20 октября 1929 года советское правительство взяло курс на сплошную коллективизацию. В этот день ЦК ВКПб принял постановление об организации «групп бедноты», которые должны были стать авангардом грядущей реформы. В государственном масштабе претворялся в жизнь самый радикальный и жестокий эксперимент над самой человеческой природой: многомиллионную крестьянскую массу предполагалось лишить любого частного имущества и вынудить людей вступать в коллективные хозяйства, работая там даже не за деньги, а за виртуальные трудодни.
В 20-е годы в большевистской верхушке происходила борьба идей, существовали как левый, так и правый уклоны, которые по-разному видели дальнейшее существование деревни. В итоге красные реализовали самый жестокий из всех имевшихся планов. Прямым следствием радикальной коллективизации стали голод и раскулачивание — государственное ограбление сотен тысяч людей.
Аграрная программа и крестьянский вопрос всегда были у большевиков слабым звеном. Партия Ленина — это партия городских журналистов, мимикрирующих под трудящихся и пролетариев. Крестьян эти люди не знали, не видели и не понимали, и всерьез на них никогда не рассчитывали. В селах у большевиков совсем не было никакого влияния, не существовало даже ячеек. Собственно, большевики никогда и не притворялись, что являются выразителями чаяний крестьян, заявляя, что представляют интересы наиболее прогрессивного класса — пролетариата. Крестьян ленинская гвардия считала кем-то вроде говорящих животных.
Однако совсем отбросить большинство населения страны большевики, естественно, не могли. Но и толковой аграрной программы не имели. По самому главному дореволюционному вопросу они просто не могли сказать ничего внятного. На заре существования партии аграрная программа была весьма умеренной. Ильич и компания обещали только отменить все выкупные платежи, а также изъять у помещиков отрезки — территории, отрезанные от крестьянских земель во время реформы 1861 года. Вот, собственно, все планы ранних большевиков. Но в 1905 году правительство отменило выкупные платежи, и чтобы оставаться в популистском тренде, Ленину пришлось еще сильнее радикализироваться. Теперь в программе появился пункт о конфискации и раздаче крестьянам всех помещичьих, монастырских и государственных земель.
С этой программой большевики и встретили революцию. Ситуация получилась парадоксальная: радикальные большевики совсем ничего не могли пообещать крестьянам. Де-факто все земли и без того расхватали крестьяне, воспользовавшись крушением государственного аппарата после февраля 1917. Единственное, что могла обещать новая власть — это узаконить уже случившиеся захваты.
По этой причине аграрный вопрос после революции стал даже не третьестепенным. Конечно, в пропаганде революционеры громко кричали о земле, которую передадут крестьянам, но это была именно что дешевая пропаганда, много раз повторенные пустые лозунги. На деле большевики ничего не могли дать деревне — а вот забирать у них получалось очень хорошо. Отношения новой власти и крестьян в годы Гражданской войны только ухудшились. Большевики объявили частную торговлю государственным преступлением и пообещали стрелять «мешочников» (то есть крестьян, торгующих своим хлебом) без суда и следствия. При этом красные объявили крайне жесткую продразверстку и направили в деревню отряды коммунистов и иностранных наемников для изъятия хлеба. В ответ крестьяне стали сеять меньше, в надежде, что последнее не отберут, однако люди не знали коммунистов. Отобрали все. Как итог — чудовищный голод в Поволжье, Россия не видела такого лет 300.
Ответом крестьян стала беспощадная война с большевиками. Страну накрыл вал «зеленых» восстаний. Большевики уже после победы над белыми вынуждены были держать под ружьём огромное количество солдат, поскольку потенциальный «повстанческий элемент» оказалось проще забрать в армию и кормить. А демобилизация крестьян приводила к тому, что они через неделю брали винтовку и уходили в лес, воевать против недавних сослуживцев.
Но вечно так продолжаться не могло, поэтому большевикам пришлось отступить. НЭП и замена продразверстки более мягким продналогом снизили накал противостояния. Крестьяне были довольны, что большевики их больше не разоряют, а большевики почти целых десять лет побаивались лезть в деревню.
Незадолго до своей смерти Ленин наконец созрел до того, чтобы представить план внедрения социализма в деревне. Базой для социалистического наступления Ильич видел кооперацию. Более того, работа «О кооперации» фактически оказалась его политическим завещанием, поскольку стала одним из последних текстов, написанных им перед окончательным переходом в овощное состояние. Эта работа удивила многих его соратников, поскольку прямо противоречила политике военного коммунизма. Ленин в очередной раз сделал то, что умел лучше всего — переобулся в полете. Еще 5 лет назад Ильич требовал расстреливать торгашей, а теперь призывал учиться торговать:
«Все дело теперь в том, чтобы уметь соединить тот революционный размах, тот революционный энтузиазм, который мы уже проявили и проявили в достаточном количестве и увенчали полным успехом, уметь соединить его с уменьем быть толковым и грамотным торгашом, какое вполне достаточно для хорошего кооператора. Под уменьем быть торгашом я понимаю уменье быть культурным торгашом.
Строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией — это есть строй социализма».
К коллективизации в том виде, в каком она была проведена, ленинский план не имел никакого отношения, хотя переобуваться он мог бесконечно.
В целом в 20-е годы большинство земель продолжали оставаться в пользовании единоличников, несмотря на введение колхозов и сельскохозяйственных артелей. Коммуны организовывались в основном на конфискованных землях (бывших монастырских и государственных), то есть де-факто ничейных. Эта земля передавалась колхозникам, которые, как правило, были представителями беднейших слоев деревни, не имевшими вообще никакого имущества — им нечего было терять. В артелях разрешалось иметь и подсобное хозяйство, и личный скот. В товариществах по обработке земли (ТОЗ) вообще все имущество и орудия труда оставались в частной собственности его членов, просто они сообща обрабатывали землю. Однако все эти коллективные хозяйства в 20-е годы составляли меньшинство.
В середине 20-х годов, вскоре после смерти Ленина, началась грызня за власть, и многомиллионное советское крестьянство оказалось заложником партийных интриг и многоходовочек. В аппарате и около него оформились две группировки — левая, стоявшая на позициях, близким к идеям Троцкого, и правая, в которой объединились Сталин, Рыков и Бухарин.
Троцкий, отстраненный от значимых постов, но еще не изгнанный и имевший влиятельных сторонников, сформулировал идею сверхиндустриализации. Ее смысл заключался в следующем: классики марксизма считали, что революция произойдет в индустриально развитых странах, а Россия в основном аграрная. Чтобы разрешить это противоречие, необходимо сделать СССР индустриальной страной в кратчайшие сроки. Большая часть населения станет пролетариями, и это положит конец антагонизму города и деревни. Эти взгляды Троцкий изложил в программной статье «К капитализму или социализму?», опубликованной в 1925 году в «Правде».
Сверхиндустриализация Троцкого убивала сразу двух зайцев: во-первых, преобразовывала страну в рамках марксистской догмы о необходимости преобладания пролетариата. Во-вторых, перекачка денег из деревни в город теоретически ускоряла темпы индустриального роста и оплачивала его. В-третьих, укрупнение хозяйств, неминуемое в рамках коллективизации, в теории означало повышение его эффективности. Троцкому была крайне близка идея государства-машины и человека-винтика, его опьяняли идеи всеобщей стандартизации и унификации, которые якобы повышали эффективность и экономили массу ресурсов. Троцкий мечтательно отзывался об Америке:
«Стандартизация встречает новорожденного: упрощение детских колясок дало общую экономию в 1700 тонн железа и 35 тонн олова. Стандартизация не покидает больного: тип госпитальных кроватей с 40 сведен до одного. Нормализованы также и похоронные принадлежности: из производства гробов исключены медь, латунь, бронза, шерсть и шелк. Экономия на мертвецах, подведенных под стандарт, дает тысячи тонн металла и угля, сотни тысяч метров дерева и пр.»
Вокруг платформы Троцкого стала организовываться так называемая левая оппозиция. Дальнейшим теоретическим обоснованием позиции Троцкого занялся один из его ближайших сподвижников — Евгений Преображенский. На некоторое время к левым оппозиционерам примкнули Зиновьев и Каменев.
Вокруг Сталина сгруппировались Рыков и Бухарин. Позднее, когда Сталин с их помощью разделается с левой оппозицией, он перейдет на троцкистскую платформу и объявит Рыкова и Бухарина правыми уклонистами. Но в середине 20-х Сталин старательно изображает правого, радеющего о судьбе крестьянства.
На очередной партийной конференции в 1925 году Рыков зачитывает программные тезисы правых. Название доклада, «О кооперации», неслучайно дословно повторяет одно из последних сочинений Ленина. В рамках внутрипартийной борьбы каждая из сторон стремилась перетянуть мертвого Ильича к себе. Программа «правых» заключалась в следующем: дальнейшее снижение продналога, увеличение льготного кредитования и даже разрешение на использование наемного труда в деревне. Это было немыслимо радикально, и «левые», разумеется, обрушились на конкурентов с обвинениями в предательстве революции. В ответ правые выдвинули тезис о врастании кулака в социализм и заявили, что их предложение — это именно настоящая ленинская политика и углубление НЭПа на селе. Левых они обвинили во внутреннем колониализме, в том, что те хотят ограбить мужика ради индустриализации.
