Слушай, лопоухий. Сидеть нам здесь, похоже, еще долго, поэтому расскажу-ка я тебе свою историю. Чтобы время скоротать. Зачем еще истории нужны, правда? Молчишь? Ну, слушай.
Знал, что я родом из деревни? Наверное, по мне это легко сказать. Говорят, девушку из деревни можно вывезти, а деревню из девушки нет. Ну да неважно.
В общем, жили мы там одно время всей семьей в большом доме. Отец, кстати, сам его строил, представляешь? Выкопал сначала яму такую замысловатую под фундамент, а потом залил цементом. Первый этаж кирпичом выложил, а второй из бруса построил. Мама, конечно, ему помогала — поди без помощников такое сделай. А мы с братом рядом всё крутились. Мешались. Однажды, я даже шишку набила о ящик с раствором. Вот все смеялись-то. Ну, кроме меня.
Долго, конечно, строили. Даже не знаю, сколько. Несколько лет, точно. Хороший получился дом. Красивый, просторный, теплый. Только вот, пока строили, разругались и разошлись. Мама в город уехала, а мы с отцом остались жить. Да не, мы не переживали особо. Лучше так, чем ругань. Да и приезжала она к нам потом.
В общем, жили-были. Ходили днем в школу, вечером делали уроки, после играли в приставку. Как все дети.
Помню, однажды папа игру купил новую. «Том и Джерри» называлась, по мультику. А дело к лету шло, конец четверти. Контрольные там, устные экзамены, письменные. Я же, ушастый, старалась хорошо учиться. На все пятерки не получалось, конечно. Но без троек.
Так вот, готовлюсь я к экзаменам, а брат в игру эту играет. Мне завидно, конечно, но что делать.
Сдала. Думаю, теперь и поиграю. Хвать, а игры-то и нет.
Конечно, я разозлилась, а как же. Думаю, придет домой, получит, гад.
И вот он приходит, а в руках у него толстенький щенок. Забавный. Черный такой, дворняга, но красивый очень. Я, говорит, его у Ваньки-гориллы на игру выменял. И мне как-то сразу, знаешь, ругаться расхотелось. Дай, говорю, подержать. Беру его, а он давай нос лизать мне и губы. Фу, говорю, обслюнявил, и смеюсь.
Назвали его Черный. Потому что черный. С фантазией-то у нас обоих туго было.
Сперва он у нас дома жил, пока маленький. Ухаживала за ним. Кормила, какашки с ковра убирала. Книжку нашла где-то про воспитание собак. Только, то ли в книжке картинок мало было, то ли текста много. В общем, не доросла. Так и не дочитала. Но сидеть, лежать, и лапу подать он умел.
Помню как-то, учебники он у меня сожрал. Прихожу в комнату — весь пол в бумаге рваной, а он сидит такой умильный, что даже отругать его не смогла. В общем, хороший был пес.
Пока маленький был, дома жил, а как подрос, отец ему будку сколотил. Взрослой собаке, мол, дома не место. Пусть на улице сидит, охраняет. Ох и выл он по-началу, когда его на цепь посадили. Жалко было, а как же. Но отец сказал, ничего не поделаешь.
Ты не думай, он не всё время на цепи сидел. Отпускали.
Во дворе когда гуляли, всё с нами бегал. Ездили на великах, с собой его брали. Сначала всё норовил нос свой в спицы колеса сунуть. Ну пару раз по носу-то попало. Потом поумнел.
Сильный был. В санки его зимой запрягали. Правда, он сам по себе бежать не хотел. Умный был, говорю же. Нашли дурака, просто так санки тащить. В общем, как делали: брат на санках сидел, я бежала, а Черный бежал за мной и санки тащил. Любил он меня. За братом не бежал так.
Так и жили, пока не пришло время мне девятый класс заканчивать. Мама тогда сказала, что мне поступать через два года, и надо готовиться. А у брата с учебой беда, и если он сейчас за ум не возьмется, одна ему дорога — в армию. Забрала нас к себе в город, устроила там в школу.
