Вторая Пуническая война стала жесточайшим испытанием для всей системы управления Республикой. Рим в первые же годы войны понёс огромные потери в нобилитете, составлявшем костяк офицерского корпуса. Только в одном сражении при Каннах погибла треть (!) всех сенаторов. А ведь это не последнее сражение - Рим в этот период нёс больше поражений, чем одерживал побед. Скамейка запасных просто катастрофически сузилась, а масштаб конфликта требовал, наоборот, увеличения размаха ведения боевых действий. Из-за этого все слои римского общества не без опасений, но пришли к консенсусу, что на время войны придётся пролонгировать полномочия успешных магистратов и военачальников на столько на сколько это нужно.
Да, это грозило усилением их влияния в обществе и нарушением баланса сил, но в тот момент такое решение виделось меньшей опасностью, нежели Ганнибал, особенно плебсу. Фактически именно плебс в комициях был едва ли не основной силой, которая готова была ломать устоявшиеся традиции ради победы. Нобилитет был куда более осторожен, но чрезвычайная ситуация требовала столь же чрезвычайных мер. Кроме пролонгации империя (полномочий), нормальной практикой стало избрание людей на магистратуры вопреки установленному порядку их занятия (например получение консулата без занятия претуры). Также в связи с необходимостью большего числа военных командующих стало активно применяться избрание сразу на пропреторские или проконсульские должности, позволявшие тут же встать во главе армии.
Полная переориентация на войну всей политической системы привела к закономерному росту влияния военных успехов на карьеры молодых политиков. На первый план стали выбиваться успешные военачальники, которые получали магистратуры от благодарного народа в награду за их деятельность. Это полностью расходилось со всей старой политической логикой: раньше для нобиля военная карьера была довеском к карьере гражданской — теперь для большого числа молодёжи всё стало с точностью до наоборот. Любой юнец мог построить скороспелую политическую карьеру за счёт военных успехов и оттеснить достойных людей. И самым ярким таким юнцом был Публий Корнелий Сципион.
Его назначение проконсулом Испании было вынужденной мерой – в условиях разгрома армий, возглавляемых его отцом и дядей, никто не хотел отправляться в Испанию на смерть. Никто, кроме Сципиона. Ну и пусть, что ему было 24, что на 16 лет меньше, чем минимальный возраст для занятия консулата, проконсульские полномочия ведь это не консулат! Сенат и простой народ цеплялись за соломинку, считая, что Публий за счёт авторитета имени своего родителя сможет привести в порядок остатки римских сил в Испании. Но едва ли кто-то ждал столь ошеломительного успеха. Начиная с невероятного взятия Нового Карфагена, популярность Сципиона у плебса, жаждавшего побед, росла как на дрожжах. Каждая новая победа увеличивала его влияние и притягивала новых сторонников, что до ужаса пугало нобилитет.
И пугало не зря. Сципион был политиком новой формации. Аристократ, который добился всего не своим именем, а своими делами на ниве войны. Его авторитарный стиль управления и честолюбие многими нобилями воспринимались как царские замашки. Сципиону было совершенно неважно, из какого социального слоя ты происходил – главными были компетентность и верность. В его окружении ковалась новая военная аристократия Рима, в которой разница между нобилями и "новыми людьми" была несущественна, а политическое положение зависело напрямую от верности Сципиону. При этом сам Сципион своими кумирами считал греческих тиранов-воинов, например Агафокла, которые за их воинские таланты получили всё возможное от общества. Всё это сближает Сципиона не с многими его современниками, а скорее с Цезарем или Помпеем.
Огромная популярность в народе всего за несколько лет сделала Публия самым влиятельным человеком Рима: он с лёгкостью получил консулат после Испании, утвердил своих людей в командующие Испании и на часть городских магистратур, получил одобрение всех своих решений. Эта же популярность позволила ему продавить план высадки в Африке у всё более враждебной группировки сенатских "свидетелей старых порядков". Вялые попытки не дать Сципиону и его союзникам плотно оккупировать высшие магистратуры не давали результата. Тихая революция Сципиона, казалось бы, победила. И тогда-то оппозиционная часть нобилитета решила заключить противоестественный союз.
