26 июня 1953 года в москвичи были поражены, увидев на центральных улицах города танки Кантемировской и Таманской дивизий. По Москве поползли слухи, которые были развеяны 10 июля, когда в газете «Правда» напечатано об аресте первого заместителя председателя Совета Министров СССР Лаврентия Павловича Берии.
Но москвичи уже и так догадывались о том, что произошло, потому, что выполняя секретное указание, во всех советских учреждениях были изъяты портреты всесильного наркома.
В то время было принято размещать портреты членов политбюро во всех официальных учреждениях. Эта мода сохранялась долго. Уже в послебрежневский период, Юрий Андропов вспоминал, как увидев на стене в Лефортовском следственном изоляторе портреты вождей, поинтересовался у начальника, уместен ли в тюрьме этот иконостас. На что получил бодрый ответ, что изолятор хоть и специфическое, но нормальное советское учреждение, поэтому портреты вождей обязательны.
Весть об изъятии портретов Берии мгновенно разлетелась по столице. Официальное сообщение об аресте Берии для многих стало потрясением и ошеломило страну, выдвинутые против него обвинения воспринимались с нескрываемым изумлением. Уму непостижимо! Если заместитель председателя ГКО (т. е. Сталина), руководивший в годы войны внутренними войсками и оборонной промышленностью, — враг народа и «международный шпион», заботившийся об «интересах иностранного капитала», то, как же нам удалось выиграть войну?».
Забегая вперед, скажу, бывшего наркома внутренних дел обвиняли в шпионаже в пользу Великобритании, моральном разложении, злоупотреблении властью и фальсификации уголовных дел. 23 декабря 1956 года Лаврентий Берия был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день.
Воспоминания участников ареста Берии
Об этом историческом событии существует множество воспоминаний. Свою версию на бумаге зафиксировали Хрущев, генерал Москаленко, маршал Жуков, Суханов, помощник Маленкова. Версии эти разнятся куда больше, чем позволено разниться рассказам очевидцев об одном и том же событии, причем таком событии, которое не скоро забудешь.
Например, Никита Хрущев в книге «Время, Люди, Власть. Воспоминания», описывает свой разговор с Вячеславом Молотовым - Сталинским маршалом дипломатии, который за свою карьеру подписал 373 списка с фамилиями людей, приговоренных к казни.
«Я разговариваю сейчас с тобой от имени и Маленкова, и Булганина. Маленков, Булганин и я уже обменялись мнениями по этому вопросу». «Правильно, что вы поднимаете этот вопрос. Я полностью согласен и поддерживаю вас. А что вы станете делать дальше и к чему это должно привести?».
«Прежде всего, нужно освободить Берию от обязанностей члена Президиума ЦК, заместителя председателя Совета Министров СССР и от поста министра внутренних дел».
Но Молотов сказал, что этого недостаточно: «Берия очень опасен, и я считаю, что надо пойти на более крайние меры». «Может быть, задержать его для следствия?».
Я говорил «задержать», потому что у нас прямых криминальных обвинений в его адрес не было. .... а по интуитивным мотивам человека арестовать невозможно. Поэтому я говорил, что его надо задержать «для проверки». Это как раз было возможно. Итак, мы договорились с Молотовым, а потом я рассказал все Маленкову и Булганину. И мы решили, что следует форсировать ход дела, потому что нас могут подслушать или кто-либо нечаянно проговорится, сведения о наших шагах дойдут до Берии, и Берия нас просто арестует».
То есть Хрущев признает, что никаких оснований, тем более улик для ареста Лаврентия Берии не существовало. Хватало только на то, чтобы его пожурить и сместить с государственных должностей. Но полномочий для смещения человека такого уровня, у заговорщиков не хватало. Такое решение мог принять только Президиум ЦК партии.
