Наш теплоход "Рыбновск" Дальневосточного морского пароходства стоял на двух якорях в бухте Угольная ( Восточная Чукотка), вытравив по две половиной смычки[1] якорьцепи, в ожидании пополнения запасов пресной воды и продовольствия. Михаил Анатольевич второй помощник капитана (он же Миша) вот уже час назад заступил на стояночную вахту на капитанском мостике. Вместе с ним на вахте два матроса: старший – матрос Леня Глухов и молодой – Витя Понадченко. Как всегда в начале вахты, Миша принял точку местонахождения судна на карте, проверил натяжение якорьцепей и послал Глухова проверить уровень воды в льялах[2]. Затем, измерив анемометром скорость ветра и убедившись, что она не более 1–2 баллов, спустился в гидрокомпасную и, выполняя указание капитана, запустил гирокомпас. По окончании вахты последний должен самостоятельно "придти в меридиан", однако через каждые 1–2 часа необходимо включать охлаждение гидросферы. Поднявшись снова в ходовую рубку и убедившись в том, что вокруг ярко мерцают звезды и лунный блик отсвечивает от спокойной поверхности моря, он успокоился на том, что поставил матроса Понадченко на крыло мостика наблюдать за всем происходящим вокруг. Старика Глухова послал во внутренний коридор плести из пеньковых веревок маты, а сам присел на кожаный диван в штурманской рубке. Перед этим Миша наказал матросу Понадченко разбудить его, т.к. необходимо проверить работу гирокомпаса. Понадченко сказал: "Есть", – прислонился к ящику с флагами Международного свода сигналов и стал разглядывать в бинокль обстановку в глубине бухты. Стояла глубокая осень. Мерно покачивала морская зыбь. Электрогрелки в рубке создавали усыпляющее тепло.
Капитан и команда (кроме вахты на мостике и в машине) мирно спали в своих каютах. Незаметно на Мишу навалилась плотная пелена сна. Он заснул, сидя на диване. Вдруг, сквозь сон его охватило какое-то тревожное состояние – как будто кто-то подтолкнул. Открыв глаза, он обомлел – кругом разыгралась невообразимая буря. Громадные волны, оскалясь белой пеной, вал за валом неслись на судно. Ветер срывался с окаймляющих бухту гор и, получив разгон на водной поверхности бухты, стонал и выл в мачтах и снастях судна.
С трудом открыв наружную дверь, выходящую на крыло капитанского мостика, Миша увидел спящего вахтенного матроса Понадченко. Он спал стоя, прислонившись спиной, к стенке. Показалось, что спал с открытыми глазами.
В бешенстве Миша растолкал матроса и заорал, почему он не разбудил Мишу через полчаса, как было ему приказано. Сразу же по переговорной трубе Михаил объявил экстренную готовность машине и вызвал капитана на мостик. Матроса Понадченко послал будить боцмана, чтобы немедленно шел на брашпиль[3].
Заспанный Дмитрий Федорович Почивало – наш капитан, чертыхаясь, выскочил на капитанский мостик и послал Мишу руководить подъемом якорей. В это время был объявлен по трансляции аврал[4]. Боцман уже стоял у брашпиля, готовый у к подъему якорей. Миша побежал на бак, разглядывая на бегу как шквалистый ветер отрывает стоящие у причалов суда, креня и играя ими, как щепками, несет к середине бухты, взметая с вершин гор снежные вихри. Подбегая к брашпилю, он почувствовал, что "Рыбновск" под ударами ветра дрейфует на скользящих по дну якорях на стоящий позади него пароход "Старый большевик". На "Большевике" было включено все палубное освещение и метались фигурки матросов, пытающихся ускорить подъем своих якорей. С нашего мостика, усиленные мощными динамиками, неслись команды капитана: "Боцман – вира оба якоря". Но исполнительные команды боцману дает второй помощник капитана. Он ближе к якорям, ему виднее, как ползут в клюзы якорные цепи и как туго они натянуты под воздействием ветра.
