Я нашла Лавкрафта случайно. Однажды мне пришла идея написать несколько рассказов о снах, вернее, о необычных магических снах. В процессе написания я изучала сновидения в искусстве, перечитывая старое и находя все новые примеры. Мне хотелось знать все, что только можно узнать о снах. Я замыслила рассказ, в котором главная героиня увлекается астрологией. Для того чтобы написать такой рассказ, мне самой потребовалось всерьез заинтересоваться законами звездного неба (но я больше не занимаюсь астрологией). И вот однажды, зимней ночью, я просматривала в Википедии список литературных произведений, где упоминаются звезды, и наткнулась на "Полярис" Говарда Лавкрафта.
Я узнала его с первой строчки. Вот с этой: "Into the North Window of my chamber glows the Pole Star with uncanny light." В этот момент я поняла, что нашла писателя, которого всегда любила.
Этот рассказ принадлежит к Циклу Снов. (Лавкрафт же прежде всего знаменит своими мифами Ктулху.) В этой статье речь пойдет именно о Цикле Cнов, и прежде всего о главном произведении Лавкрафта.
"Сомнамбулический поиск неведомого Кадата" - роман о великой тайне. Он считал его так и не завершенным, несовершенным, он работал над ним до конца жизни.
Лавкрафт почти всю жизнь прожил в Провиденсе (столица штата Род-Айленд, США). Эту часть Америки принято называть Новой Англией. Именно к тем прекрасным берегам (которые и мне посчастливилось в этой жизни видеть) причалил в 1620 году английский галеон под названием Mayflower. Новая Англия совсем не похожа на остальную Америку, в этих старинных мрачных маленьких городах живет тот дух прошлого, древняя тайна, там все пропитано магией, которую Лавкрафт чувствовал с детства, о которой писал всю жизнь.
В интервью Борхес как-то сказал о "созвездии Новой Англии", что, вероятно, астрологи могут как-то объяснить количество прекрасных людей, которых дала миру эта земля. Действительно, по звездам можно все узнать, но нельзя разгадать загадку странной тихой грустной и мрачной красоты Новой Англии. Ее природа всегда печальна (то, что так точно изобразил Эдвард Хоппер), в ней есть трагическая красота. Эти древние деревья, аккуратные лужайки, белые особнячки в викторианском стиле, и старые крадбища, где могильные плиты сплошь покрыты жирным мхом, спокойные реки с пышными зелеными берегами, одинокие маяки и океан, и с океана всегда этот волнующий ветер...
Этот город говорит о Лавкрафте намного больше, чем все его биографы. "Провиденс, таинственно и величественно раскинувшийся на семи холмах над голубым заливом, с зелеными террасами, тянущимися вверх к шпилям и цитаделям неумирающей древности".
Здесь похоронен Лавкрафт, и на его могиле такие слова: I am Providence.
В июле 2009-го, когда я еще ничего не знала о нем, на закате, я приехала в Провиденс с большой компанией музыкантов. В моих воспоминаниях этот маленький городок на берегу океана представляется сплошь сделанным из блестящего черного камня. Я хорошо помню этот запах, теплый влажный ветер с залива, булыжник мостовой и высоченные шпили, и звездное синее небо, и крыльцо какой-то старой величественной мрачной церкви, где я долго сидела с сигаретой в руках, чувствуя, как что-то зовет меня блуждать по этим узким улицам и искать нечто забытое и прекрасное. Это была странная ночь, очень жаркая, праздничная (в ту ночь в городе шел карнавал). Той ночью в Провиденсе я чуть не умерла, потеряв достаточно много крови (неоконченное жертвоприношение), а на рассвете уехала обратно в Нью-Йорк, где жила в то время. И всю дорогу (не смотря на полуобморочное состояние) меня страшно мучила мысль, что я так и не проникла в тайну этого города. И только потом, уже вернувшись обратно в Россию, я узнала ее и поняла, кто блуждал по этим мрачным улочкам, разглядывая звезды, и откуда в этом сладком воздухе есть слишком горький вкус, напоминающий о страшном, почти бесконечном одиночестве, бессмертная красота неба над Провиденсом.
Великий сновидец жил здесь, и, умерев, стал этим городом. Его родители оба закончили жизнь в сумасшедшем доме, писать рассказы он начал еще в раннем детстве, жил до крайности уединенно, увлекался астрономией, древними тайнами Новой Англии, слишком много читал и видел слишком яркие, а иногда слишком страшные, сны. Умер он в возрасте 46-ти лет от рака кишечника вследствие недоедания. Можно сказать, что Лавкрафт умер от голода.
