Глава 31
В комнате пахло клубникой и яблоками. Этот запах в темноте вызывал ощущение, будто Андрей не в квартире Натальиной сестры, а в посёлке. Будто ему снова шестнадцать лет и он ждёт – когда на соседнем диване перестанут ворочаться мелкие и они с Малиновским смогут уехать к Юле и Жанне. Теперь ему иногда казалось, что это было очень-очень давно. А история с Лерой – и того дальше, как в прошлой жизни…
Перед тем как уйти от Пушкарёвых, он позвонил Ромке в «Зималетто», что готов выехать, но Ромка сказал – гуляй уж, дорогой друг, потом разберёмся с очередью. Тогда он позвонил Наталье. Она как раз вернулась со съёмок. О свидании договорились быстро. Узнав, что домой ночевать он не пойдёт, она и предложила остаться. Всё равно завтра вместе идти на последний экзамен.
– А твои – ничего, что ты не придёшь?
Она усмехнулась:
– Папа меня очень любит и счастлив, когда мне хорошо, а мама мечтает вытолкать замуж, так что тоже счастлива, если я буду с тобой. А ну как у нас сложится.
– А бабушка? Я думал, она меня глазами сожрёт.
– Бабушка – мать отца, всю жизнь ищет, где ошибается мама. Вот и приглядывалась, вдруг та дочке неподходящего мальчика одобрит.
Это были сложные отношения, и Андрей предпочёл сосредоточиться на главном – им можно остаться вместе… Только вот уснуть никак не мог. Лежал не шевелясь, чтобы не разбудить Наталью, и думал. Мысли были отрывочные. То о завтрашнем экзамене, после которого – свобода, то о скандале с отцом. Как он сказал – не хватило мозгов. Отец и раньше это говорил – очень редко, но запоминалось надолго. Может быть, оттого, что был уверен – Андрей очень способный. Это же его сын, и ему место в МГУ, а не в педагогическом… Но высказав сомнение в его умственной состоятельности, папа ещё и заявил, что ему неприятно находиться с ним под одной крышей. А это куда серьёзней. Такое тоже случилось однажды, уже в далеком, на его взгляд, детстве. Было Андрею шесть лет, маме потребовалось на несколько дней лечь в больницу, и, воспользовавшись этим, Андрей откровенно и даже целенаправленно пошёл вразнос. Папа тогда казался ему существом загадочным – некто, приходящий с работы очень поздно, уходящий туда очень рано, в выходные, бывает, гуляющий с ними в парке или вывозящий на дачу. Этот некто почти не ругался, ведь они практически не виделись. И было интересно – как некто поведёт себя в ответ на то или иное действие. Например, мама не позволит есть печенье на диване – увидев это, рявкнет, а потом велит тащить пылесос и убирать за собой, мама не разрешит забираться на подоконник и кидать в форточку комочки из фантиков – скажет, что дурную детскую энергию стоит использовать в мирных целях, и заставит заняться чем-то полезным. А папа? Папа терпел почти два дня – и печенье на диване, и фантики, и беготню по квартире в обуви, и нытьё, что спать в десять вечера рано и неплохо бы почитать ребёнку вслух на ночь, хотя сам Андрей уже отлично читал. Терпел-терпел, а потом, в ответ на заявление Андрея, что домой он из сада не пойдёт, а пойдёт гулять, сказал – валяй, иди куда хочешь и больше не возвращайся. Мол, это – не мой сын. Вспоминая это, Андрей сейчас понимал – ведь даже тогда, таким маленьким, он и сам чувствовал – делает что-то не то, ему было неприятно, но почему-то остановиться не мог. Отправленный «куда хочешь», пошёл он, конечно, к Ромке. У того в то время только завелась новая мама – тётя Маша. Андрей пришёл и сказал, что его выгнали из дома и жить он теперь будет тут. Ромка обрадовался и даже предложил называть его родителей – своими. Обращаться к его отцу – папа, а к тёте Маше – мама. И несколько минут Андрей