Из-за огромных потерь в сенат было введено большое число "новых людей" из бывших квесторов и эдилов всаднического ранга. Эти новички добились своего положения именно за счёт гражданских магистратур и доминирование военной аристократии Сципиона было многим из них крайне опасно. Самым уважаемым из “новых людей” был Катон Старший – сторонник старого доброго римского консерватизма. Он последовательно выступал за возврат к старым порядкам прохождения магистратур и отмене всей чрезвычайщины – т.е. атаковал саму причину всевластия Сципиона. В пику революционным консерваторам Сципиона поднялись консервативные революционеры Катона.
Триумфальное завершение африканской кампании, казалось бы, должно было окончательно оформить становление диктатуры Сципиона. Вот только эта диктатура оказалась мягкой и многим незаметной, так как сам “диктатор” не требовал ничего незаконного, просто из года в год именно его люди занимали магистратуры и определяли курс государства. Но сколь хорошим воином или дипломатом был Сципион, столь оказался он плохим политиком – в этот наиболее важный период он почивал на лаврах и вёл частную жизнь, полную развлечений. Даже цензуру 199 года до н.э. он не стал использовать для цементирования собственного режима – в честь победы над Ганнибалом он объявил римский народ героем, заслужившим самого мягкого обращения и не вынес ни одного порицания и никого не выгнал из сената. В то же время “оппозиция” не теряла времени и потихоньку собирала силы, чтобы в 195 году до н.э. осуществить реванш и прокатить всех ставленников Сципиона на выборах, а на консулат выдвинуть самого Катона. Ореол победителя Ганнибала, не поддерживаемый соответствующей политикой, померк, и плебсу уже было недостаточно того, что кандидат в магистратуру – человек самого Сципиона.
В следующем году Сципион одержал, как ему казалось, реванш, избравшись на консулат. Но попытка использовать своё положение для примирения с “новыми людьми” провалилась: его идея об отделении мест сенаторов от плебса на играх вызвала волну критики, так как символически уравнивая новых сенаторов с нобилитетом, Сципион при этом противопоставлял их плебсу. Также неудачей закончилась и попытка продавить свою внешнеполитическую линию в отношении Карфагена и Ганнибала. Да, Сципион и его “партия” всё ещё были крайне влиятельны, но их теснили. Удачей для Сципиона стала “ошибка” оппозиции, приведшая в конце концов к войне с Антиохом за Грецию. Так как Антиох приютил у себя Ганнибала, то Сципион, пытавшийся вообще-то войну просто не допустить, сумел повернуть страх перед пунийцем на свою сторону и стать фактическим командующим армии.
Очередная победа должна была по идее вновь поднять авторитет Публия на небывалую высоту. Но его противники не дремали. Хотя сам Сципион довольно прохладно относился к стяжательству, многие люди из его окружения не прочь были заработать деньжат незаконными методами, а Публий закрывал на это глаза, пока они были эффективными воинами. И именно этим и воспользовалась “партия” Катона – ещё не успела война с Антиохом завершиться в 189 году до н.э., а союзников Сципиона начали таскать одного за другим в суд. Хотя ни одного из них осудить так и не вышло, но вытаскивание грязного белья на публику сделало своё дело: репутация окружения Сципиона начала медленно, но неуклонно портиться. Дошло до того, что в 187 году до н.э. процесс начали уже против самого Сципиона, обвиняя в утаивании 500 талантов серебра.Три года длилось судебное разбирательство, результатом которого стало добровольное удаление Сципиона из Рима.
Противники Публия торжествовали - они уничтожили диктатуру, которая, правда, толком и диктатурой-то не была. У Сципиона не было никакого плана или идеологии. Он был убеждён лишь в том, что успешный военачальник должен получать от благодарного общества куда больше, чем это было раньше принято. Но победа Катона означала не победу сторонников возврата к старым порядкам, отнюдь. Катон и “новые люди”, чувствуя свою силу, начали создавать новые порядки, прикрываясь словами о возврате к старым. То уникальное положение нобилитета в системе управления государством, которое сложилось, уже многих не устраивало, и они начали действовать.
Автор - Владимир Герасименко