В октябре 1942 года немцам удалось захватить огромную территорию Сталинградского тракторного завода и прилегавших к нему посёлков. Севернее завода, в посёлках Спартановка и Рынок, в полуокружении продолжали упорно держаться части группы полковника Горохова. Враг был теперь с трёх сторон, а позади Волга шириной в этих местах около двух километров. И в таких условиях гороховцы не просто отбивались от врага, а — вы только вдумайтесь в это — сами вели систематическую разведку в немецких тылах! Сам факт, что такое было, уже имеет необычайное значение для более глубокого понимания того, как добывалась наша Победа на Волге. Но ещё важнее, кто были те воины, которые совершали отважные рейды в тыл врага. О них мой рассказ.
Добровольно в тыл врага
Командование, руководители разведки в 124-й бригаде и группе Горохова не только своевременно поняли важность налаживания зафронтовой разведки врага, но и смогли оперативно реорганизовать всю её систему. Бригадных разведчиков никогда не учили действовать в тылу противника, да и не каждый был способен на это. Поэтому, как вспоминал политрук Терентий Николаевич Данилов, была собрана группа добровольцев-разведчиков для ведения зафронтовой работы. Она состояла из восьми человек: младший лейтенант Данилов, сержанты Цыплаков, Трефилов, Быченко, младшие сержанты Яглинский и Усачёв, старшина Симоняк, красноармеец Лагутин.
Командование, политотдел очень ценили разведчиков. Постоянно проявляли о них заботу. Т.Н. Данилов писал В.А. Грекову спустя четыре десятилетия: «Я очень часто вспоминаю Вас, то, как Вы проводили инструктажи с нами, разведчиками, перед тем как пойти в тыл к немцам в гражданской одежде, а когда возвращались обратно, то Вы лично приходили к нам в землянку и по-отцовски обнимали нас».
Помимо разведчиков-«тыловиков», из состава отдельной роты в тылу противника действовала также особая группа подростков. Ими руководил Григорий Степанович Голик. По должности Голик был пар-торгом 4-го стрелкового батальона, но нередко выполнял специальные задания командования и по-литотдела бригады. Его подопечные — спартановские школьники Геннадий Шипаев и Борис Щуков стали отважными и лихими зафронтовыми разведчиками. Они многократно переходили линию фронта и приносили ценные сведения о противнике.
Геннадий Шипаев в послевоенной переписке с генералом Грековым вспоминал, что большинство заданий подростки выполняли вместе и были настоящими боевыми друзьями. По его словам, Г.С. Голик ознакомил подростков с винтовкой, автоматом, рассказывал им о фашистах, показывал немецкую форму, знаки различия, чтобы они могли определить, какая часть, род войск. Геннадий писал:
«...Перед первой ходкой в тыл он очень много с нами занимался. Мы с Борисом переходили линию фронта левее высоты 64.7. Дошли до дороги Дубовка — Тракторный, а там нас схватили немцы. Но немцам мы говорили так, как учил товарищ Голик. Нас отправили в штаб (что нам и было надо). Это случилось где-то в районе Орловки. После допроса нас направили работать на кухню при лагере военнопленных, делать уборку в штабе. Первое время нам не доверяли, ходили мы только под конвоем. Но потом на нас перестали обращать внимание, и мы перемещались свободно и по лагерю, и в штаб. С недоверием относился только староста. Он был русский, злой, как зверь. Его признал Борис. Староста первое время доказывал начальнику лагеря, что мы разведчики. Потом мы вошли и к нему в доверие. Он даже просил меня провести его жену через линию фронта. В тот раз мы вывели из лагеря старшего лейтенанта и ещё одного нашего военнослужащего».
Боря погиб, подорвался на мине при переходе линии фронта. После этого Геннадий ходил в тыл противника вначале один, а позже с подростком, которого ветераны боёв вспоминали под именем Ваня. Ваня тоже погиб. Это произошло при переходе линии фронта, когда немцы обнаружили юных разведчиков и забросали их гранатами. Геннадий тогда был ранен. Тяжело ранило и сопровождавшего ребят переводчика из штаба бригады. После лечения Геннадий воевал в разведке не только в Сталинграде, но и затем с бригадой на Калининском фронте — под Ярцево, на реке Царевич.
