Увольнялась я в такой момент, что особенно никто меня не уговаривал остаться. Началась оптимизация. Искали крайнего, у кого отобрать нагрузку. Под топор попадали как раз психологи, социологи, логопеды, руководители кружков. Меня совсем немного поубеждали в моей необходимости, но оплату за кружок сняли уже в прошедшем учебном году. И в начавшемся могли что-нибудь ещё придумать. Я была очень дорогим специалистом для школы. Одних процентов набегало чуть не на ставку. Коррекционные, авторские, за руководство методическим объединением. А финансирование сделали очень хитрое. Как нам обьясняли - на школу выделялось определенное количество денег, а школа должна была этот пирог поделить сама, и если одному кусок давали побольше, остальным оставалось меньше. Ерунда получалась. Я так это все поняла. Но мне было уже все равно, нужно было возвращаться к отцу. Я объяснила свою ситуацию и заявление мне подписали. Собрала самое необходимое, получилась большая раздвижная сумка. Билет Слава достал только до Саранска. А от него нужно было ехать в Ульяновск на автобусе, с Ульяновска на Ундоры на маршрутке. Никто нигде меня уже не встречал,а только провожал. Провожал любимый муж и надолго.
Из всей дороги я запомнила, как ехала вместо автобуса из Саранска на маршрутке со своей здоровенной сумкой, ноги девать было некуда, измучилась.
Старалась отвлечься, смотрела в окно на черную землю покрытую белыми заплатками снега. Было уже начало ноября.
Папу уже выписали.
Радости его не было предела. Наконец-то он не один. Зажили мы с ним дружно. Читали книжки вслух друг другу, пекли в муфельной печке, брошенной Люсиндой, любимые папины пироги с мясом и капустой, смотрели телевизор по вечерам. Все было бы совершенно прекрасно, если бы не здоровье папы. Сердечные приступы, скачки давления, скорая помощь, прописавшаяся у нас - все это угнетало папу. Он начал хандрить. Зима никак не вступала в свои права. Снега почти не было. Земля мёрзла под тоненькой белой пушистой пленочкой. Уже начался декабрь, а в природе ничего не менялось. Картина была более, чем унылая.
Сидим мы с папулей на веранде, "гуляем". Только что уехала скорая помощь. Он, чуть не плача, говорит мне: "Ну вот, Оленька, кажется, пришел мой логический конец. Не переживу я эту зиму, вот увидишь!" Я обняла его: " Ну, что ты, папочка! Какую чепуху ты говоришь! Все будет хорошо! В мае юбилей тебе отметим. Ты же ведь хочешь красивый юбилей?" Папульчик оживился: "Да? Да, дожить бы до него!"
"Доживём, обязательно! Пригласим учителей из школы, соседей, Танечка с семьёй приедет, мой Слава," - утешала я папу, и добавила:
"Можно и сельскую администрацию пригласить, и директора школы".
Папа повеселел. Сидим, обнявшись, мечтаем, строим планы. Он нашел блокнот и начал составлять списки приглашенных. Дальше больше, мы уже и меню составлять начали, считать сколько вина покупать. Всю зиму папа с упоением этим занимался. Не заметили, как дожили до Нового года. Санечка Гусев, наш верный помощник, принес нам ёлочку, вернее не ёлочку, а сосенку. Ёлки у нас не растут. Я купила ёлочные гирлянды, игрушки, хотя игрушки у родителей были с времён нашего детства. Их мы разыскали и принялись наряжать нашу сосенку.
Папа не мог нарадоваться на эту красоту. И так ему хотелось похвастаться, что он пригласил своих друзей в гости отмечать Новый год. 31 декабря, конечно, никто не пришел, все сидели по домам с родными у телевизоров.
Мы с папой накрыли стол. Я приготовила три салата: селёдку под шубой, оливье и салат с крабовыми палочками, зажарила курицу, сварили накануне холодец - все, как у всех. Купили и торт, и шампанское. Втроем встретили 2010 год. Кто третий? Да, Марсик! Брутальный папин кот. Ему налили в чашку молока. Он сидел на табуретке рядом со столом и тоже праздновал, закусывая молоко курочкой и колбаской. В 12 часов под бой курантов нам позвонили сначала Слава, потом Андрюша. Папа был очень доволен. Мы с ним даже потанцевали немного. До утра он сидел у телевизора. Я уже спать ушла, а он все смотрел зарубежную эстраду.
А утром в одиннадцать часов явилась первая гостья, соседка тетя Катя. Как барыня пришла, нарядная. Сидела у нас долго. У меня слипались веки, спать хотелось смертельно, Я ушла от них в спальню и уснула богатырским сном. Проснулась, когда пришел папин товарищ Громов Михаил Георгиевич, а вслед за ним дядя Коля Скоробогатов. Я подогрела им курицу, достала холодец, открыла банку с лечо и застолье продолжилось. И так весь день мы были с гостями.
Друзей папа обожал, как все Ваняшины. С другом дядей Колей они ходили в кафе-бар. Я смотрела на них, идущих по дамбе с клюшками как хоккеисты. Шли потихоньку, беседовали, останавливались и уже продолжали беседу со встретившимися знакомыми. Добирались до кафе долго. Кафе-бар в Ундорах замечательный (или замечательное?) Красиво оформленные два зала с дорогой мебелью, с камином в одном из них, со сверкающим белизной и чистотой, с душистым импортным пипифаксом туалетом.
В кафе-баре дядя Коля заказывал себе сто пятьдесят граммов водочки, а папа брал бутылочку пива. Старички, раздевшись, усаживались за столик, покрытый красивой скатертью и наслаждались (прямо-таки западной) цивилизацией в отдельно взятом приволжском селе. А папа в обязательном порядке посещал и великолепный туалет.
Частенько он ходил к своему товарищу Громову. В отличии от дяди Коли, в прошлом простого шофера, Громов был из сельской аристократии, в прошлом работал в администрации. Жена его, которой давно не было в живых, была парторгом нашего совхоза-миллионера. Жили они недалеко от нас. Сам Громов по гостям ходить не любил. Он был очень деловитый, разводил пчел, занимался садом- огородом, строил все время что-то. К нему ходил в гости папа, угощался там домашним вином и самогоночкой (по чуть-чуть). Громов однажды подарил нам баночку меда. Мед был божественный. После этого мы купили у него две трехлитровые банки.
Втроём друзья ходили по пом-инкам уходящих в мир иной знакомых. Это случалось все чаще и чаще. Ни одних похо-рон и поми-нок не пропускали. Сами готовились, наверное, в последний путь. Частенько папе давали с собой в пакете кусочки пирога, конфеты. Он не отказывался, приносил и вручал мне, чтобы и я помянула новопреставленного. А однажды у отца вытащили из кармана сто рублей, которые он намеревался, как обычно, вручить родственникам покойного. Рассказывая об этом, папа добавил слова, запомнившиеся мне: "Кто чем живёт, Оленька. Одни идут поминать, а другие поживиться".
Так мы и жили с ним вдвоем. Ждали весну, юбилей, Славу, готовились к весенним посадкам. Я выписала по каталогу из агрофирмы "Сады России" семена и саженцы на довольно крупную сумму. Все пришло вовремя. Мы посеяли семена на рассаду, ждали всходов, лелеяли их. Время бежало и наступила долгожданная весна.