был на это согласен. Потом ему вдруг стало плохо – заболело в животе, будто он не ел несколько дней, хотя вернулся из садика сразу после ужина. Он спрятался в угол между диваном и шкафом в Ромкиной комнате и представил – это насовсем. Мама выпишется и решит – ну и правильно, что его больше нет, без него проще. И ему придётся остаться здесь, с людьми, которых он совсем не любит… В те времена было почему-то модно шутить над детьми, спрашивая – а ты кого больше любишь, маму или папу. Вопрос сбивал с толку, и Андрей, услышав его впервые года в четыре, уточнил у мамы – а что, собственно, отвечать? И был уверен, что она посоветует: говори – маму. Но она сказала: отвечай – не надо задавать ребёнку глупых вопросов. В шесть, сидя в углу между столом и шкафом у Малиновских, он вдруг понял – она была права. Хотя отца он видит гораздо реже, он их обоих любит. И страшно хочет вернуться домой… Конечно, он вернулся, и они с папой помирились. Почему он вспоминал это сейчас, когда ему почти восемнадцать и лежит он в постели с женщиной, и, конечно, ему уже не надо решать такие примитивные детские вопросы – кого и как он любит и как попасть домой, когда тебя выгнали... Наверное, потому, что из дома в самостоятельную жизнь – с женщиной ли, без неё ли – он хотел уйти мирно. Покинуть квартиру – никаких проблем, последний год он и так там почти не бывал, но вот взять и со всеми расстаться… Он был не готов.
– Андрей, – Наталья приподнялась на локте, – я спать не могу, чувствую, что ты не спишь.
– Думаю, – признался он. – Не могу понять – отец сказал это серьёзно или нет. Про то, что со мной рядом больше существовать не сможет.
– А-а-а… По-моему, у тебя серьёзные психологические проблемы.
– Это ещё какие? – удивился он.
– Андрей, тебе скоро восемнадцать, – сказала Наталья, – в твоём возрасте пора уже перестать оглядываться на то, что скажет папа и почувствует мама. Иначе, поверь, у тебя будет не жизнь, а сплошной облом.
– То есть мне взять и уйти?
– То есть возьми и уйди, – кивнула она. – Я тебе не говорила, мне отец подарил квартиру, на совершеннолетие. Правда, там пока голые стены и идёт ремонт. Даже я ухожу. А я девушка.
– Ты мне много чего не говоришь.
– Хорошо, давай расскажу. Заметь, когда мой папа спрашивал тебя о планах, ты ничего внятного сказать не мог. Разве это дело? Ну, закончу институт, ну пойду работать. Наверное, в «Зималетто». Эх ты.
– И какие у тебя планы?
Наталья встала, накинула халат и включила свет.
– Иногда мне кажется, что у нас всё серьёзно, а иногда – что вовсе нет. Ты даже не знаешь, куда я не поступила и на какие курсы хожу.
– Ты сама не сказала, предлагаешь себя допрашивать?
– Мог бы и допросить. Так вот. Я не поступила на химика-технолога. Дурочка была, до одиннадцатого класса химией почти не занималась, а как поняла, что она мне нужна, не успела всё догнать. Теперь хожу на курсы, чтобы досдать и перейти, куда я хочу. Учителями нынче становятся только неудачники.
– То есть ты вот-вот уйдёшь?
– Нет смысла, – сказала она. – Два курса везде почти одно и то же. К чему дёргаться? Поготовлюсь ещё год и уже тогда, со стопроцентной гарантией.
– А я, значит, неудачник.
– Я так не сказала. Просто… тебе есть над чем работать.
– Как же ты меня полюбила-то, недоработанного?
Он тоже встал и оделся. Под ноги попалась мягкая игрушка – серый кот. Почему он начал дарить Наталье игрушки? Наверное, как раз от ощущения – она слишком жёсткая. Возможно, ей нужно много тепла и внимания, чтобы расслабиться. И поэтому его не тянуло сразу же обнять её и поцеловать, и перед тем как стать ближе, он медлил. И перед тем, как сказать – люблю.