Г.С. Голик в одном из писем генералу Грекову уточнил список особой группы юных зафронтовых разведчиков в бригаде Горохова: «После долгих исканий я разыскал оставшихся в живых троих ребят, в то время работавших агентурными разведчиками: Шипаев Геннадий Иосифович, 1928 г.р., работает машинистом локомотива, живёт в Волжском, заочно учится в институте. Шувахин Фёдор Игнатьевич, 1927 г.р., инвалид 2-й группы (плохой), живёт в Спартановке. Рубанов Михаил, живёт в Волжском, работает слесарем. А Щукин Борис Яковлевич, 1927 г.р., погиб при выполнении боевого задания».
С помощью бригадных разведчиков в декабре 1942-го в окружённую группировку были переправлены специально обученные сталинградские партизанки Надежда Клёва и Людмила Иванова. Им было по восемнадцать лет. Выдавая себя за местных жительниц, они собирали разведывательную информацию. На обратном пути немцы смертельно ранили Людмилу. Разведчица Надежда Клёва ещё дважды переходила линию фронта. В декабре установились морозные дни. В последний раз, возвращаясь с задания, Надежда всю ночь ползла по снегу и обморозила ноги. Ей ампутировали отмороженные пальцы обеих ног. Разведчица была награждена орденом Красной Звезды.
Из разведки не вернулись
«Тяжело вспоминать о боевых товарищах, которые ещё вчера жили, шутили, мечтали о разгроме немцев на Волге, а сегодня ушли в разведку и не вернулись, — писал Т.Н. Данилов. — Что творилось в душе Саши Трефилова из Казахстана, когда его задержали гитлеровцы? Произошло это на моих глазах. ...Уже вторые сутки разведчик сержант Трефилов, облачённый в гражданскую одежду, как и я, находился в тылу врага. На дорогах от станции Разгуляевка до Сталинграда гитлеровцы сосредоточили большое число солдат и техники. Новые части продолжали прибывать. С трудом нам удавалось находить места для укрытия. Днём наблюдали, а ночью уходили в другой район. Были собраны ценные сведения. Стали пробираться к линии фронта. Вышли на дорогу Городище — Орловка. Двигались по заснеженным оврагам в сотне метров друг от друга. Соблюдали осторожность, чтобы не быть вместе задержанными. Всё было бы ничего, да Трефилов не заметил, как обнаружили его гитлеровцы, проезжавшие по дороге на машине. Прятаться было поздно. Гитлеровцы задержали разведчика и увезли в сторону посёлка Городище. Трефилов был опознан как партизан. Его выдал один из немецких прислужников. Трефилова долго допрашивали, избивали, но он ничего не сообщил о себе. Разведчика Сашу Трефилова расстреляли в числе других арестованных».
Добровольно из сандружинниц МПВО района пришла в разведку бригады Дуся Дмитриева. Под видом местной жительницы она работала в столовой для немецких офицеров в Латошинке, передавая сведения через разведчиков роты. При переходе линии фронта она подорвалась на мине. Посмертно Дуся Дмитриева была награждена орденом Ленина. Её именем названа одна из улиц в Тракторозаводском районе Волгограда.
«Владимир Александрович, Вы прислали мне копии наградных листов на разведчиков, — писал Т.Н. Данилов. — Стал их читать и вспомнил, что на задание в тыл к немцам ушёл и не вернулся старшина Симоняк. В наградном листе на помощника командира взвода отдельной роты разведки старшего сержанта Симоняка Ивана Николаевича написано: «Производит рейды по глубоким тылам противника. С 31.10.42 по 2.11.42 прошёл и разведал противника в районе Орловка, Городище, Каменоломня, Акатовка и доставил командованию ценные сведения о противнике». Написано так сухо и скупо, что приходится только удивляться. Не умели тогда на бумаге ярко и ёмко отражать то, что совершил солдат во имя Родины! Легко сказать, «прошёл и разведал противника», когда каждый шаг связан с риском для жизни».
Т.Н. Данилов сообщал, что об обстоятельствах гибели при выполнении боевого задания двадцатилетнего разведчика комсомольца из Акмолинской области Ивана Николаевича Симоняка ему стало известно из рассказа командира роты Мясоедова. Вот что Т.Н. Данилов записал в воспоминаниях:
«Нужно было разведать дислокацию войск противника в районах Латошинка — Орловка. На задание отправилась группа в составе: рядовые Пётр Цыплаков, Михаил Усачёв, старший сержант Иван Симоняк. Взяв немного продуктов, группа благополучно перешла линию фронта вдоль берега Волги в направлении Латошинки.