Главное событие в жизни Говарда Лавкрафта произошло летом 1921-го года, вскоре после смерти матери, когда он впервые отправился в путешествие - в соседний Бостон. Там, на собрании журналистов-любителей, он встретил женщину по имени Соня Грин. Она была на семь лет старше (ей 38, ему 31), имела украино-еврейские корни и шляпный магазин в Бруклине.
Из-за этой женщины Говард Лавкрафт в 24-ом году оставил мистический Провиденс и уехал в Нью-Йорк. Цитата из рассказа "Он":
Мой приезд в Нью-Йорк был ошибкой: я искал здесь необычайных приключений, удивительных тайн, восторгов и душевного подъема от заполненных людьми старинных улочек, что выбегали из недр заброшенных дворов, площадей и портовых причалов и, после бесконечных блужданий вновь терялись в столь же заброшенных дворах, площадях и портовых постройках, или среди гигантских зданий современной архитектуры, угрюмыми вавилонскими башнями стремящихся ввысь. Вместо этого я пережил лишь ужас и подавленность. Они угрожали завладеть мной, сломать мою волю, уничтожить меня. Разочарование пришло не сразу. Впервые я увидел город с моста, на закате величественный город и его отражение в воде: все эти фантастические шпили крыш и постройки, схожие с древними пирамидами, выступающие из лилового тумана, как экзотические соцветия, дабы открыть свою красу облакам, пылающим на закатном небосклоне, и новорожденным звездам, первенцам ночи. Затем над зыблющимися волнами моря одно за другим стали вспыхивать окна, на освещенной воде мигая, плавно скользили фонари, пение рожков и сирен сливалось в удивительной, причудливой гармонии, и город, окутанный звездным покрывалом, сам стал исполненной фантастической музыки грезой. Грезой о чудесах Каркассона, Самарканда, Эльдорадо и прочих величественных, сказочных городах. А потом я блуждал по столь милым воображению моему старинным улицам, узким кривым проулкам и переходам, осажденным красными кирпичными домами в архитектурных стилях ХVIII - начала XIX веков, где окна мансард, мерцая огнями, косились на минующие их изукрашенные кареты и позолоченные экипажи. Четко осознав, что вижу воочию свою давнюю мечту, я и вправду решил, что передо мной подлинные сокровища, что со временем родят во мне поэта.Однако моим честолюбивым устремлениям, к счастью, не суждено было осуществиться. Безжалостный дневной свет поставил все на свои места, обнаружив окружающие запустение и убожество.
Шляпный магазинчик вскоре разорился и Соня Грин бросила Лавкрафта, у которого не было денег даже на самую скромную жизнь (за его фантастические рассказы платили ничтожно мало, а ничем другим великий сновидец заниматься не хотел). Она уехала в другой штат зарабатывать деньги, а он еще какое-то время жил в Бруклине, совсем один, а потом вернулся обратно - "к свежим зеленым лужайкам Новой Англии, по вечерам овеваемым напоенным морской солью ветром".
Тем не менее, лишь через несколько лет она захотела оформить развод, но Лавкрафт так и не подписал документы о расторжении брака. Она вышла замуж за другого человека, и только через много лет, узнав о смерти Лавкрафта, узнала и о том, что так и осталась его женой, а второй брак был фиктивным.
К моменту возвращения в Провиденс Лавкрафт написал уже множество рассказов. Уже были написаны "Полярис", "Белый корабль", "Селефаис", "Кошки Ултара", "Ньярлатхотеп" и другие, являющиеся частью Цикла Снов. И в 1926-ом он начал писать свое главное произведение, свой роман о поиске совершенной красоты - "The Dream-Quest of Unknown Kadath".
Это ключевое произведения Цикла Снов, объединяющее все его рассказы о снах и Сновидческом Мире в одну цельную картину, в одну историю. Главный герой, Рэндольф Картер, великий сновидец (так его называет автор), отправляется в Мир Снов, где бывал уже множество раз, чтобы найти прекрасный город, трижды виденный во сне. "Весь в золоте, дивный город сиял в лучах закатного солнца, освещавшего стены, храмы, колоннады и арочные мосты, сложенные из мрамора с прожилками, фонтаны с радужными струями посреди серебряных бассейнов на просторных площадях и в благоуханных садах; широкие улицы, тянущиеся между хрупкими деревьями, мраморными вазами с цветами и статуями из слоновой кости, что выстроились сверкающими рядами; а вверх по крутым северным склонам карабкались уступами вереницы черепичных крыш и старинные остроконечные фронтоны - вдоль узких, мощенных мшистой брусчаткой переулков. То был восторг богов, глас божественных труб и бряцанье бессмертных кимвалов. Тайна объяла его, точно тучи легендарную безлюдную гору, и, покуда ошеломленный и мучимый неясным предчувствием Картер стоял на кромке горной балюстрады, его мучили острая тревога почти что угасших воспоминаний, боль об утраченном и безумное желание вновь посетить некогда чарующие и покинутые им места. Он знал, что когда-то этот город имел для него некое высокое значение, хотя в каком жизненном цикле или в какой инкарнации он посещал его и было ли то во сне или наяву, он не мог сказать точно."