Дальше Хрущев в красках описывает арест Берии
«Условились, что я беру на себя пригласить генералов. Я так и сделал, пригласил Москаленко и других, всего человек пять. Маленков с Булганиным накануне заседания расширили их круг, пригласив еще Жукова. В результате набралось человек 10 разных маршалов и генералов; их с оружием должен был провезти в Кремль Булганин. В то время военные, приходя в Кремль, сдавали оружие в комендатуре. Мы условились, что они станут ожидать вызова в отдельной комнате, а когда Маленков даст им знать, то войдут в кабинет, где проходит заседание, и арестуют Берию. И вот открылось заседание. … Маленков, открыв заседание, сразу же поставил вопрос: «Давайте обсудим партийные дела. Есть такие, которые необходимо обсудить немедленно, в составе всех членов Президиума ЦК». Все согласились. Я, как условились заранее, попросил слова у председательствующего Маленкова и предложил обсудить вопрос о Берии. Берия сидел от меня справа. Он встрепенулся, взял меня за руку, посмотрел на меня и говорит: «Что это ты, Никита? Что ты мелешь?». Я ему: «Вот ты и послушай, как раз об этом я и хочу рассказать. Когда все высказались, Маленков как председатель должен был подвести итоги и сформулировать постановление. Но он растерялся, и заседание оборвалось на последнем ораторе. Возникла пауза. Вижу я, что складывается такое дело, и попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для предложения. Как мы и условились, я предложил поставить на пленуме вопрос об освобождении Берии (это делает Президиум ЦК) от всех постов, которые он занимал. Маленков все еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие. Жуков был тогда заместителем министра обороны СССР. К Жукову у нас тогда существовало хорошее отношение, хотя он на первых порах не назывался в числе тех военных, которые должны были помочь нам справиться с Берией. В кабинет вошло человек 10 или более того. И Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: «Предлагаю вам как председатель Совета Министров СССР задержать Берию». Жуков скомандовал Берии: «Руки вверх!». Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной. Я схватил Берию за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлекторное движение. Берию взяли под стражу и поместили в здании Совета Министров, рядом с кабинетом Маленкова. И тут же мы решили, завтра или послезавтра, так скоро, как это будет возможно, созвать пленум ЦК партии, где поставить вопрос о Берии».
Хрущев приписывает себе организацию ареста, не преминув уточнить, как храбро бросился на портфель с предполагаемым пистолетом.
Но маршал Георгий Жуков описывает встречу, на которой получил задание арестовать Л. Берию несколько иначе.
«Меня вызвал к себе Н. С. Хрущев, у него в кабинете находился Г. М. Маленков. Хрущев, поздоровавшись со мной, сказал: — …Завтра состоится заседание Президиума ЦК партии… На заседании необходимо арестовать Берия… Надо будет взять с собой надежных людей, таких, например, как генералы Батицкий, Москаленко и двух адъютантов, которых ты хорошо знаешь и которым доверяешь. Надо захватить с собой оружие».
В другой статье маршал Победы меняет показания:
«Мне позвонил Булганин и сказал: «Зайди скорее, пожалуйста, ко мне на одну минутку, а то я тороплюсь в Кремль».
Я быстро спустился с 4-го этажа на 2-й и зашел в кабинет Булганина. Он мне сказал: «Вызови Москаленко, Неделина, Батицкого и еще пару человек кого ты сочтешь необходимым и немедля приезжай с ними в приемную Маленкова».
Через 30 минут с группой генералов я был в приемной Маленкова. Меня тут же вызвали в кабинет Маленкова, где кроме Маленкова был Молотов, Хрущев, Булганин.
Поздоровавшись, Маленков сказал: «Мы тебя вызвали для того, чтобы поручить одно важное дело. За последнее время Берия проводит подозрительную работу среди своих людей, направленную против группы членов Президиума ЦК. Мы считаем, что Берия стал опасным человеком для партии и государства. Мы решили его арестовать и обезвредить всю систему НКВД. Арест Берия мы решили поручить лично Вам». Хрущев добавил: «Мы не сомневаемся, что Вы сумеете хорошо это выполнить, тем более что Берия Вам лично много сделал неприятностей. Как у Вас нет сомнений на этот счет?»