Войдя в дом, разведчики поняли, что случилось непредвиденное. В доме, видимо, была пьянка немецких офицеров. По полу разбросаны пустые бутылки, на диване полулежал один из них. Увидев вошедших, он вскочил, схватил со стола пистолет и, крикнув не своим голосом: «Хенде хох!», выстрелил. Симоняк упал, сражённый пулей. Усачёв бросился на немца, выбил у него пистолет. Но гитлеровец оказался здоровый, сильный. Он сумел повалить Усачёва на пол и стал душить его. На звук выстрела в дом вбежал Цыплаков, и это решило схватку с офицером: тот был заколот ножом. Столкнув грузное тело немца, Михаил Усачёв поднялся, взвалил на себя раненого товарища, и разведчики покинули посёлок. По пути Симоняк скончался. Разведчики, как могли, похоронили его и вернулись в расположение бригады. Трудно объяснить, почему немцы не обратили внимания на выстрел и не подняли тревогу. Скорее всего, не ожидали такой дерзости. Подумали, что офицеры забавляются. Документы и карты, взятые разведчиками у убитого ими офицера, оказались ценными трофеями».
32 «языка» разведчика Михаила Яглинского
Заметное место в воспоминаниях Т.Н. Данилова отведено совместной службе и дружбе с Михаилом Васильевичем Яглинским. «С Михаилом Яглинским я много раз ходил в разведку за «языками», он всегда действовал смело. У меня с ним была какая-то особо тёплая дружба. Михаил Яглинский был бесстрашен. Среднего роста, крепкий, очень подвижный, смуглолицый, серьёзный и в то же время весёлый. Он был прямолинеен, не любил обходить правду и каждому говорил её прямо в глаза», — писал Т.Н. Данилов.
На сталинградской земле состоялось боевое крещение Михаила Яглинского. Здесь он получил тяжкий опыт зафронтовой разведки. Выполняя приказы командования, Михаил Яглинский за три с лишним года участия в боях с фашистами доставил 32 «языка» и совершил пять разведывательных рейдов в тыл врага. Был награждён шестью орденами, семью медалями. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года Михаилу Васильевичу Яглинскому было присвоено звание Героя Советского Союза.
О его сталинградской эпопее, послевоенной судьбе Михаила Яглинского я хочу рассказать подробнее.
Он родился 27 сентября 1922 года в селе Клинцы Кокчетавской области Казахской ССР. Родители — потомственные хлеборобы. С десяти лет был занят на сельскохозяйственных работах: пахал землю, сеял и убирал хлеб, заготавливал сено, ухаживал за скотом. В свободное время ходил с отцом на пушного зверя и дичь. Охотясь, Михаил «вырабатывал в себе качества следопыта, меткость в стрельбе, терпение, отвагу в единоборстве со зверем», как сказано в автобиографии, переданной в музей на родине героя.
В 1940 году он окончил 7 классов и продолжал помогать отцу в колхозе. В феврале 1941 года стал работать путевым рабочим на железной дороге. В январе 1942-го был призван в Красную Армию. Военная специальность — разведчик. Участвовал в боях на Сталинградском, Калининском, Центральном, 3-м Белорусском, 1-м Прибалтийском фронтах.
«Напряжённая шестимесячная учёба и участие в Сталинградской битве выработали во мне мужество, стойкость, терпение, умение быстро ориентироваться в сложной обстановке, сделали из меня профессионального военного разведчика», — отмечается в автобиографии.
Хочется подчеркнуть: и эта автобиография, и воспоминания о Михаиле Яглинском его земляков, близких свидетельствуют о том, что в послевоенный период он, выступая перед молодёжью, в повседневной жизни, крайне скупо рассказывал о себе, о своих действиях в качестве разведчика в военную годину. Вот что писал В.А. Грекову Андрей Захарович Гончаров, ветеран-гороховец, живший, как и Михаил Яглинский, в городе Макинске Целиноградской области Казахской ССР:
«Встречи наши с ним после войны были частыми, пять лет мы работали в одной организации в системе торговли. Он был директором автобазы и строй-участка, я — заведующим оптовой базой. Мы встречались ежедневно и всегда называли друг друга однополчанин. Но о военных действиях разговора почти никогда не вели.