Но по воле "богов сновидений" Рэндольф Картер не мог "ни покинуть эту возвышенность, ни спуститься по широким мраморным ступеням, бесконечно сбегающим вниз". И тогда он заснул с мыслью о том, что должен разыскать в мире снов тех "тиранических богов" и вымолить у них разрешение сойти по бесконечной лестнице, "выпросить у них прозрение, и память, и пристанище в чудесном предзакатном городе".
Рэндольф Картер бывал в Сновидческом мире не раз, ему хорошо знаком и Зачарованный лес, выходящий двумя опушками в "явный мир", река Скай, ближайшие поселения, и прекрасный город на реке Укранос - многобашенный Тран, чьи стены древнее человеческой памяти, куда войти могут лишь опытные сновидцы (путешественник, желающий войти в этот город, должен сначала рассказать часовому в красном камзоле у ворот три невероятных сновидения), и даже далекий, вечно-юный и бессмертный город-мираж, где правит другой великий сновидец - царь Куранес, о чьей земной жизни и смерти известно из рассказа "Селифаис". Но в этот раз он задумал отправиться туда, откуда еще никто не возвращался - в город богов, в их ониксовый замок на вершине неведомого Кадата.
Жрецы Сновидческого Мира отговаривали Картера искать богов и предрекали "смерть его души". Не раз на своем пути к главной тайне этого мира Картер слышит предостережения, не раз оказывается в ужасной опасности, попадая в страшный кошмар, но даже Великая Бездна уже не пугает сновидца, из самого глубокого кошмара он находит путь наверх - в Зачарованный лес, он отправляется снова в путь, он пересекает моря, его не может разубедить искать богов даже мудрейший царь Куранес.
Этот правитель вечно-юного Селефаиса когда-то был англичанином, великим сновидцем, и когда тело его умерло, сознание осталось в Мире Снов. Куранес "побывал в зазвездных пределах абсолютной пустоты, и, как говорят, ему единственному удалось вернуться из этого путешествия, сохранив ясный рассудок". Но его трагедия ужасна: "И хотя Куранес был царем в сновидческой стране, богатой всевозможными, какие только можно вообразить, красотами и чудесами, богатствами и великолепием, радостями и восторгами, утехами и наслаждениями, невидальщиной и диковинками, имевшимися в его распоряжении, он бы с радостью отказался от своей безмерной власти, и роскоши, и свободы за один только благословенный день жизни простым мальчишкой в доброй тихой Англии, в той древней любимой Англии, что создала его и неотъемлемой частичкой которой он навечно остался." Он не может вернуться обратно, и прекрасный город Селефаис ему безразличен.
Куранес советует Картеру не искать тот город совершенной красоты. Он понимает, что даже если герою удастся найти его, то когда-нибудь его постигнет разочарование. "Он и сам ведь долгие годы стремился попасть в прекрасный Селефаис и на землю Оот-Наргай, и обрести свободу, полноту и высокий восторг жизни, лишенной всех предрассудков, препон и глупости. Но теперь, когда он обрел и этот город, и эту землю, и стал их повелителем, он осознал, что и свобода и полнота жизни слишком быстро увядают и наскучивают из-за отсутствия в его ощущениях и воспоминаниях чего-то более осязаемого. Он был царем Оот-Наргая, но не нашел в том никакого глубокого смысла, и постоянно испытывал тоску по милым сердцу приметам Англии, которые так много значили для него в юности. Он отдал бы все свои владения за один только звон корнуолльского церковного колокола, несущийся над долинами, и все тысячи минаретов Селефаиса - за родные островерхие крыши деревенских домов вблизи его родового поместья. И он сказал своему гостю, что неведомый предзакатный город, возможно, не подарит ему взыскуемого удовлетворения, и что, вероятно, лучше будет, если он останется величественным и полузабытым сном. Ибо Куранес часто навещал Картера в старой жизни наяву и неплохо помнил милые массачусетсские холмы, среди которых прошло его детство."