– Кого только не любят, – улыбнулась она. – Правда, ты очень перспективный. Если мы зададимся какой-нибудь общей целью. Как ты смотришь на химию?
– С отвращением, – признался Андрей.
– А что тебе нравится? Только не говори, что дети.
Вспомнился четвёртый класс, мартышки в спортзале и несчастная игуана, скорбно болтающаяся на верёвочной лестнице. Может быть, если бы именно сейчас он не был в ссоре с родителями и в ступоре – что же делать дальше, как жить, что выбрать, – он бы и не сказал того, что сказал, ведь это не было совсем уж правдой.
– Люблю детей, – кивнул он. – Знаешь, в этом что-то есть… Везде – люди, и они очень разные, но все были детьми. И от учителей так много зависит. Гораздо больше, чем от… нефти.
– Демагогия, – вздохнула Наталья, – мы спать-то ещё будем или как?
– Повторю билеты, – пройдя на кухню, понял, что она идёт следом. – Кажется, я только что сформулировал цели. И мне есть что ответить твоему папе. Я закончу этот институт. Не исключено, что с красным дипломом. Если в процессе мне понравится что-то другое – смогу получить второе образование. Почему нет? Потом женюсь, заведу детей. Как минимум парочку. Где буду работать – решать рано, время покажет. Но не думаю, что не найду приличное место. А насчёт моих… психологических проблем. Скорее, проблемы у того, кому все вокруг по барабану. А ты… могла бы, кстати, и сказать, что не любишь мягкие игрушки.
– С чего ты взял?
– Сейчас почувствовал.
– Это глупо, но мило. В общем, я к ним индифферентна…
Утром у аудитории к Андрею подлетел Малиновский и скороговоркой выпалил:
– Палыч, я тебя сдал! Но учти, твоя мать меня пытала, а я знаешь, очень не люблю пыток.
– Не понял. То же самое, только внятно.
И Ромка виновато поведал, что стоило ему в дежурке увлечься просмотром очередного боевика, как случилось страшное – кто-то сзади взял его за оба уха. Что его не дёрнули, а именно взяли, чтобы привлечь внимание, он сначала не понял, а подпрыгнул, из-за чего и вышло – дёрнули.
– А потом, Палыч, просто у неё был такой вид, будто убьёт на месте. Признавайся, говорит, мой почти сын Рома… с чего вы вдруг полезли в педагоги и почему не осилили экзамены в технологический.
– А ты?
– Но это же клевета – что не осилили. И потом, знаешь, когда твоя маман говорит мне «почти сын Рома», я слабею. Частично – от страха. Вот так скажет – почти сын, почти имею право уши оторвать…
– Малина, что ты бредишь, можно подумать, она когда-то трогала чьи-то уши.
– Не трогала, – согласился Ромка, – но людям свойственно меняться. В общем, я рассказал, как сознание покинуло тебя непосредственно перед экзаменом в технологический. Прости.
Двери аудитории открылись, и Андрей сказал:
– Иди первый.
– А ты в спину не выстрелишь?
– Посмотрим.
– Палыч, вернись домой, а, – попросил Рома перед тем как всё-таки повернуться к нему спиной, – в самом деле. А то ты к Наташке, а я страдай… И кстати, я узнал, кто источник наших проблем. Это Сашенька сдал. Я, правда, не совсем понял, как он вычислил, но…
– Рома, источник наших проблем – исключительно мы сами. Иди уже.
Подняв руки вверх, Малиновский отправился располагаться за партой. Андрей же подумал, что после экзамена надо ехать в «Зималетто» – поговорить с родителями менее эмоционально, чем вчера. Глянул на Наталью – она улыбалась ему, будто ничего не произошло и ночью они не выяснили, что в принципе не так уж и подходят друг другу.