Бывало, он при встрече мне повторял, и особенно когда бывал под градусом: «Захарыч, нам с тобой перед детьми и внуками не стыдно будет. Они вырастут. Будут читать книги, историю про Сталинград. А мы с тобой непосредственные участники Сталинградской битвы и наша кровь есть на Волжской твердыне».
За линией фронта
Тем больший интерес представляют воспоминания Т.Н. Данилова о совместных действиях с Михаилом Яглинским в зафронтовой разведке:
«Провести глубокую разведку в тылу врага, собрать сведения о наличии войск в районах посёлков Орловка, Городище, вдоль береговой балки Мокрая Мечётка — такую задачу от имени комбрига поставил начальник штаба бригады в присутствии командира роты разведки. Командование утвердило кандидатуру политрука роты. Одному или вдвоём — приказано решать самим с начальником разведки бригады.
Холодный дождь моросил целый день. Моросил он и ночью, когда два разведчика, одетые в гражданское, покинули передний край бригады. На этот раз с Даниловым в немецкий тыл на трое суток шёл Михаил Яглинский. Парень, родом из Кокчетавской области, был уже опытным разведчиком. На спинах — холщёвые мешки с продуктами.
В немецком тылу было неспокойно. Вспышки ракет, немецкие команды, выкрики заставляли разведчиков сливаться с мокрой травой. У моста разведчики едва не наткнулись на гитлеровцев. По мосту на Верхний посёлок двигалась колонна из 24 грузовиков с немецкой пехотой.
В посёлке было много фашистов, по улицам ходили усиленные патрули. Уже рассвело, когда огородами, ползком и перебежками разведчики добрались к знакомому домику. Хозяйка узнала Данилова. В доме было темно, но он не разрешил зажигать свет. Разведчики наскоро выжали мокрую одежду. По улицам вновь проехали грузовики с гитлеровцами, затем несколько танков. Обогревшись, разведчики стали прощаться с хозяйкой. Узнав, что они направляются в Орловку, та сообщила, что там живут её знакомые по фамилии Пеньковы, где и как разыскать их дом. Сказала, что на Захара Наумовича, так звали хозяина, можно положиться. Так у разведчиков появился предлог для появления в Орловке.
Огородами они спустились в балку, вышли на раскисшую дорогу, ведущую в Орловку. По обе стороны виднелись траншеи, разбитые пушки, пулемёты. Яглинский увидел в окопе труп бойца. Молодой красноармеец лежал лицом вниз. Дальше стали то тут, то там натыкаться на другие изуродованные трупы наших бойцов. Всего их насчитали двенадцать. С подавленным чувством прошли мимо, решив похоронить на обратном пути.
В Орловке вместо дома, указанного женщиной, нашли землянку. Сутуловатый старичок колол дрова.
— Как бы нам увидеть Захара Наумовича? — спросил Данилов.
— Я и есть Захар Наумович, — с интересом разглядывая нас, ответил старик.
— Мы с Верхнего посёлка.
Назвал имя женщины. Старик позвал нас в землянку, представил хозяйке. Она принесла нам одежду, и мы переоделись.
Когда Данилов объяснил цель прихода в посёлок, старика словно подменили.
— Ах вот оно что! — воскликнул радостно Захар Наумович. — А нам-то тут немец все уши прожужжал: Сталинград в их руках и Красная Армия разбита. Мы не верили и не верили. Живём как на острове каком-то, ничего не знаем.
После беседы хозяин сказал, что за посёлком в одном овраге располагаются какие-то немецкие части. Вскоре он вооружил разведчиков топорами, верёвками, и втроём они отправились за кустарником «на заготовку» дров. Идею эту подал Захар Наумович. Наблюдения подтвердили слова старика. Сомнений не оставалось. В длинном овраге располагалась крупная немецкая часть. Затемно возвращались в посёлок с дровами.
Утром хозяин проводил разведчиков огородами и наказал почаще наведываться к ним.