Скучали, конечно. Но не долго — не до того было. Новая школа, новые друзья. Учеба. Приезжали к отцу на праздники, потом обратно. Черный, наверное, больше всех скучал. Ждал всё. Кидался обнимать при встрече. А я: «Фу, Черный, у тебя лапы грязные», и ухожу быстрей.
Одежду жалко было. Новую поди купи. Денег-то нет.
Скучал ли отец? Не знаю, вида не показывал. Когда с ним жили, думали, что мы ему в тягость, а как он один остался, сразу видно, сдал. Еще сильнее располнел, одышка появилась. Мы ему: «Худей давай!» А он отмахивался. Хорошего человека должно быть много, мол.
Однажды приезжаю в гости (я уже в университете тогда училась), разговариваю с ним, и вдруг понимаю, что жить ему недолго осталось. Нет у него воли к жизни. Не знаю, как тебе объяснить. Вот у меня она есть, у тебя есть, а у него уже не было. Сдал он сильно. И я тогда подумала: «Что станет с Черным, когда он умрет?». Не «если», заметь, а «когда». Но дальше этой мысли всё равно рассуждение не пошло.
Думаешь, наверное, я отца не любила? Любила, конечно. Но такого, каким он раньше был, еще до того, как они с мамой разошлись. А на этого отца я злилась за то, что он стал такой старый, толстый, больной и плохо одетый. Дура была, да.
В общем, однажды он всё-таки умер. Прихожу домой, а мама мне с порога корвалол в стакан капает. Садись, говорит. Выпей. Ну и рассказала, как всё было. Не помню, сколько я просидела за столом тогда. Уткнулась лицом в руки, и сидела. И думала, как там теперь мой пес. Больше мыслей не было.
Хотела забрать его, да мама была против собаки. Даже говорить ей не стала. Думала, попросить кого, чтоб к себе взяли, да кому он нужен. И знакомых-то у меня там не осталось совсем.
Дом решили не продавать. Жалко. Жильцов нашли. Только вот гнилые оказались людишки. Съехали под самый Новый Год, никому не сказали. Псу еды не оставили.
Мама поехала в праздники, звонит, плачет. Уехали, говорит. Трубы в доме все полопались, говорит. Пес от голода и холода чуть не околел, говорит.
Починили трубы, стали сами по очереди ездить. Дом топить, Черного кормить. Только он после того уже нам не радовался. Сидел тихонько в конуре, поесть выходил. На Луну выл ночью. Однажды приезжаю — нет его. Гвоздь из конуры вырвал, и сбежал вместе с цепью.
Ждали все, что вернется — не вернулся.
Видела его потом среди бродяжек. Звала. По взгляду поняла — узнал. Но не подошел. Не простил.
Вот так, ушастый. Был у меня когда-то пес, а я его предала. Долго уже рассказываю. Ты не переживай, скоро закончу. Да тебе поди нравится слушать. Были бы у меня такие уши, мне бы точно нравилось.
Сегодня же День Рождения у меня, кстати. Столько же лет теперь, сколько отцу было, когда умер. Я тебе еще одного не рассказала. Умер он незадолго до моего Дня Рождения. Вместо праздника мы поминки справляли. Седьмой день. Ничего подарочек, да?
Так вот, шла сегодня с работы, и вспоминала всё это. И как хоронили, и как поминали, и Черного вспоминала. И даже сама не знаю, как меня ноги вынесли к вашей коробке. Обычно-то я возле помоек не хожу. Братья и сестры твои околели, сразу скажу. Я вообще думала, вы там все околели, но решила проверить. А ты жив оказался, хоть и не дышал уже почти. Удивилась, конечно.
Вот мы и здесь. Оклемаешься, и домой поедем. Дети у меня выросли, разъехались кто куда. Скучновато стало. Но ты не думай, я не как отец тогда. Волю к жизни не растеряла. И с супругом не разошлись, как мои родители. А он, кстати, давно собаку хотел, да всё не собрался.
***
— Елена Борисовна! Он, кажись, очухался!
— О, живучий какой. Иду, иду. Сейчас попробуем покормить.