно было только укротить. Поэтому, когда какой-то дервиш начал топтать выскочившего из него лисенка, тот только увеличивался в размерах. Шейх Хаввас предупреждал своих учеников: держите в узле свою плоть, она может изменяться триста шестьдесят раз на дню, чтобы поймать тебя в ловушку своих желаний.
Низшая душа всегда управляется грубыми плотскими страстями: собственно, сам дьявол и есть наши страсти и низшая природа. Вот почему человек должен день и ночь бороться со своими вожделениями. «Удивительно, что люди ходят в мечеть, чтобы навестить Бога, – говорил Джунайд. – Победи свои страсти, и сразу будешь с Ним!».
Но своими силами это сделать невозможно: только сила Божья способна их победить. Поэтому надо вручить себя Богу через смирение, отвержение самого себя. Это требование написано почти под диктовку христианских монахов-аскетов, которые нередко вызывали в суфиях чувство восхищения. «Удивительно, что Аллах дает праведность даже столь заблуждающимся!» – восклицал один из них о монахе, подвизавшемся в келье семьдесят лет.
Правда, суфии считали, что монахи предаются своим аскетическим подвигам только из тщеславия. Сами они говорили, что не нужно делать никаких особенных усилий, поскольку невозможно изменить то, что предопределено Аллахом.
Дервиш Абу Али однажды решил оскопить себя бритвой, чтобы уничтожить источник похоти, но Аллах остановил его, сказав: разве не все твои органы принадлежат мне? Если ты сделаешь это, я вложу стократ больше похоти в каждый твой волос.
Бедность
Первое, что делал мусульманин, встав на путь суфизма, – это давал обет бедности.
Почитание нищеты (факр) и нищих (факир) в исламе было популярно еще во времена Пророка. В мединской мечети тогда жили добровольные бедняки, которые не заботились о пропитании, а только молились Аллаху и верили, что Он их прокормит. Пророк говорил: «Бедность правоверного раба божьего украшает его больше, чем хороший повод — голову лошади».
В учении тасаввуф быть суфием и быть факиром по смыслу означало одно и то же: дискуссии о том, что лучше, нищета или чистота, были лишь спором на словах.
Владеть хоть чем-нибудь для дервиша считалось несчастьем: приобретая любую вещь, он сам оказывался у нее в плену. «Суфий ничем не владеет, и ничто не владеет им», – наставляли учителя. Некоторые суфийские шейхи, перефразируя Коран, утверждали, что богатый ближе к аду, чем к своей яремной вене.
Другие суфии говорили: чтобы достичь Бога, дервишу надо выбросить даже разбитый кувшин и рваное одеяло. Когда Абу Абдаллаха ибн аль-Джалла спросили о сути бедности, тот ответил: «Махни на все рукой и скажи: «Господь мой — Аллах!»
Настоящий суфий не заботился не только о своем имуществе, но и о самом себе. Сахл ибн Абдаллах говорил: кровь суфия можно пролить безнаказанно, его имуществом можно пользоваться свободно. Разбойники, грабившие людей на дороге, порой смеялись: мы занимаемся тем же, чем и суфии, – освобождаем людей от бремени земного.
Как и в христианстве, бедность в суфизме понимали очень широко – не только как отсутствие материальных благ, но и как осознание своей духовной нищеты перед Богом, невозможности иметь ничего своего, поскольку все создано Творцом. Факир вообще не различал между богатством и бедностью, между этим миром и иным: он выпадал и из того, и из другого, разрывая все связи с людьми и созерцая только Бога.
«Кто добрался до сущности, – писал один из суфиев, – тот отвратил взгляд от всего сотворенного и, полностью самоупразднившись, взирая лишь на Всеединого, поспешил к полноте вечной жизни». Нищ не тот, у кого ничего нет, а тот, кто свободен от желаний и вообще всех «форм бытия». Все сущее – не Бог, поэтому надо его отвергнуть.
Милостыня
Если суфий нищ духом, то есть по «божественному принуждению» (мутзарр), то должен ли он принимать подаяние? На это в суфизме отвечали по-разному.
На практике очень многие дервиши собирали деньги для себя или своей общины. Оправдывалось это тем, что собранные средства нужны для помощи нуждающимся и что любой человек, у которого ты просишь подаяние, – лишь посредник между тобой и Богом, поэтому суфий получает помощь от самого Аллаха.
Попрошайничество одобрялось и как аскетическая практика, поскольку ослабляло голод и освобождало ум от забот для служения Богу. Кроме того, подаяния были полезны для самоуничижения и освобождения от гордыни.
Высказывалось и такое мнение: раздача милостыни позволяет братьям-мусульманам проявить милосердие и выплатить обязательный закат. Получалось, что нищий суфий принимает подаяние не столько потому, что оно нужно ему самому, а чтобы помочь богатому выполнить свой долг перед Аллахом. Принимающий милостыню стоял выше того, кто ее давал.
Некоторые суфии, уничижая себя, просили подаяния в намерено грубой форме — чтобы никто не обвинил их в том, что они профессионально живут за счет других. Многие предпочитали вообще не принимать помощи даже в самых крайних обстоятельствах.
Шейх Карани однажды отказался от подаяния, сказав, что у него есть два дирхема. «И насколько их тебе хватит?» – с улыбкой спросил подававший. «Если ты гарантируешь мне, что я проживу дольше, то я возьму деньги», — ответил мудрец.
Подавая милостыню сами, шейхи проявляли редкую щепетильность. Они не давали денег просящим в руки, а клали их на землю: иначе в момент подаяния их рука оказалась бы сверху, а это выглядело бы так, словно они сами выше просящего, что могло бы его унизить.
Другие суфии просто плакали, если кто-нибудь просил их о помощи. «Я не позаботился об этом человеке, — говорили они, — и вот теперь он вынужден униженно просить о милости!»
© Владимир СоколовМои книги на портале «ЛитРес»:"
"Львы и розы ислама. Историческое путешествие от Мекки до Стамбула"