СТАТЬЯ 154
Мой дорогой читатель, в предыдущей статье мы говорили о гениальных и великих в советской литературе. Она дала много великих, причём подлинно великих имён и творений, но она дала и немало тех, кого даже трудно назвать писателем, но которые стяжали славу величия, на самом деле дутого. Хрестоматийно тут таковым выставляют автора романа «Кавалер Золотой Звезды» Семёна Бабаевского. Слышали о таком трижды лауреате Сталинской премии?: А она была в те времена выше даже Ленинской! Думаю, навряд ли слышали. Но речь не о нём, его ещё можно читать. Речь о таких, например, как Фёдор Гладков или, допустим, к таковым я причисляю Даниила Гранина. Его «Иду на грозу», которую вставили в школьную программу, просто невозможно читать. Но оставим псевдописателей, вернёмся к подлинным советским творцам, причём пока не раннего и не сталинского периода, а более позднего.
Если вы возьмёте подшивку «Роман-газеты» семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века, вы там обнаружите множество всяких разных имён. Олег Смирной, Вадим Кожевников, Владимир Карпов, Агния Кузнецова, Гарий Немченко, Иван Стаднюк, Виль Липатов и так далее. Всех можно, и даже с интересом, читать, но если вы прочитаете всю подшивку за год, то вы вдруг почувствуете, что почти все они в чём-то очень схожи друг с другом. У некоторых просто как будто одинаковые темы. И странно как-то пишут эти советские писатели. Вот я беру в целом достаточно сильного романиста Петра Проскурина. Роман газета №1 за 1983 год. В ней три повести «В старых ракитах», «Чёрные птицы и «Полуденные сны». О чём, допустим, повесть «В старых ракитах», которую, кстати, автор посвятил своей матери. Так вот, по сюжету повести, у сына умирает мать, он везёт её к ней в деревню, на родину, чтобы там похоронить. Хоронит, потом герой повести вместе с братом почти сознательно сжигают, выпивая водку, их деревенский дом. Да, когда пожар занялся, они могли остановить его… но не остановили… Почему?
Автор явно подчёркивает (иль это сотворение некоего языческого обряда, тризны по усопшей?..) духовную деградацию сыновей… это в повести-то, посвящённой матери! Честно скажу, я вижу тут прямую искренность Петра Проскурина. Так вот подшивка «Роман-газеты» за год будет явно говорить об этом вообще в целом явлении в народе того периода, который — и это естественно, пусть скрытно, но чистосердечно! — проявился и на её писателях и их творчество. Меня ещё поражает стиль Петра Проскурина. К каждому существительному почти он прилагает по два-три эпитета, причём совершенно ничего не дающих. Таким образом, он словно бы вытягивает объём произведения, в целом имеющего очень мало подлинных смыслов. Что ж, советская власть очень хорошо платила писателям.
Поймите, мой читатель, я сейчас их не хаю и даже не критикую, я просто рассуждаю. И вот что я ещё скажу, все эти творения соцреализма 70 – 80-х годов прошлого века интересны именно тем, что они очень ясно и выпукло характеризуют данную эпоху. Все эти творения — именно факты советской эпохи, её позднего периода «развитого социализма» — времени явного массового лицемерия людей и уж тем более их творцов.
Но мы пока оставим данный период.
Да, советская эпоха, бесспорно, дала много прекраснейших высокохудожественных творений. Я перечитывал, и не раз, с восторгом «Угрюм-реку» Вячеслава Шишкова. Она вышла впервые в 1933 году, то есть на заре, почитай, советской власти. Это период небывалого взлёта молодой советской литературы! Это и могучий взлёт самого Вячеслава Шишкова. Но вот прочитать его «Емельяна Пугачёва» в трёх томах я уже не смог — настолько он оказался для меня каким-то грубо-хроникальным.
В этот же период, в 1929 году Алексей Толстой, например, начал писать своего «Петра Первого», который шёл очень плохо и тяжело, он его оставляет, пишет далее свою трилогию «Хождения по мукам», начатую ещё в эмиграции в 1922 году. Он завершит её «Хмурым утром»только 22 июня 1941 года…
Ну, что можно сказать об этом писателе, «красном графе». Поразительное разнообразие. То «Гиперболоид инженера Гарина», то вот Пётр Первый… Писал он явно мучительно, это видно и в его слоге, достаточно тяжёлом и даже почти грубом. При этом данная нарочитость вовсе не сближает его с Львом Толстым, особенно поздним. Поздний Лев Толстой значительно упростил свой стиль, поскольку пришёл к выводу, что каждое слово должно нести подлинную нагрузку, если же её нет и есть одна красивость пустая, то её быть не должно. К такому стилю обычно в процессе развития приходят все подлинные мыслители. Если фраза без смысла или не уточняет развиваемый смысл, её в творении быть не должно…
Раньше я не понимал этот стиль Льва Толстого, мне тоже он казался грубым, особенно после прочтения, например, Оноре Бальзака. Но теперь вот зрелый я понял, как силён Толстой и как слаб Бальзак…
Но пока хватит. Спасибо за внимание, мои читатели! Успехов вам! По-прежнему очень жду отзывов, ведь я так стараюсь для вас! ВСТУПАЙТЕ В МОЙ КЛУБ ПРЕТЕНДУЮЩИХ НА ГЕНИАЛЬНОСТЬ! Я вам прямо скажу, мои дорогие подписчики, что вы можете, интересуясь моей темой, уже подлинно гордиться собой и считать себя особенными.