Я ответил: «Какие же могут быть сомнения. Поручение будет выполнено». Хрущев: «Имейте в виду, что Берия ловкий и довольно физически сильный человек, к тому же он, видимо, вооружен».
Я сказал: «Я, конечно, не спец по арестам и этим не довелось заниматься, но у меня не дрогнет рука. Скажите только где и когда его надо арестовать».
В процессе заседания Вам нужно быть в комнате отдыха и ждать двух звонков. После двух звонков Вам нужно войти в кабинет, где и арестовать Берия.
Все ли ясно?»
Я ответил: «Вполне».
Пришел Берия. Началось заседание. Идет заседание час, другой, а условленных звонков все нет и нет. Я уже начал беспокоиться, уж не арестовал ли Берия тех, кто хотел арестовать его. Но в это время раздался условленный звонок.
Оставив двух вооруженных офицеров у наружной двери кабинета Маленкова, мы вошли в кабинет. Как было условлено, генералы взялись за пистолеты, а я быстро подошел к Берия и громко ему сказал: «Берия, встать, Вы арестованы», одновременно взяв его за обе руки, приподнял со стула, быстро ощупав все его карманы. Оружия не оказалось. Его портфель был тут же отброшен на середину стола».
Разночтений немало. В одном варианте разговор происходит в зале заседаний Президиума, во втором - в кабинете Хрущева. По одной версии, присутствуют Маленков, Молотов, Микоян и другие члены Президиума. Фамилия Хрущева не называется, он отнесен к «другим». По другой версии, отсутствуют Молотов, Микоян и другие члены Президиума.
И самое главное: кто ставит задачу на арест? В одном случае - Маленков. В другом - Хрущев.
Первый рассказ Жукова опубликован в политиздатовском сборнике «Берия: конец карьеры», вышедшем в 1991 году, второй - в книге «Маршал Жуков: полководец и человек», выпущенной издательством АПН в 1988 году.
Разночтения сразу же были замечены читателями, которые обратились за разъяснениями. Руководители обоих издательств, каждый по отдельности, представили машинописный текст с воспоминаниями Жукова, завизированный им собственноручно! Правда, в разное время. Менялась политическая конъюнктура, менялись и свидетельства очевидцев. Даже таких, как легендарный Жуков.
Об этом же отрезке времени и событиях рассказывает Москаленко Кирилл Степанович, занимавший должность командующего войсками Московского района ПВО.
«25 июня в 9 часов утра мне позвонил по телефону АТС Кремля Хрущев Н. С., он спросил:
— Имеются в вашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?.. После этого Хрущев сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал с ними в Кремль к председателю Совета Министров СССР тов. Маленкову, в кабинет, где раньше работал Сталин И. В.
Вскоре после этого последовал звонок министра обороны маршала Булганина, который сказал, что ему звонил Хрущев и предложил мне сначала прибыть к нему, т. е. к Булганину… Со своей группой я прибыл к министру обороны. Принял меня т. Булганин одного. (Как же быть с Жуковым? Он не упоминается среди этой славной когорты).
Сколько у тебя человек – спросил Булганин. Я ответил: со мной пять человек… На что он ответил «…очень мало людей… Кого, ты считаешь, можно еще привлечь, но без промедления? Я ответил — вашего заместителя маршала Василевского. Он сразу почему—то отверг эту кандидатуру… Тогда я предложил взять Жукова. Он согласился, но чтобы Жуков был без оружия».
Таким образом, появляется Жуков, но не в качестве главного действующего лица, а где-то там, на втором плане. Не очень верится Москаленко, Вряд ли Жуков, занимавший должность первого заместителя министра обороны СССР (Булганина), мог входить в группу захвата на правах рядового участника.