Но что это? Вдруг к форштевню судна подошли переплетенные в крыж (узел) обе якорьцепи, и, чтобы не порвать их брашпилем, Миша дал боцману команду: "Стоп брашпиль", – боясь утопить безвозвратно оба якоря. Если это произойдет, будет ЧП[5] по флоту. Да и стоил по тем временам каждый якорь значительных денег. В результате разворота судна вокруг якорей их цепи переплелись друг с другом. Не зная , что предпринять, и видя , что "Рыбновск" находится уже в 50 метрах от "Старого большевика" и столкновение становится весьма вероятным, Михаил попытался работать попеременно левым и правым барабанами брашпиля, поочередно натягивая то правую то левую якорьцепи. Сразу же доложил обстановку капитану. На мостике поняли критическую ситуацию, и капитан дал команду "Стоп на брашпиле", затем "Обе машины самый полный вперед" и "Руль – лево на борт".
Подчиняясь командам, наш "Рыбновск" пошел вперед, когда между ним и "Старым большевиком" оставалось не более десяти метров. Все вздохнули с облегчением. Подумалось: "Пронесло". Якорьцепи ослабли; потом встали вертикально вниз, потом вытянулись назад, и наш "Рыбновск" потянул, как конь соху, оба якоря по дну бухты, развернувшись на выход в открытое море. Бортовая качка, достигавшая 40° перешла в килевую. На палубе от напора ветра невозможно было стоять, ветер валил с ног. Передвигались, только держась за поручни. Когда объявили аврал ,судовой повар, дневальная Шура и красавица русоволосая буфетчица Тоня, надели спасательные жилеты, услышав усиленный динамиком немного истеричный голос капитана с мостика, и залезли в шлюпку, готовясь к неминуемой гибели. Они крестились и умоляли силы небесные сменить гнев на милость и утихомирить ветер и волны. Так они просидели в шлюпке пока не был объявлен отбой и судно не вышло в открытое море. Тем временем, работая попеременно левым и правым барабанами брашпиля, Михаил и боцман благополучно выбрали оба якоря и завели их в штатное место в клюзах.
После выхода в открытое море, хотя и отчаянно качало, можно было уходить с полубака. Все почувствовали, что опасность миновала. Нет больше острых камней и прибрежных скал, на которые может быть выброшено судно. Миша с боцманом спустились на камбуз, наполнили литровые фаянсовые кружки компотом и блаженствовали после всех перипетий этой ночи, показывая капитану кукиш в кармане брюк за то, что материл их за "нерасторопность" при подъеме якорей.
Двое суток дрейфовал "Рыбновск" в Беринговом море, работая машинами малым ходом и принимая попеременно то одной скулой, то другой удары набегающих лохматых валов.
И, наконец, ветер ослаб. Сквозь рваные тучи начали пробиваться лучи солнца. Во время обеда в кают-кампаний впервые за последние двое суток принесенная буфетчицей Тоней фаянсовая супница, заполненная щами, не расплескивалась и не съезжала со стола. Наш капитан – Дмитрий Федорович – обращаясь в основном к стармеху и старпому, сказал: "В Угольную больше не пойдем. Сдадим груз в Анадыре, готовьте документы." В это время Михаил уже принял ходовую вахту и находился в штурманской рубке. Получив приказ следовать на Анадырь, Миша подошел к репитеру гирокомпаса, расположенному на крыле мостика, прильнул к визиру пеленгатора и, определив пеленги на приметный мыс у входа в бухту Угольная и на навигационные знаки, привычно сделал засечку карандашом на карте, нанеся тем самым местоположение судна. От полученной точки, записав рядом время и отсчет лага, проложил курс на Анадырь, скорректировав его поправкой компаса.
Вахта протекала спокойно. Закончив ее, Миша спустился в каюту и начал готовить документы для сдачи груза.
В Анадыре встали у стенки, отдаленно напоминающей причал.
Использовав свободное от грузовых работ и вахты время, Миша и электромеханик Володя Вирабов отправились на берег. Погуляв по Анадырю, по пустынным, без следов растительности улочкам, проходящим между одноэтажными домами и строениями типа бараков, стали невольными наблюдателями за отношениями между местными жителями и их собаками. Люди (очевидно чукчи) группами но 3–4 человека чинили сети, готовили пищу на костре, а их собаки сидели или лежали рядом. Один абориген, снимая котелок с костра, наступил своей собаке на хвост и, когда та завыла, оскалив зубы, хрястнул её булыжником по голове. Собака взвизгнув, поджала хвост после чего завертелась волчком, скуля и прихрамывая. Хозяин встал, сделал несколько шагов у костра , а затем пошел в сторону берега. Другой абориген вразумлял свою ездовую собаку ударами сапога, куда придется.