Дошло даже до того, что Сталин заявил, что не худо было бы вообще денационализировать (то есть передать в частную собственность) землю на несколько десятилетий. Бухарин договорился до того, что прямо призвал крестьян обогащаться, заявив:
«Мелкая буржуазия сейчас может быть вдвинута в такие рамки, что вместе с нами будет участвовать в социалистическом строительстве… Наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались и отчасти уничтожались ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства. Всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство».
Но здесь Бухарина одернули даже свои, поскольку мещанство в те времена еще считалось грехом похуже контрреволюции, и призывать к таким вещам — все равно что в 1949 году ходить по Красной площади с нацистским флагом.
По большому счету, интересы крестьян вообще никого не волновали, правый и левый уклоны были лишь способами внутрипартийной борьбы, а все пламенные речи — не более чем ритуальной демагогией. Резкий разворот произошел в конце 1927 года, сразу после того как Сталин и его окружение расправились с наиболее сильными противниками. В декабре 1927 года на XV съезде партии левой оппозиции устроили разгром. К этому моменту Сталин при помощи хитроумных аппаратных интриг уже получил лояльное большинство. Левых уклонистов с позором выгнали из партии.
Прямо на том же съезде, не отходя от кассы, был провозглашен курс на коллективизацию сельского хозяйства. Правда, поначалу все было сформулировано достаточно мягко. Предполагалось только способствовать развитию коллективных форм хозяйства, причем всех, включая артели и товарищества.
Провозглашение коллективизации удачно совпало с хлебным кризисом 1927 года. Точнее, никакого кризиса не было, просто крестьяне гораздо менее охотно продавали хлеб по установленным ценам, из-за чего случились некоторые перебои в снабжении. В 1927 году все ждали чего-то плохого. Никто не мог объяснить, чего именно, но все общество напряглось в предчувствии нехороших перемен. После дипломатического конфликта с англичанами повсеместно распространились слухи, что в скором времени начнется война, интервенция и тому подобные вещи, люди бросились скупать товары первой необходимости, крестьяне начали придерживать хлеб на случай катаклизмов. Такая ситуация, конечно, не устраивала советское руководство. Всеми силами готовился переход к плановой экономике, а крестьянство с его хаотичным свободным рынком в плановую систему никак не вписывалось и, того и гляди, норовило порушить всю гармонию пятилеток.
Конечно, все это лишь незначительные затруднения и при желании их получилось бы преодолеть, но в том и дело, что никакого желания у большевиков не было. Они чувствовали себя уверенно, слишком уверенно, чтобы договариваться о чем-то с крестьянами. Поэтому Сталин в начале 1928 года окончательно склонился к идее сплошной коллективизации, причем в ее самой радикальной форме — коммунальной. Так что из всех бытовавших доселе коллективных форм ведения хозяйства красные выбрали самую неразвитую (артели и товарищества были гораздо популярнее коммун).
Летом 1928 года пленум ЦК ВКПб принимает решение о создании нескольких крупных совхозов, которые планировалось объединить в циклопических размеров трест. О тотальной коллективизации речь пока еще не шла, через день после пленума Сталин отдельно прокомментировал и пояснил некоторые его решения, признав, что с хлебом что-то не очень получается даже по сравнению с дореволюционными временами:
«В чем существо наших затруднений на хлебном фронте? Где основа этих затруднений? Разве это не факт, что мы имеем теперь посевные площади по зерновым хлебам почти такие же, как в довоенное время (всего на 5 процентов меньше)? Разве это не факт, что мы производим теперь почти столько же хлеба, сколько в довоенное время (около 5 миллиардов, всего на 200–300 миллионов меньше)? Чем объяснить, что, несмотря на это обстоятельство, мы производим товарного хлеба вдвое меньше, чем в довоенное время?
Объясняется это распыленностью нашего сельского хозяйства. Если до войны мы имели около 16 миллионов крестьянских хозяйств, то теперь мы имеем их не менее 24 миллионов, причем дальнейшее дробление крестьянских дворов и крестьянских земельных участков имеет тенденцию не прекращаться. А что такое мелкое крестьянское хозяйство? Это — наименее товарное, наименее рентабельное и наиболее натуральное, потребительское хозяйство, дающее каких-нибудь 12–15 процентов товарности. Между тем города и промышленность у нас растут вовсю, строительство развивается и спрос на товарный хлеб возрастает с неимоверной быстротой. Вот где основа наших затруднений на хлебном фронте.