Погода благоприятствовала хорошему настроению. Вчера моросил холодный дождь, а сегодня на небе сияло яркое солнце. Надо было как можно быстрее добраться до посёлка Городище. От Орловки прошли пять километров. Впереди показались две женщины. Они сидели на обочине дороги с узелками в руках. Настороженно оглядывали они идущих парней. Разведчики решили тоже отдохнуть. Достали из мешка варёную картошку и сало, стали есть. Постепенно разговорились с женщинами. Оказалось, те возвращались в Городище домой. В расспросах женщины были дотошными, всё выясняли, кто они такие, зачем идут в Городище, где живут. Одна из них подозрительно сказала, что в Орловке знает всех парней, а таких, как они, никогда не видела. Тогда разведчики рассказали, что в Орловке они останавливались у Захара Наумовича. Его обе женщины знали и доверяли ему. Оказалось, что мужья у них воюют в Сталинграде, а они «под немцем испытывают на себе новый порядок». Женщины рассказали, что с приходом фашистов кончилась нормальная человеческая жизнь. Некоторые стали «прилаживаться» к немецким порядкам: пошли в полицаи, помощниками во вражеские части, официантками, старостами. У людей появился страх. О положении в Сталинграде никто толком ничего не знает. Немцы твердят, что город в их руках, всех защитников города потопили в Волге.
В Городище вместе с женщинами разведчики пришли во второй половине дня. Попутчицы привели их в свой «дом» — утеплённый сарай. Вскипятили чай.
Разведчики пошли по посёлку. Чтобы не вызвать подозрений и не оказаться вместе задержанными, они разделились: Яглинский двигался по одной стороне улицы, а по другой метрах в ста от него — Данилов.
От посёлка осталось одно название: куда ни посмотришь — одни развалины. Бывшему замполитруку пулемётной роты, выполняя задание в немецком тылу, вновь довелось побывать там, где всего месяц назад дрался его батальон ...Увидели разведчики окопы, где Данилов сражался, вспомнились погибшие боевые товарищи Ивасенко, Войтенко, братья Шерстнёвы, Чернявский...
Прошли мимо каменного здания церкви, где размещался госпиталь, а вокруг вся земля покрыта могилами с крестами. По улицам разъезжали немецкие автомашины, автобусы, бронетранспортёры. В здании школы, вероятно, располагался штаб. Возле него стояли легковые автомашины, мотоциклы. Сюда же с разных сторон тянулись телефонные провода.
На склонах оврага находились десятки тщательно замаскированных танков. Разведчики, петляя по кустарникам балки, дошли до Разгуляевки. С железнодорожной насыпи хорошо просматривалась дорога, идущая из Гумрака на Сталинград. Недалеко от здания вокзала под конвоем ремонтировали пути более пятидесяти военнопленных.
Разведчики в Городище переночевали у знакомых им женщин, а перед утренней зарёй отправились в обратный путь. День выдался солнечным. Идти старой дорогой через Орловку было нельзя: задержат и разговаривать не станут — пристрелят. Решили пробираться кустарниками по балке, напрямую, чтобы выйти на просёлочную дорогу между Разгуляевкой и посёлками Тракторного.
Прошли уже около десяти километров, отдохнули в небольшом овражке и оказались на знакомой дороге. Время было за полдень. Из-за поворота внезапно показался мотоцикл с коляской. Встреча нежелательна, но прятаться в кустарнике было уже поздно. Управлял мотоциклом полицейский, а гитлеровец с автоматом сидел в люльке.
Они приказали остановиться и стали обыскивать вещи разведчиков. Полицай, опередив изрядно пьяного немца, зло принялся первым обыскивать Данилова. По его поведению разведчику стало понятно, что задержание и обыск ничем хорошим не закончатся. Улучив момент, кивнул Яглинскому, указав на автомат. Тот всё понял. Кинулся к люльке, схватил автомат, и через мгновение немец, не успевший ничего сообразить, упал на землю, скошенный очередью.
Полицай с выпученными от страха глазами бросился к ногам Данилова, стал молить о пощаде, говоря, что он русский...
— Виноват я!.. Все мы тут у немцев подневольные. Они до Волги дошли... Сталинград взяли... Вот вам крест, — предатель перекрестился. — А на Тракторном воевал... Многих они тогда в плен забрали. Пощадите!
