Не успели отойти от этой беды, как через пять дней при пилотаже над городом Николаевым в честь дня Незалежности Украины разбивается лётчик аэроклуба "Икар" Александр Гончаренко. Его самолёт ЯК-52 врезался в улицу Васляева среди толпы народа, и просто чудо, что никто не погиб... Мне пришлось быть одним из членов комиссии по расследованию этого лётного происшествия. С чувством глубокой горечи и недоумения я листал Сашину рабочую тетрадь подготовки к полётам. 22 раза, 22 предварительных подготовки, фактически всё лето, Александр писал одну и ту же фразу в разделе "Меры безопасности" - "Ниже высоты 600 метров не снижаться...",которую ему говорили командиры при постановке задачи на полёты. Тем не менее, свою последнюю фигуру при пилотаже "переворот на горке" он начал на высоте 350-370 метров. О чём говорит этот факт?
Итак, второй вывод - "Самые правильные слова, которые говорят родители детям, учителя ученикам, командиры подчинённым остаются только словами, если они не пропущены через фильтр сознания. Поэтому, чтобы Вы не говорили, обязательно свои слова надо подкреплять примерами и убеждаться, что они дошли до сознания того, кому Вы говорите"...
Самое обидное, мы потом посчитали и вычертили траекторию полёта Александра Гончаренко - ему должно было хватить высоты для вывода. Хотя Саша десятки раз делал эту фигуру, в том числе и в этот день в специально спланированном перед праздником контрольном полёте с Начальником аэроклуба, но его подвёл Страх. Одно дело перевернуть самолёт на спину, имея под собой 800-1000 метров, и совсем другое на высоте 350-400 метров. Кварталы домов оказались неожиданно очень близко. Саша перетянул ручку, и его самолёт на высоте 15-20 метров сорвался в штопор. Именно Страх разрушил закреплённый навык...»
Так вот, мне теперь предельно ясно, почему Саша Гончаренко, будучи инструктором аэроклуба, допустил такую ошибку, хотя десятки раз выполнял эту свою последнюю фигуру «переворот на горке», а в день своей гибели выполнил контрольный полёт, точь в точь повторяющий показательное выступление, с начальником аэроклуба полковником запаса Филоненко Григорием Емельяновичем.
Саша по первой своей профессии – шофёр, т.е. он не проходил жёсткие горнила армии, где учат дисциплине. Во-вторых, это было его первое показательное выступление «на публику», а на стадионе среди зрителей сидела молодая жена. Григорий Емельянович из-за задержки со взлётом АН-2 с парашютистами дал Гончаренко команду: «Две минуты подержи зрителей». Казалось бы, абсолютно безобидная и нормальная команда, чтобы народ на трибунах не скучал, крутани ещё несколько фигур и освобождай воздушное пространство, когда АН-2 подойдёт на выброску парашютистов.
Саша так и сделал. Я первоначально должен был прыгать с парашютом на стадион «Заря» в сборной команде аэроклуба. Но после гибели прапорщика ВДВ Анатолия Сичкаря за пять дней до этого начальник 33 Центра Боевой Подготовки полковник Домрачеев запретил военным прыгать. А из действующих военных в команде один я. Поэтому меня назначили Руководителем прыжков на стадионе, и я видел всё от начала и до конца, а также слышал весь радиообмен. Микрофон во время пилотажа Гончаренко был в руках Димы Филоненко, сына Григория Емельяновича, который здесь был руководителем полётов.
Когда Саша закончил пилотаж, и я уже собирался взять микрофон от рации в свои руки, прозвучала команда: «Подержи зрителей». Гончаренко выполнил три фигуры, прошёл в левом не глубоком вираже над стадионом, я предполагаю, пытался глазами найти жену. А затем устремился в пологую горку навстречу АН-2, который был уже на подходе, с тем, чтобы переворотом на горке изменить траекторию своего полёта на 180 градусов по вертикали и уйти в противоположном направлении, освобождая зону для АН-2. Т.е. задумка была абсолютно правильная, именно так прорабатывали на тренировке, с той лишь разницей, что за счёт горки надо было высоту набрать 900-1000 метров и потом крутить переворот. Но Саша отвлёкся на зрителей, а методом «опорных точек» он не владел.