Но сенсацией выглядит рассказ Суханова Дмитрия Николаевича, который 18 лет проработал помощником Маленкова. Его изложил писатель – фронтовик Владимир Карпов:
«В самом начале рассказа Суханов просто потряс меня сообщением, что «заговора было два». Первый готовил Берия на 26 июня, намереваясь с помощью его охраны, приставленной к членам Президиума ЦК, всех их арестовать после просмотра спектакля в Большом театре (об этом коллективном просмотре было принято решение) и после театра всех отвезти на Лубянку, ну, а дальше предъявить им соответствующие обвинения. И Берия захватывает всю власть в стране. Об этом его намерении знали и поддерживали Хрущев и Булганин! — с которыми у Берия были очень доверительные отношения.
Дошла информация о замысле Берия и до Маленкова. Он вызвал Хрущева и Булганина к себе в кабинет (по телефону говорить не стал, опасаясь подслушивания) и прямо им заявил, что знает и о заговоре Берия, и об их в нем участии. Хрущев и Булганин думали, что они теперь из кабинета Маленкова не выйдут, а их выведет охрана, которая подготовлена в приемной. Но Маленков в смутное время после смерти Сталина не хотел осложнять обстановку в руководстве партии. Главное было обезвредить Берия. И он заявил Хрущеву и Булганину, — что они могут искупить свою вину перед партией и жизнь свою сохранить только активным участием в аресте Берия. Оба поклялись быть верными партии. После этого и как бы для проверки его преданности, Маленков поручил Булганину провезти подобранных Жуковым военных в Кремль на своей машине, т. к. у них нет пропусков. Булганин это поручение выполнил.
Жуков и другие генералы вошли в мой кабинет, который находится напротив, через приемную от кабинета Маленкова, где происходило заседание.
Заседание началось в 14.00 26 июня 1953 года. Военные ждали условленного сигнала. Этим звонком обычно вызывал меня Маленков в свой кабинет. Ждали больше часа. И вот раздались два звонка.
А в кабинете Маленкова произошло следующее. Неожиданно Маленков предложил изменить повестку заседания и рассмотреть вопрос о Берия, который хотел совершить государственный переворот.
Маленков поставил на голосование:
— Кто за арест Берия?
Голосовали «за» — Первухин и Сабуров. Против — Молотов, Ворошилов, Каганович. Воздержались — Хрущев, Булганин, Микоян.
Молотов обрушился на Маленкова с обвинениями в произволе. Вот в этот момент Маленков нажал кнопку вызова. И вошли военные во главе с Жуковым. Когда вошли военные, Берия сидел с опущенной головой и не видел, кто именно входит. Он не знал, что Маленков нажал кнопку вызова. Берия подумал, что военные входят для действий по его плану, который был намечен тоже на 26 июня. Но как увидел Жукова, так сразу все понял.
Маленков повторил предложение об аресте Берия. Теперь, при военных, все проголосовали «за». Маленков приказал Жукову арестовать Берия, что маршал и выполнил, подняв Берия с кресла и завернув ему руки за спину.
Прежде чем увести Берия в комнату отдыха, чтобы ничего не узнала его охрана, ожидавшая в приемной, Жуков спросил Маленкова: «Может быть, арестовать и членов Президиума ЦК, бывших в сговоре с Берия? Маленков не принял предложение маршала Жукова, не хотел, чтобы его обвинили в диктаторстве. Это был крупный политический просчет Маленкова, за который он позднее поплатился. А маршал Г. К. Жуков обрел врага в лице Н. С. Хрущева.
Вскоре после ареста Берия Маленкову доложили, что в кабинете Берия, на рабочем столе при обыске был обнаружен лист голубой бумаги, на котором троекратно было красным карандашом написано слово «Тревога!» На следствии Берия признался, что это было предупреждение Хрущева и Булганина о провале заговора. Если бы Берия перед заседанием заехал в свой кабинет, то он был бы спасен, и все могло кончиться большой кровью. На бланке Совмина с повесткой дня рукой Берия тоже было написано троекратно «Тревога!» Видно он хотел как - ни будь передать этот лист охране, но не удалось. Этот бланк принесли мне».