Коротко взмахнул Данилов рукой. Яглинский только и ждал команды. Очередь автомата прошила предателя. Разведчики, понимая ценность собранных сведений, пошли на такой огромный риск, расстреляв гитлеровца и полицая. Мотоцикл и трупы оттащили в кустарники, забросали ветками деревьев. Убедившись, что немцев поблизости нет, спустились в балку Мокрая Мечётка. Просидели там до вечера, а с наступлением темноты стали пробираться к своим. Через некоторое время разведчики благополучно прошли знакомым маршрутом линию фронта и оказались в родной бригаде».
Плен длиною в жизнь
Немалую ценность для понимания послевоенной судьбы М.В. Яглинского представляет и рассказ Андрея Захаровича Гончарова. Он писал:
«В мае 1975 года, когда я приехал из Волгограда, где фронтовики-гороховцы собирались на встречу, Яглинский сразу пришёл ко мне на квартиру и мы с ним почти весь день и вечер пробыли вместе. Тогда о многом поговорили. Я задал ему вопрос, почему он не ездил на встречу?
Он заплакал и сказал:
«Наверное, меня не нашли нужным пригласить. Наверное, они и по сей день считают меня изменником Родины. А почему изменником, я только тебе и расскажу.
Когда прибыли в Сталинград, мы приняли бой с противником. Потом, по прошествии некоторого времени, всех разведчиков разделили по группам и каждой дали своё задание. Нашей группе пришлось действовать в районе Городище — Калач. Операция прошла неудачно. Мы были переодеты в гражданское, но всё равно не спаслись. Попали в ловушку. Да и практического опыта не имели. Вдвоём попали в плен.
Нас схватили шестеро немцев. Раздели догола, скрутили проволокой руки и ноги, тащили, как скот, осыпая пинками и ударами. Приволокли к какому-то блиндажу и бросили в яму. Очнулись мы лишь на вторые сутки, двигаться не могли, потому что были очень туго скручены проволокой, она до крови врезалась в тело. Кровь струилась по всему телу, глаза заплыли. Только на пятый день появился немец с переводчиком. Проволоку развязали, вывели нас на улицу. А мы не понимаем даже: день или вечер? Потом окатили водой. Мне перевязали глаза, я практически ничего не видел. Потом повели неизвестно куда. Шли примерно часа два и всё по бездорожью. Привели к полуразрушенному дому, развязали руки, разрешили помыться. Потом нас накормили и вызвали на допрос и «профилактику» с побоями. Это длилось трое суток. Потом допросы прекратились, нас стали заставлять копать траншеи, щели, пилить дрова, носить воду. Через несколько дней привели двух лошадей, прикатили две повозки. Приказали к вечеру повозки и сбрую отремонтировать. Мы выполнили это задание к утру. Тут появился их начальник по хозяйственной части. Всё проверил и закрепил нас за этими лошадьми: ухаживать за ними, охранять, работать на них.
С этого дня я задался целью быстрее изучить местность и организовать побег. Начали усердно выполнять задания, дабы войти в доверие. Прошёл месяц и три дня. В тот день была сильная бомбёжка. Мы с товарищем намешали земли с навозом и прочей дрянью, намазали этой смесью лошадей. Немцам сказали, что от разрыва бомбы лошадей забрызгало грязью. Начальство, увидев лошадей в таком виде, приказало немедленно их выпрячь. Нам дали мыло, щётки и два дня подряд мы гоняли их в речушку, стараясь отмыть грязь.
На третьи сутки опять поехали к речке и совершили побег. Лошадей бросили у воды, а сами бегом по оврагам — к своим. Удалось перейти линию фронта, попали к своим, попросили, чтобы нас переправили в нашу 124-ю бригаду.
Когда мы вернулись в часть, пришлось очень тяжело. Долгое время нас таскали на допросы, всячески обзывали, называли предателями и изменниками. Грозили военным трибуналом. Потом нам двоим поставили задачу привести «языка». Мы выполнили приказ, притащили «языка». Но как мне было обидно и стыдно! Мы давали слово, мы клялись, но нам командование не верило!
Вот за тот короткий плен я люто возненавидел немцев. Я предела этой ненависти к ним назвать не могу. Даже в мирное время не могу спокойно вести себя при встрече с немцами — все они фашисты!»