Понаблюдав эти картинки, наши юноши заскучали и не нашли ничего лучшего, как зайти в магазин и купить бутылку водки. Повертев бутылку в руках, увидели что-то вроде столовой. Зашли внутрь, за прилавком бодро выбивала чеки толстая баба, лет пятидесяти, покрикивая на редких посетителей.
Заказав по антрекоту с томатным соком, Миша уже собирался поставить тарелки на стол и тут обратил внимание на двух девушек, явно не местных. Они сидели за отдельным столиком в углу зала и доедали жареную рыбу, запивая чаем. Миша с Володей мгновенно сориентировались и вместе с антрекотами и стаканами с томатным соком подсели к девушкам. Те застенчиво переглянулись. Видимо юноши отличались от местных жителей, поэтому девушки на Мишин вопрос: "Девушки, здравствуйте. Откуда вы взялись в этих краях?" ответили довольно приветливо: "Мы из Горького". "Какими судьбами?" – удивился Володя. "Мы кончили в Горьком педагогический институт, и нас прислали сюда по распределению. Будем здесь работать. Мы очень боимся, так далеко нас заслали". "А как вас зовут?" – Вдруг перебил их Миша. "Меня зовут Нина, – отрекомендовалась девушка, что повыше ростом, – а вот ее – Наташа". Девушки явно понравились молодым людям. Володя толкнул Мишу локтем и шепнул: "Наливай". Сдвинув стаканы, Миша вытащил из кармана бутылку водки и разлил в четыре стакана. Девушкам налил по четверти стакана. "Это дело надо обмыть, раз бог захотел, чтобы мы встретились, здесь, на краю земли", – сказал Володя и придвинул девушкам два стакана. "Вы что же, девушки, детишек учить будете?" – спросил Михаил и выпил разом свои полстакана, закусив куском антрекота. "Да, мы будем преподавать русский язык и литературу", – ответила Наташа. " Ну, а вас то как зовут? И откуда вы?" – разглядывая Мишу в упор, спросила Нина. "Да вы пейте, пейте, а вот и антрекотик вас ждет," – невпопад выпалил Михаил и подвинул к девушкам Володин антрекот. Володя недовольно поморщился, но смолчал. Девушки немного помявшись, выпили водку, и тут Мишу словно прорвало: "Второй помощник капитана теплохода "Рыбновск". А вот он, – Миша показал глазами на Володю, – старший электромеханик того же корабля. Я заведую грузами и пассажирами, а он всей электрикой. Меня зовут Михаил, а его Владимир. Наш лайнер стоит у причала и ждет вас, дамы, на своем борту." Услышав это, девушки, после выпитой водки, перестали смущаться и наперебой начали жаловаться, как им страшно было уезжать из любимого города Горького и как они бояться остаться в Анадыре. "Миша, – спросила Наташа, – я могу уплыть на вашем пароходе? Вы возьмете меня?" "Нет вопросов, билеты оформим, вас к нашим судовым женщинам подселим – к буфетчице и дневальной. И вперед, во Владивосток". "А как же распределение? А кто будет детей учить?" – вдруг спохватилась Наташа. ''Да мы же еще и месяца не отработали", – добавила Нина. "Нет, сейчас уезжать нельзя. Вот на будущий год обязательно уедем. Ваш "Рыбновск" придет на следующий год?" – спросила Наташа. "Обязательно", – коротко ответил Михаил. "Ну тогда ждем вашего прихода на следующий год", – завершила Наташа. Они вышли на улицу и пошли вдоль берега моря в сторону причала, где стоял "Рыбновск". Девушки уже сами подхватили моряков под руки и весело и непринужденно щебетали о том, как не хотелось уезжать из Горького, какие там простые и хорошие люди и как красива Волга, если на нее смотреть вниз, от памятника Чкалову. Так они бродили до полуночи, после чего девушки проводили Мишу и Володю до трапа "Рыбновска". У трапа Миша обнял и поцеловал Нину. Она ему понравилась какой-то своей естественностью в словах и мыслях, довольно приятным русским лицом и стройной фигурой.