Есть люди, думающие, что индивидуальное крестьянское хозяйство исчерпало себя, что его не стоит поддерживать. Это неверно, товарищи. Эти люди не имеют ничего общего с линией нашей партии.
Есть, с другой стороны, люди, которые думают, что индивидуальное крестьянское хозяйство является началом и концом сельского хозяйства вообще. Это также неверно. Более того, такие люди явным образом грешат против основ ленинизма.
Нам не нужно ни хулителей, ни певцов индивидуального крестьянского хозяйства. Нам нужны трезвые политики, умеющие взять у индивидуального крестьянского хозяйства максимум того, что можно взять, и умеющие вместе с тем постепенно переводить индивидуальное хозяйство на рельсы коллективизма».
Отчасти Сталин прав. Мелкое хозяйство действительно исчерпало себя, и его нельзя назвать эффективным. С этой проблемой столкнулись еще до революции. Дело в том, что после отмены крепостного права крестьяне получили достаточно неплохие участки, но большая их часть отошла крестьянским общинам, которые делили наделы внутри себя по своим правилам. И если поначалу это были неплохие участки, то со взрывным ростом населения они превратились в ничто. Участок на семью из 4 человек и аналогичный участок на семью из 15 человек — это резкое падение уровня жизни. При этом решить проблему не получалось: внутри крестьянской общины невозможно было ни продать надел, ни взять под него кредит на покупку земли. Еще одна проблема, порожденная общиной — чересполосица, которая очень сильно снижала эффективность сельского хозяйства. Зачастую в результате многочисленных переделов отдельные участки оказывались на удалении друг от друга, между участками других людей. Всем в результате приходилось выращивать одно и тоже, а не то, что хочется отдельно взятому хозяину.
В царские времена проблему понимали и пытались с ней бороться. Собственно, столыпинская аграрная реформа как раз и была попыткой изменить положение — вместо неэффективного мелкого хозяйства крестьянской общины стимулировались единоличные хозяйства, которые зарекомендовали себя в плане производительности гораздо лучше. Реформа была долгосрочной, и планировалось, что она коренным образом изменит ситуацию только в перспективе нескольких десятилетий.
Однако две революции не только отменили реформу, но и ухудшили ситуацию. Занимаясь самозахватами, крестьяне не слишком задумывались об эффективности производства, что в итоге породило еще более дикую и хаотичную чересполосицу. Поэтому при практически одинаковых площадях посевов и при чуть большей механизации хозяйства производительность в конце 20-х была даже хуже, чем до революции.
Теперь у советского руководства было два варианта развития сельского хозяйства. Либо левый — ломка крестьян через колено и сплошная коллективизация, либо правый — дальнейшее стимулирование капиталистических отношений в деревне и ставка на кулака, который становился в этой схеме главным поставщиком хлеба.
Левый вариант был людоедским, но дешёвым и очень удобным. Крестьян сгоняли в огромные коммуны, где те трудились день и ночь за абстрактные трудодни, кто не хотел — бежал в город, что было большевикам только на руку, поскольку для форсированной индустриализации требовались рабочие руки. Создание гигантских коммун резко удешевляло производство хлеба и повышало производительность, поскольку теперь никакой чересполосицы не существовало, а выращивали то, что требовалось по директивам сверху. В условиях плановой экономики это было удобнее, а об удобстве самих крестьян никто не думал, кого они вообще волновали?
Правый вариант выглядел логичнее, естественнее и не предполагал коренной ломки общества. Однако он был капиталистическим — то есть неприемлемым по идеологическим соображениям. Помимо всего прочего, капиталистические отношения выпадали из плановой экономики. Но основная проблема была в другом — правый вариант вынуждал учитывать потребности крестьян и идти с ними на диалог и компромиссы, иначе никакого хлеба от них не дождешься.
В итоге Сталин склонился к левому варианту, несмотря на то, что его прежние соратники, Рыков и Бухарин, агитировали за правый. Однако и в 1928 году о тотальной коллективизации речи не шло. Возможно, что если бы не события 1928 года, всё повернулось бы по-другому.
📕 Подпишитесь на Лекторий Dостоевский:
📚 YouTube: https://www.youtube.com/channel/UCtsCAuG4sK9had2F-nnUfyA
📚 VK: https://vk.com/lectorydostoevsky
📚 OK: https://ok.ru/dostoevsky.lectory
📚 Rutube: https://rutube.ru/channel/23630029/
📚 Telegram: https://t.me/dostoevsky_fm_dostoverno
📚 Наш сайт: https://dostoverno.ru/