Лётчики сразу понимают, о чём идёт речь, а для гражданских читателей поясню, что для каждой пилотажной фигуры или этапа полёта существуют свои обязательные жёсткие параметры, которые лётчик обязательно должен проконтролировать, если он хочет закончить полёт безопасно. Например, при полёте на предельный радиус – это обязательный контроль остатка топлива и сверка его с расчётным остатком на ППМ (поворотных пунктах маршрута). А для такой фигуры как переворот на горке надо обязательно бросить взгляд на высотомер, чтобы убедиться, что у тебя есть запас высоты для его выполнения.
К сожалению, Саша этого не сделал и ввёл ЯК-52 в переворот на высоте около 400 метров. Когда самолёт скрылся за деревьями, хотя самого падения нам видно не было, я первый понял, что это конец. Крикнул Дмитрию Филоненко: «Бежим». Мы побежали, а за нами сразу помчались зрители со стадиона. Самолёт упал прямо на тротуар улицы Васляева, пройдя всего в трёх метрах от девятиэтажного дома, на крыше которого находилась куча пацанов, следивших за выступлением. По счастливой случайности, а может и по воле лётчика (самолёт ведь до высоты 15-20 метров был управляем, лишь потом сорвался в штопор) из народа, шедшего в этот момент по улице, никто не погиб, лишь пять человек получили травмы, трое из них дети.
Когда мы с Дмитрием Филоненко подскочили к месту падения самолёта, у меня волосы стали дыбом от увиденной картины. Самолёт горел. Тело Александра Гончаренко лежало рядом с фюзеляжем лицом вниз, чёрное и обугленное. По неестественно запрокинутой голове я понял, что никакая медицинская помощь ему уже не нужна. Но впереди в полутора метрах перед самолётом стояла детская коляска с куклой и авоськой с помидорами, висевшими на ручке. Я подумал, что самолёт зацепил ребёнка. Но оказалось, что кусок правой плоскости, оторвавшись от удара, просвистел в метре у мамы над головой и врезался в дерево, их с ребёнком смертельно напугав…
В общем, подскочила пожарная машина, начала тушить пожар, потом приехала «Скорая помощь», у которой я еле выпросил суконное одеяло, чтобы накрыть тело Саши. Потом появились представители милиции, СБУ, набежала толпа народа, вскоре приехали наши ребята с аэродрома во главе с начальником аэроклуба.
А когда всё потушили, подошли ребята, одетые по гражданке, но с военной выправкой и нас троих: Григория Емельяновича, меня и Геннадия Ивановича Кустова, подполковника запаса и нашего главного парашютиста, попросили пройти в какое-то здание. Там мы писали «кучу» объяснительных, отвечали на разные вопросы-допросы ребятам из СБУ. В общем, продержали нас там до 12 ночи. Где-то в 22.00 приехал мэр города Владимир Дмитриевич Чайка, и первые его слова были: «Я думаю, лётчик не виноват. Он сделал всё, что мог, поэтому из зрителей все живы». Этими словами он сразу завоевал наше безграничное уважение, т.к. когда самолёты падают, первая мысль, которая возникает у комиссии по расследованию – валить всё на лётчиков, особенно, если экипаж погиб.
Для примера – мне передали слова одного большого начальника, когда разбился однокашник Валера Евстигнеев в Чкаловске на ТУ-22р: «Зазнавшийся замполит передрал на взлёте самолёт. Убил экипаж и себя…» А на самом деле потом выяснилось, уже на разбеге произошёл отказ управления, и Валера за 18 секунд успел сделать все действия, предписываемые РЛЭ, в том числе и переход на сверх резервную систему управления дифстабилизатором воздухом от набегающего потока. Что свидетельствует о его величайшем хладнокровии. Но скорость после отрыва была ещё очень мала, и по КПН управление так и не восстановилось.
Спросите, зачем я описал катастрофу Саши Гончаренко и вспомнил про Валеру Евстигнеева с такими подробностями? Цель одна – чтобы молодые ребята, которые только выбирают дорогу в небо, за внешней романтикой – «Красивая форма – лампас голубой… И даже завидует кто-то порой…» (Николай Анисимов – песня «Я лётчик») – видели и суровую правду жизни – как дорого, бывает, обходятся ошибки в лётной работе. Кстати, такие ошибки на всяких шоу и показательных выступлениях допускают не только молодые, но и старые, опытные пилоты. Для примера, возьмём страшную трагедию в Склинове подо Львовом, когда СУ-27 упал на людей. Одна из последних фраз радиообмена перед падением самолёта была: «А где наши зрители?» Т.е. лётчика-испытателя Владимира Топонаря, которого я немного знал, тоже вынужденное наблюдение за внекабинным пространством отвлекло от контроля за опорными точками.