Сын Лаврентия Павловича Берии, Серго Берия, считает, что его отец был убит днем 26 июня, В своем особняке ну ул. Малая Никитская. Сейчас там размещается посольство Туниса.
В своей книге «Мой отец Лаврентий Берия», Серго вспоминает:
«Заседание в Кремле почему-то отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал - полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича — мы готовили доклад правительству о готовности к испытаниям.
Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, мы в те годы вместе работали и сошлись близко.
— Серго, — кричит, — у вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…
У нас действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии я не раз убеждался, что эти летчики — настоящие друзья.
Что налицо — заговор против отца, я понял сразу, что еще могла означать перестрелка в нашем доме? Об остальном можно было только догадываться. Но что значит бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег — лишнее доказательство его вины. И почему и от кого я должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, я ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой, на Малоникитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две — я со своей семьей.
Когда мы подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее мне приходилось слышать и о танках, стоявших якобы возле нашего дома, но сам я видел только два бронетранспортера и солдат. Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была — по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько понимаю, неожиданно и мгновенно.
С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились…
Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…»
В Кремль возвращались молча. Я думал о том, что только что услышал. Кто лежал на носилках, накрытых брезентом? Спешили вынести рядового охранника? Сомнительно.
Со временем я разыскал и других свидетелей, подтвердивших, что видели те носилки… У выхода меня уже ждал вооруженный конвой…».
Описанная версия тоже имеет свои слабые стороны. Например, откуда Амет Хан Султан мог знать телефон кабинета Ванникова. Если знал, то не мог не понимать, что телефонный коммутатор соединяется через телефонистку, которая слышит все разговоры. Как он догадался, что Серго Берия находится в этом кабинете? И много других вопросов. Тем не менее, такие воспоминания есть, и кажется, они небеспочвенны.
Но, наверное, хватит листать воспоминания, в которых правду не сыщешь. Слишком велико было желание ее скрыть.
Суд. Был или не был
Обратим внимание на то, что сразу после ареста или убийства Берии из Украины вызвали прокурора Романа Андреевича Руденко, назначили его генеральным прокурором СССР и поручили вести дело Берии.
Если было поручение вести уголовное дело, заниматься расследованием, получается Лаврентий Павлович был жив, давал показания. Иначе к чему создавать следственную группу из надежных проверенных людей?
Но надо учесть, что вместе с Берией, по печально известной 58 статье проходили его ближайшие соратники Меркулов В. Н. - министр государственного контроля СССР, Деканозов В. Г. - министр внутренних дел Грузинской ССР, Кабулов Б. З. - первый заместитель министра внутренних дел СССР. Гоглидзе С. А. - начальник 3-го управления МВД СССР (контрразведка в Советской армии и ВМФ), Мешик П. Я. - министр внутренних дел Украинской ССР, Влодзимирский Л. Е. - Начальник Следственной части по особо важным делам МВД СССР.
Все эти лица. 23 декабря, сразу после оглашения приговора были расстреляны.
Из воспоминаний Г. Жукова и других следует, что Берию после ареста тайком, по версии Жукова закатав в ковер, вывезли на гарнизонную гауптвахту. А после в бункер штаба ПВО, где Берия находился под стражей во время следствия. Но почему его не поместили в нормальный следственный изолятор? Боялись, что там его подчинённые, пусть и бывшие, могут устроить побег или еще какую гадость? Логично. Но почему не побоялись поместить в лефортовский изолятор остальных подследственных, занимавших не последние посты в объединённом МВД.
Уголовное дело недавно рассекретили.
В нем обращает на себя внимание то обстоятельство, что протоколы допросов Берии представлены не в оригиналах, а машинописных копиях, заверенных работниками административной службы.