На следующий день они встретились вновь, мимоходом – всего на 40–50 минут. "Рыбновск" уже готовился в выходу в море. У Миши и Володи была масса дел на судне и они бегом по трапу поднялись на палубу. За ними матросы быстро подняли трап и отдали швартовы. Буксир медленно отводил нос "Рыбновска" от причала. Девушки стояли на берегу возле портовой конторы и глазами провожали судно. Миша и Володя с кормовой палубы махали девушкам руками. "Вот и все", – сказал Володя. Вскоре две женские фигурки скрылись из вида. Берег растворялся в серой дымке.
"Рыбновск" стремительно выходил в море. Анадырский лиман остался за кормой.
В плаваниях и заботах быстро прошел год. На следующий год судно снова зашло в Анадырь. Володя уже больше не работал на "Рыбновске". Он уволился из пароходства и уехал искать счастья в Ригу. Миша сошел на берег в Анадыре, около часа бродил по знакомым местам и вдруг увидел трактор "Беларусь", куда-то спешащий с прицепом. В кабинке рядом с водителем он разглядел Нину. Миша поднял руку, водитель смачно плюнул в окно и остановил трактор. Нина вышла из кабины и равнодушным взором оглядела Мишу. Тогда он подошел в ней поближе и, смущаясь, спросил: "Нина, вы меня помните?" Она посмотрела на него каким-то отчужденным взором, потом лицо ее просветлело и она сказала: "Вспоминаю, вы в прошлом году на каком-то пароходе приплывали." Но тут Михаил перебил ее словами: "Помните, как в прошлом году мы с Володей с вами и вашей подругой гуляли и вы хотели на нашем судне покинуть эти места? Как вы сейчас живете?" "Вот вышла замуж, – она показала рукой на белобрысого парня, вышедшего из кабины трактора и с недружелюбным любопытством глядевшего в их сторону. – Жить можно, получила комнату, преподаю в школе. Наташа работает тоже в школе", – и она назвала наименование какого-то поселка, находящегося вблизи Анадыря. "Больше не хотите уплывать на нашем корабле?" – продолжил разговор Миша . "Нет, здесь у меня дом, муж и работа", – как-то неуверенно сказала она. Дальше разговор явно не клеился.
Блондин-тракторист, подойдя вплотную, взял Нину за руку и, враждебно глядя в глаза Михаилу, сказал с вызовом: "А этому что надо?" Поняв, что на этом разговор надо кончать, Миша поспешил распрощаться: "Ну, всего доброго, Нина, желаю счастья", – повернулся и молча пошел к берегу залива.
Было грустно, и какой-то неприятный осадок возник в груди. На душе, как говорят, "скребли кошки". Отойдя на сотню шагов, он оглянулся и увидел, как тракторист вел Нину, обняв за талию, в сторону близлежащих домов.
Трактор с прицепом одиноко стоял у обочины. Поднявшись по трапу на палубу "Рыбновска", Миша в сердцах сплюнул за борт и подумал: "Всегда так, отдаю своих женщин другим мужикам, распроклятая ты жизнь морская".
С этими мыслями он открыл свою каюту и, не раздеваясь, завалился на кожаный диван и заснул. Утром "Рыбновск" уходил из Анадыря, увозя Мишу уже навсегда из этих мест. Шквалистый ветер, слетая с гор дул в корму его судна, поднимая белые барашки на гребнях волн.
Угольная–Анадырь–Владивосток 1960г. / СПб – 2001г.
[1] Смычка - участок якорьцепи длиной 25 м между двумя соединительными звеньями.
[2] Льяла - углубление в трюме судна для стока воды.
[3] Брашпиль - механизм для подъема и отдачи якоря.
[4] Аврал - всеобщая тревога.
[5] ЧП - чрезвычайное происшествие.
Рассказы моряка. В тумане
Рассказы моряка. Кильском каналом
Рассказы моряка. Митька