Еще более ужасная участь постигла другого сновидца, знакомого Картера, который покинул прекрасную землю Сона-Нил, чтобы искать несуществующую Катурию, и его белый корабль разбился о скалы, а герой вернулся в "явный мир" к своему одинокому маяку на побережье. Картер знает эту историю.
С самого начала, впервые открыв для себя Dream-Quest, я знала, что герой никогда не найдет свой предзакатный город, никогда не спуститсяа по бесконечной лестнице, потому что совершенная красота не может быть достигнута. Я знала, что важен сам путь, само путешествие, история поиска.
И особенно грустно было читать эти слова о городе Ултар, что на реке Скай, где люди поклоняются кошачьей богине, в самом начале романа: "И когда он вышел на балкон и бросил взгляд на океан красных черепичных крыш, и мощеные улочки, и ласковые поля вдали, загадочно купающиеся в косых лучах солнца, он подумал, что мог бы навечно поселиться в Ултаре, кабы не воспоминания о потрясающем предзакатном городе, властно влекущем его к новым неизведанным опасностям. А потом пала ночь и розовые стены оштукатуренных фронтонов стали фиолетовыми и обрели загадочный вид, а в старых решетчатых оконцах один за другим вспыхивали крошечные желтые огоньки. В колокольне наверху зазвонили мелодичные колокола, и первая звезда замерцала в небе над лугами и над темными водами Скай. В ночи зазвучала песня во славу стародавних дней, и Картер стал слегка покачивать головой в такт звукам лютни, которые неслись из-за резных балконов и из мощеных мозаикой двориков скромного Ултара."
И еще один очень важный момент: когда Картер плыл на борту галеона по реке Укранос, бегущей сквозь благоуханные джунгли Кледа, ему вдруг захотелось сойти на берег, "ибо в этих тропических чащах таились покинутые и никем не посещаемые чудесные дворцы из слоновой кости, где некогда обитали легендарные монархи края, чье имя позабыто."
Ведь белые башни Трана не менее прекрасны, чем тот предзакатный таинственный город! И сверкающие минареты Селифаиса, и берег реки Укранос - "нет места, где бы так звонко пели птицы и жужжали пчелы, отчего люди, оказавшись в этих местах, мнят себя в сказочном мире и чувствуют, как их души переполняет столь великая радость и удивление, что потом они не в силах об этом и вспомнить". Есть в Мире Снов даже земля Сона-Нил, Страна Воображения, где нет ни времени, ни пространства, ни страданий, ни смерти: " У этой страны нет границ, и за одним чудесным видом сразу же возникает другой, еще более прекрасный. И в сельской местности, и среди блеска городов свободно передвигается счастливый народ, и каждый наделен непреходящей грацией и подлинным счастьем." И Картер знает о существовании Сона-Нил, он даже видит мельком с корабля эту волшебную страну, куда не могут проникнуть слуги ползучего хаоса Ньярлатхотепа.
Там хорошо, где нас нет. Это всем известно, но только не герою этого романа. Картер не знает страха даже перед служителями хаоса, которые пытаются помешать его поискам и принести героя в жертву своим богам (фигурку Ктулху Картер не поленился разбить молотком, когда случайно увидел), он способен даже привлечь на свою сторону могущественную армию нечисти из Великой Бездны, которая возносит его на вершину мира, прямо к замку из оникса, к непостижимому Кадату, где горит волшебным светом единственное окно.
Да, вот он - ониксовый замок, но прекрасные боги, которым поклоняются жители чудесных городов Сновидческого Мира, покинули его, замок пуст. И вместо богов к герою выходит сам Ньярлатхотеп - "высокий стройный муж с юным лицом античного фараона", "чья гордая осанка и приятные черты лица были исполнены очарования смуглого бога или падшего ангела и в чьих глазах играли потаенные искорки прихотливого нрава."
И голосом, в котором "необузданная музыка летейского потока", Ньярлотхотеп говорит Картеру: "Ты пришел взглянуть на Великих, кого смертным не позволено видеть. Соглядатаи сообщили об этом, и Иные боги возроптали, исступленно мечась и кружась под тонкие звуки флейт в вечной черной пустоте, где обитает султан демонов, чье имя запрещено произносить вслух. <...> Но ты, Рэндольф Картер, превзошел мужеством все создания земного мира сновидений, и все еще горишь жаждой поиска. Ты пришел не из праздного любопытства, но как взыскующий истины, и ты без устали выказывал свое почтение к добрым земным богам. И все же эти боги не допускали тебя к чудесному предзакатному городу твоих снов, и лишь по причине их мелочной скупости, ибо правда в том, что они сами возжаждали обладать жуткой красотой создания твоей фантазии и поклялись, что отныне никакое иное место не будет их обиталищем. Они покинули замок на неведомом Кадате и поселились в твоем чудесном городе. Днем они бродят по мраморным дворцам, а с заходом солнца прогуливаются в благоухающих садах и наслаждаются величественным видом закатной позолоты на храмах и колоннадах, на арочных мостах и в серебряных чашах фонтанов, на широких улицах с цветочными вазами и сверкающих рядах статуй из слоновой кости. А с наступлением ночи они поднимаются на террасы горного склона, увлажненного ночными росами, садятся на резные скамьи из порфира и взирают на звезды или, перегнувшись через перила балюстрад, устремляют взор на крутые северные склоны, где окошки в старинных башенках одно за другим озаряются мягким сиянием - то желтое пламя уютных домашних свечей. Боги полюбили твой чудесный город и покинули тропы богов. Они позабыли земные возвышенности и горы своей юности. На земле более не осталось богов, и лишь Иные боги из внешних пределов имеют власть на незапамятном Кадате. Далеко-далеко отсюда, в долине, где прошло твое детство, Рэндольф Картер, предаются беззаботным забавам Великие боги. Ты слишком умело погружался в сновидческий мир, о величайший сновидец, ибо ты смог увести богов сна прочь из мира всеобщих видений в мир, который всецело принадлежит тебе одному, выстроив из своих детских фантазий город, прекраснее всех призраков, доселе рожденных. Жаль, что земные боги покинули свои троны, оставив все на милость пауку, трудолюбиво ткущему там паутину, да Иным богам, владычествующим в их обители в привычной для Иных манере. С превеликой радостью силы внешнего мира наслали бы хаос и ужас на тебя, Рэндольф Картер, причину их печали, но они знают, что в твоей лишь власти вновь вернуть богов в их исконный мир. Никакая сила вечной ночи не может проникнуть за тобой в твой полубодрствующий сновидческий мир, и лишь ты один способен уговорить самолюбивых Великих уйти из твоего чудесного предзакатного города и вернуться через северные сумерки обратно в их привычную обитель на вершине неведомого Кадата в холодной пустыне. Итак, Рэндольф Картер, во имя Иных богов я пощажу тебя и вверю тебе исполнение моей воли. Я поручаю тебе найти твой предзакатный город грез и изгнать оттуда позабывших о своем долге богов, которых дожидается сновидческий мир."
И тогда падший ангел открывает герою великую тайну:"Твой золотой мраморный город чудес - это лишь сумма всего того, что ты видел и любил в юности. Это великолепие бостонских крыш на горных склонах и озаренных пожаром заката западных окон, и душистых цветов на площади Ком-мон, и огромного купола на холме, и лабиринта фронтонов и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно течет Чарльз, оседланный многими мостами. Все это ты, Рэндольф Картер, увидел, когда твоя нянька впервые вывезла тебя в коляске на весеннее солнце, и те же видения в последний раз пробегут перед твоим мысленным и любящим взором. А еще есть древний Салем, погруженный в воспоминания о протекших годах, и призрачный Марблхед, чьи скалистые окрестности убегают в глубь прошлых веков, и величие салемских башен и шпилей на другой стороне гавани, которые можно увидеть с марблхедских пастбищ на фоне закатного солнца. А еще есть Провиденс, таинственно и величественно раскинувшийся на семи холмах над голубым заливом, с зелеными террасами, тянущимися вверх к шпилям и цитаделям неумирающей древности, и Ньюпорт, вьющийся точно дивный венок вверх от своих сонных вод. И Аркхем, с его мшистыми двускатными крышами и горными лугами на горизонте; и допотопный Кингспорт, с частоколом печных труб, и безлюдными пирсами, и насупившимися фронтонами; и несравненное чудо высоких утесов; и объятый молочными туманами океан с звенящими буйками у линии горизонта. Холодные долины Конкорда, мощеные улицы Портсмута, сумеречные извивы нью-хэмпширских сельских дорог, где за гигантскими вязами притаились белостенные крестьянские домики и скрипучие колодцы. И просоленные причалы Глостера, и продуваемые всеми ветрами плакучие ивы Труро. И бесконечные панорамы далеких городков с торчащими иголками шпилей, и горные цепи за горными цепями вдоль Норт-Шора, и безмолвные каменистые склоны и низенькие увитые плющом особнячки под сенью гигантских валунов в род-айлендской глуши. Запах моря и благоухание полей, чары темных лесов и зеленая радость садов на рассвете. Это твой город, Рэндольф Картер, ибо все это - ты сам. Новая Англия породила тебя и влила тебе в душу всю эту красоту, которой несть конца. Эта красота, отлитая, закаленная и отшлифованная годами воспоминаний и снов, и есть твой чудесный град на неуловимом закате; и чтобы найти этот мраморный парапет с дивными вазами и резным перилами, и чтобы спуститься наконец по бесконечным ступеням в город широких площадей и разноцветных фонтанов, тебе надо лишь вернуться к мыслям и видениям своего милого детства."
И на прощание ползучий хаос говорит величайшему сновидцу, называя наконец свое имя: "и моли небо, чтобы никогда не встречать меня ни в одном из моих тысяч обличий." И чудовищная птица шантак, повинуясь приказу Ньярлатхотапа, несет Картера к звездам. Чудовищная птица несет Рэндольфа Картера к совершенству, туда, откуда звучит чудесная музыка: "То была песня, но пел ее не голос. Ее пели сама ночь и небесные сферы". Несется к совершенству птица Шантак, и Картер не пытается остановить ее, "опьяненный чудом мелодии бездны и завороженный хрустальными извивами космической магии". Но в последний момент "ему воспомнилось грозное предостережение исчадия зла, сардоническое предупреждение демонического посланника, который наказал искателю опасаться безумия этой песни." Величайший сновидец вспомнил слова Ньярлатхотепа, вспомнил свою Новую Англию, спрыгнул с "дьявольской птицы" и нырнул в глубины ночи, в бездны страха. "Мчались световые годы, галактики умирали и рождались вновь, звезды превращались в туманности, а туманности в звезды, но Рэндольф Картер все падал сквозь бесконечную пустоту разумного мрака. А потом медленно, неспешным путем вечности, космос совершил очередной цикл, вновь возвратившись к точке бесполезного завершения, и все вновь стало таким же, как и прежде, вернувшись на неисчислимые калпы назад. Материя и свет родились заново такими же, какими они некогда возникли в пространстве, а кометы, солнца и миры возгорелись к новой жизни, хотя ничего не уцелело для напоминания о том, какими они были в миг рождения и в миг исчезновения, в вечной смене начала и конца и возврата к бесконечному началу. И вновь возникла твердь, и ветер, и сияние пурпурного света в глазах падающего сновидца. Возникли боги, и твари, и воля, красота и зло, и жалобные вопли гибельной ночи, лишенной своей добычи. <...> Рэндольф Картер и впрямь достиг наконец широкой мраморной лестницы, ведущей к его чудесному городу, ибо он вновь вернулся в родную Новую Англию, в мир, который его породил. С криком и содроганием пробудился в своей бостонской спальне Рэндольф Картер, оглушенный органным аккордом утреннего щебета и посвиста и ослепленный блеском рассветного солнца, чьи лучи, отразившись в огромном золотом куполе ратуши на холме, проникли сквозь пурпурные окна. Птицы пели в потаенных садах, и пьянящее благоухание аккуратно подвязанных лоз струилось из сада, посаженного еще его дедом. Красота и свет плясали на классическом камине, и на резном карнизе, и на стенах в причудливых узорах, а лоснящийся черный кот, разбуженный громким криком хозяина, поднялся, зевая, со своей лежанки. И далеко-далеко, за вратами Глубокого Сна, за зачарованным лесом и садами, за Серенарианским морем и за сумеречными просторами Инкуанока, ползучий хаос Ньярлатотеп задумчиво вошел в ониксовый замок на вершине неведомого Кадата в холодной пустыне и принялся надменно упрекать добрых земных богов, чье упоительное веселье в чудесном закатном городе он так грубо прервал."
Так заканчивается Dream-Quest. Этот магический роман способен раскрыть читателю множество тайн. Но я думаю, до бесконечности можно вчитываться в эти слова, находить новые загадки и ключи к потайным дверям. Например, кто же все-таки эти боги сновидений? И почему нельзя долго смотреть на купол дворца правителя города Инкуанок? И куда ведет та жуткая дверь, которую Картер благоразумно не пытается открыть. Еще больше загадок в двух последующих рассказах о Рэндольфе Картере.
Его история продолжается. Со слов его друга-сновидца мы знаем о том, что случилось с Картером после пробуждения: "когда Рэндольфу Картеру исполнилось тридцать лет, он потерял ключ, открывавший врата в страну его заповедных снов". Встреча с Ньярлатхотепом сделала невозможным его возвращение в Сновидческий Мир. И ужас этой трагедии прежде всего в том, что Картер стал постепенно забывать те волшебные сны.
Следующие "двадцать лет подряд ему, как и большинству людей, снились бледные отражения каждодневных событий".
"Картер смирился и попробовал жить как все. Он приучил себя к мысли, что повседневные события и эмоции простых смертных важнее фантазий редких и утонченных душ. Он не протестовал, когда ему говорили, что любая грубая, животная боль, будь то страдания голодного крестьянина или даже муки свиньи на бойне, значат для жизни больше несравненной красоты Нарата с его сотнями узорных ворот и куполами из халцедона, которые он смутно помнил по прежним снам. Он постарался ощутить боль других и понять, что такое реальная, жизненная трагедия, но они не трогали его душу."
"В первые годы своего рабства он решил обратиться к вере отцов и вернуться в лоно церкви. Ему показалось, что там он отыщет сокровенные мистические пути, способные увести от жизни. Но приглядевшись попристальнее, он заметил все ту же скудость воображения, поблекшую, болезненную красу, уныние, банальность и напыщенную серьезность, возомнившую себя истиной в последней инстанции."
Так же не привлекали его и "отрицатели": "они никак не могли понять, что эти убогие принципы столь же противоречивы, как и боги их предков, а минутное наслаждение сулит скорую гибель. Спокойная, вечная красота достижима лишь в волшебных снах, но мир предпочел забыть о ней, отринув тайны детства и невинности."
До встречи с Ньярлатхотепом Картер много писал о своих чудесных городах, но после потери ключа забросил литературу. Он много путешествовал, "но не находил утешения в скитаниях по разным континентам и не однажды вздыхал, глядя на отблески солнечных лучей на высоких кровлях или на балюстрады гостиных дворов, озаренные светом первых вечерних фонарей. Сравнивая их со своими видениями, он начинал тосковать об исчезнувших небывалых странах и понимал, что эти странствия не более чем насмешка судьбы. Первая мировая война пробудила его к жизни и ненадолго вывела из духовного тупика. Он записался в Иностранный легион, и первые годы воевал во Франции".
После войны он вновь вернулся к литературе и написал несколько романов, но потом, разочарованный, сжег их. Он стал интересоваться магией, но "популярные оккультные доктрины показались ему сухими и догматичными, он не обнаружил в них ни грамма истины, способной искупить непререкаемый тон. Бросающиеся в глаза глупость, фальшь и путаница не имели ничего общего с его снами и только мешали его сознанию уйти от жизни в иные, высшие сферы."
"В пятьдесят лет он почувствовал смертельную усталость и не ждал ни покоя, ни утешения от мира, слишком делового для красоты и слишком практичного для мечтаний. Ему казалось, что жизнь кончена, и он не находил себе места в постылой реальности. Картер забросил занятия и целыми днями всматривался куда-то вдаль, пытаясь припомнить хотя бы обрывки своих снов."
И тогда знакомый из Латинской Америки прислал ему яд для самоубийства. Вот важнейший момент: "Преодолев искус небытия, он словно перенесся в свое далекое детство.<...> Он вернулся к своим истокам". И тогда Рэндольф Картер вновь начинает видеть волшебные сны, но совсем другие. Он находит тот потерянный серебряный ключ, он вещественен, и его украшают страшные арабески.
И Картер находит то место, где искривляется пространство и время (как в ониксовом замке Ньярлатхотепа), "границу между настоящим и прошлым". И Картер исчез. Никто (ни обычные люди, ни даже его друзья-сновидцы и мистики) не смогли отыскать его в "явном мире".
И в конце рассказа "Серебряный Ключ" такие слова: "Он хотел попасть в страну снов и тосковал по детским годам. Потом он отыскал ключ, и я почему-то сразу решил, что он сумел им воспользоваться. Когда мы увидимся, я непременно спрошу его об этом, ибо рассчитываю в скором времени встретиться с ним в городе снов, куда мы оба всю жизнь стремились. Ходят слухи, будто в Ултаре, что за рекой Скай, власть перешла к новому королю. Он восседает на опаловом троне в Илек-Ваде, сказочном городе, где башни стоят на стеклянных утесах, нависая над сумрачным морем."
Но из следующего рассказа известно, что вернуться в Страну Снов не так просто. Герою придется прожить в полном сознании несколько тысяч лет, прежде чем он вернется обратно в реальность Рэндольфа Картера, в Новую Англию, чтобы снова войти в Зачарованный лес, увидеть скромную красоту города Ултар и стать царем в Илек-Ваде. Лавкрафт не раскрывает то, как это случится, мы только знаем, что это неизбежно произойдет.
Стоит отметить, что царь Илек-Вада упоминается однажды на страницах Сомнамбулического посика: "К полудню Картер дошел до яшмовых террас Кирана, что сбегают к речному берегу и на которых высится тот храм приятства, куда один раз в году прибывает из своих дальних владений на сумеречном море царь Илек-Вада в золотом паланкине, чтобы вознести хвалу богу Украноса, услаждавшего его пением в юности, когда тот жил в домике на берегу реки. Весь из яшмы сложен и самый храм, и его стены, дворики и семь башен со шпилями занимают площадь в один акр, и его алтарь, куда через скрытые каналы впадает река, и бог тихо поет там ночами. Многократно луна, освещая своим сиянием эти дворики, террасы и шпили, слышит странную музыку, но что это за музыка - то ли песнь бога, то ли гимны таинственных жрецов, никто, кроме царя Илек-Вада, сказать не может, ибо лишь он входил в тот храм и воочию видел тех жрецов."
И это значит, что Картер, как и Куранес, есть один из тех мудрых правителей Сновидческого Мира, чьи дворцы поражали героя своим таинственным великолепием по дороге к Кадату. Он был им, есть, и останется. Но почему Ултар?
Когда я думаю о черепичных крышах и мощеных мозаикой двориках того городка на берегу реки Скай, мне вспоминаются слова Марины Цветаевой:
…Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице —
Тонкий звон
Старинных часов — как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня любили…
Ответ очень прост: в Ултаре поклоняются кошкам и их богине, и мы знаем ее имя - это Бастет, богиня любви и радости. Именно кошки охраняют Картера на его пути к Кадату, именно любовь незримо присутствует повсюду, куда бы он ни отправился. И совершенная красота Бостона, о которой говорит Ньярлатхотеп - это та красота, которую увидел Говард Лавкрафт в тот день, когда встретил женщину по имени Соня Грин, которая не смогла разделить с величайшим сновидцем его мечту и оказалась обычной женщиной. Она не смогла вырваться из рабства материи к сказочным башням Илек-Вада и бесчисленным куполам, мощно вздымающимся к единственной алой звезде на небосводе.
Так же как и Джеймс Джойс, который ни разу не упомянул Нору в своем великом романе, но сделал нечто большее (имею в виду, конечно, день встречи с ней, который стал тем великим романом), так и Лавкрафт описал красоту того летнего дня. Купол ратуши на холме и сонная река Чарльз - это та совершенная красота, Бостон, каким он был в тот день для Лавкрафта - это и есть тот предзакатный город.
И поэтому я могу сказать, что совершенство достижимо, и не только "лишь в идеале или во сне". И тот, кто ищет красоту, найдет ее. Но "лавкрафтовский ужас", ставший легендарным, как темнота Великой Бездны, стоит на пути. И история поиска - есть, на самом деле, история возвращения домой. Совершенная красота всегда рядом, как та синяя птица, которую безуспешно ищут люди, отправляясь в далекие путешествия.
И я знаю, что живу в том самом предзакатном городе, о котором мечтают сновидцы. Каждую среду, когда солнце садится, я иду пешком во дворец, где брожу по пустынным залам и разглядываю древние сокровища и расписные потолки, блуждаю по сумрачным галереям под громкое тиканье старых часов, по светлым комнатам наверху, замирая около окон, откуда видна залитая вечерним солнцем площадь. Каждое утро я прохожу по Львиному мосту на другой берег узкого канала, и смотрю на плакучие ивы вдоль берега и стаю голубей, облепившую перила, и по вечерам прихожу в кафе на набережной, напротив Никольского сада, и долго сижу за столиком на улице, который покрыт белой скатертью, и в центре бледно-розовый куст цветов в красном горшке, и смотрю на небо над садом, на тонкую бело-голубую колокольню, чей золотой шпиль еще светится в лучах последнего солнца, и на темно-серый высокий дом, украшенный мрачными барельефами и гигантскими фигурами атлантов.
13 июня 2013, Санкт-Петербург
Подписывайтесь на мой канал и читайте другие статьи об искусстве! Пишите комментарии и ставьте лайки! Канал создан недавно, и мне особенно важен каждый подписавшийся!
Удивительный американский художник Исайя Зага (Isaiah Zagar)