Бывший сталинградский комиссар В.А. Греков в отношении недоверия ветеранов к М.В. Яглинскому так отвечал А.З. Гончарову:
«Зря он терзался и отчуждался от ветеранов бригады. Никакого, решительно никакого подозрения, недоверия к нему не было. Я проверил по документам политотдела бригады и уточнил, когда его принимали в кандидаты и члены партии. Ведь такое доверие ему было выражено уже после возвращения из расположения вражеских войск. А рекомендовали его для приёма в партию работники политотдела бригады и отдела контрразведки.
Таким образом память о нём остаётся чистой. Корень в другом: в пристрастии к зелёному змию. Это и только это сгубило человека. Это же сдерживало его от поиска путей связи со мной, с ветеранами разведки бригады. Однако теперь ничего не поправишь».
В январе 1946 года орденоносец, Герой Советского Союза младший лейтенант Михаил Яглинский был уволен с военной службы и уехал на родину в город Макинск. С этого времени до ноября 1971 года он работал инструктором обкома партии, председателем Макинского горсовета, возглавлял комбинат строительных материалов и конструкций. В 1949 году окончил республиканскую Высшую партийную школу.
Андрей Захарович Гончаров писал:
«Когда Яглинский пришёл из армии, его чуть ли не на руках носили, не знали, на какую должность поставить. Сразу забрали в партком, направили в республиканскую Высшую партшколу, потом избрали секретарём горкома, затем на завод — секретарём парткома. Позже перевели на хозяйственную должность и всё ниже, ниже. Он ударился в алкоголь. Стал груб, невыдержан. Последняя должность — директор комбината стройматериалов и конструкций, а на этом предприятии большинство работников — немцы по национальности. Здесь он окончательно запил, производство стало разваливаться. С сотрудниками общался грубо, по имени и фамилии никого не называл, всех подряд обзывал фашистами. Дошло до того, что ему предложили написать заявление и оставить комбинат. Но тут он заболел, ему дали 2-ю группу инвалидности, и он ушёл на пенсию.
Я заходил к нему на работу, говорил, что руководство недовольно его поведением. А он мне прямо отвечал, что иначе не может с этими фашистами поступать, они, мол, к нему в кровь проникли, когда он месяц был в плену под Сталинградом. Не хотел Яглинский разговаривать и с секретарём райкома, потому что он фашистский зять: у него жена немка.
...А ведь мы с ним были вместе призваны. Почти всю войну прошли вместе, только я пулемётчиком, а он в разведке. Потом жили почти по соседству и встречались почти каждый день. Ах, если бы не было этих перегрузок с алкоголем... Но и они, видимо, были следствием всего перенесённого Михаилом Васильевичем в тылу врага, в том проклятом немецком плену...»
Один из ветеранов 124-й бригады Картавцев писал В.А. Грекову, что встречался с Яглинским и тот в ходе беседы будто бы сказал, что хотя получил Героя, а сделал лишь малую часть того, что десятки раз делал в Сталинграде...
«Уже не было в живых храброго сталинградского разведчика. А проходную Волгоградского алюминиевого завода каждое утро незримо проходил Герой Советского Союза Михаил Яглинский. Он — в рабочем строю как член одной из лучщих бригад предприятия», — писала в сентябре 1982 года «Волгоградская правда». — Герой не узнал бы мест, где 40 лет назад знал каждый бугорок, мест, которые прополз по-пластунски вдоль и поперёк в 1942-м. Теперь здесь раскинулись корпуса алюминиевого завода. Ежедневно часть заработка бригады Ю.С. Возженикова перечисляется в Советский Фонд мира. Это вклад героя Сталинградской битвы, разведчика Михаила Яглинского в защиту мира на планете».
Сегодня нет той страны, за которую воевал Михаил Яглинский и его боевые товарищи. Нет Сталинграда. Полагаю, что на Волгоградском алюминиевом заводе, принадлежащем РУСАЛу, знать не знают ни о Михаиле Яглинском, ни о воинах-гороховцах, не покорившихся здесь врагу на четырёх километрах фронта севернее Сталинградского тракторного и обильно поливших своей кровью ту высоту, где расположен завод.
Но я не теряю надежды, что правда истории о защитниках Северного бастиона Сталинграда, об их бесконечной жертвенности во имя Победы, величие их ратного подвига пробьются сквозь историческую разруху и беспамятство последних десятилетий и займут подобающее место в исторической памяти нашего народа. Потому и продолжаю писать.
Алексей Шахов, газета «Правда»