Вряд ли суд согласился бы рассматривать дело, не имея оригиналов протоколов допросов. Если в делах остальных подсудимых имеются предусмотренные фото в фас и профиль, отпечатки пальцев, то в деле Берии таких документов нет. Возникает вопрос, почему? Может Лаврентия Павловича уже не было в живых. Некого было фотографировать?
Из повествований Серго Берии можно узнать, что член суда Шверник говорил о том, что ни разу не видел на суде его отца.
Существует и второе свидетельство, еще один члена суда, Михайлов сказал Серго Берии:
«Серго, я не хочу рассказывать тебе о деталях, но живым твоего отца мы не видели».
Настало время сказать кто «судил» Берию и его сотоварищей.
Председателем Специального судебного присутствия Верховного суда СССР являлся Маршал Советского Союза И.С. Конев. В число членов входили: председатель Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов Н.М. Шверник; первый заместитель председателя Верховного Суда СССР Е. Л. Зейдин; генерал армии К.С. Москаленко; первый секретарь Московского областного комитета КПСС Н.А. Михайлов; председатель Совета профессиональных союзов Грузии М.И. Кучава; председатель Московского городского суда Л.А. Громов; первый заместитель министра внутренних дел СССР К.Ф. Лунев.
Как правильно заметил сын Берии, этот процесс был процессом века, а, за исключением маршала Конева, все судьи — это чиновники довольно мелкие и в истории СССР незаметные. Для них этот процесс был бы звездным часом, если бы он был! Они бы оставили толстенные тома воспоминаний о нем.
Маршал Конев оставил обширные мемуары, но о суде над Берией в них ничего нет.
По части мемуаров всех переплюнул маршал Москаленко, — они у него толще, чем у Жукова, и гораздо толще, чем у Рокоссовского. У такого словоохотливого мемуариста есть все о его участии в «аресте» Берии, есть эпизод, как они с Хрущевым выпивали по случаю «ареста» в театре. Есть, конечно, и об участии Москаленко в процессе в качестве судьи. Вот воспоминания Москаленко 8-дневном суде:
«По истечении шести месяцев следствие было закончено, и состоялся суд, о чем известно нашим гражданам из печати». И о процессе — все! Такое ощущение, что он сам узнал о нем из печати.
А вот еще один очевидец суда, майор М.Г. Хижняк в 1953 г. был комендантом штаба ПВО Москвы. Он якобы был единственным конвоиром Берии на суде. Потом Хижняка, наградили орденами, И вот Хижняк на вопросы корреспондента «Вечерней Москвы» «вспоминает» о суде:
«Я находился при Берии.
В комнате сидели члены суда. Кого запомнил? Михайлов Николай Александрович, Шверник, генерал Москаленко и следователь по особо важным делам…
Сколько суд продолжался?
Больше месяца. Ежедневно, кроме суббот и воскресений. Они работали с 10 до 18–19 часов. Конечно, с перерывом на обед».
Как так получилось, что человек. Который находился на «всех» заседаниях суда знал, что суд продолжался 8 дней, и считал, что он шел «больше месяца».
Еще о прессе. По традициям тех лет, включая эпоху Сталина, репортажи со всех «громких» процессов сопровождались фотографиями суда и главных обвиняемых. Дело Берии не было исключением, газеты дали фото судей и обвиняемых. Но на этих фото Берии не было!
На этом эпоха большой крови закончилась. Началась новая эпоха, когда стандартным наказанием проигравших в аппаратной борьбе стало их перемещение на второстепенные должности или на пенсию, а самой страшной карой — исключение из партии и отлучение от спецраспределителей и поликлиник.
Сам Никита Хрущев тоже пал жертвой заговора своих однопартийцев. 14 октября 1964 года он был смещен со всех постов и отправлен на пенсию.
Известно, что, вернувшись вечером домой, Хрущёв прокомментировал свою отставку следующим образом: «Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием».