Вспоминая Вячеслава Богданова
Мне доводилось часто слышать от него, что он великий русский поэт. Это было не бахвальство, не заносчивость, это было душевное стремление к вершине поэзии, это была здоровая зависть к таланту великих, к тем, перед кем он преклонялся: М. Лермонтову, А. Блоку, С. Есенину. К тому же он был, бесспорно, талантлив.
Об этом высказывались известные русские поэты: Вас. Федоров, В. Боков, Мих. Львов, Н. Тряпкин, Вал. Сорокин и другие.
Некоторые вправе задать вопрос: почему же он в тридцать семь лет не стал очень большим поэтом? Он бы им стал, получив своевременно образование и нужные знания.
Тяжелые военные годы, потеря отца на фронте, небольшие материнские трудодни, наличие в деревне Васильевка только начальной школы не дали возможность ни ему, ни его брату и сестре получить нужные знания.
Но уже в те годы у него проявлялась тяга к поэзии. Его мать, Пелагея Михайловна, рассказывала мне, что он, сидя на русской печке, при керосиновой лампе, сочинял свои первые стихи, некоторые отправлял в газету. В деревне пели его частушки.
Стремление к познаниям, пробуждающаяся поэзия, ранняя самостоятельность, большое желание увидеть окружающий мир во всех его красках вынудили Вячеслава оставить родные поля и вступить «под железное пламя Урала».
В неполные шестнадцать уехал Вячеслав на границу Европы и Азии познавать жизнь. Здесь он приобрел рабочую сноровку, рабочую спецовку, рабочую закалку.
Труд и только труд позволил ему стать профессиональным рабочим-металлургом, а затем профессиональным поэтом.
Без отрыва от производства Вячеслав заканчивает успешно школу рабочей молодежи, одновременно посещает занятия литературного объединения. Тяга к знаниям, упорный труд к достижению поставленной цели позволили Вячеславу подняться на вершину уральской поэзии. Он стал достойным преемником наследия уральских поэтов: Б. Ручьева, Л. Татьяничевой, М. Львова.
Вячеслав не успокаивался на достигнутом, он был в постоянном движении. Его стих креп из года в год, от сборника к сборнику. А главное, он уже в то время нашел стержневую тему своего творчества: «Земную славу хлеборобов // Роднить со славой заводчан!»
Названия сборников стихов: «Звон колосьев», «Голубой костер», «Гость полей», «Звено», «Перезвон» сами говорят о главной теме поэта.
Вячеслав стремится соединить в себе, в эмоциональной жизни героя поля и цехи, гул и тишину, пытается сомкнуть н каком-то едином ряду и земляков-сельчан, и друзей по цеху.
А мы спешим,
А мы уже сошлись!
И кажутся все дали голубыми...
И я –
Звено единства между ними.
(Поэма «Звено»)
Вячеслав как-то в беседе со мной говорил, что ему не хватает глубоких знаний в области литературы, философии, политэкономии и других общественных науках. Он горел жаждой знаний, они ему были необходимы для совершенствования и развития своего творчества.
Уже будучи членом Союза писателей СССР, выпустив три поэтических сборника, Вячеслав поступает на Высшие литературные курсы при Литинституте им. Горького.
За годы учебы в г. Москве Вячеслав стал в полном смысле слова другим. Чувствовался его стремительный творческий рост. В это время им написано много сильных стихов, которые печатались в журналах «Москва», «Молодая гвардия», «Огонек», в газетах «Правда», «Литературная Россия», издана книга в издательстве «Советский писатель».
О Вячеславе заговорили критики и крупные поэты: Г. Маршалов, О. Поскребышев, М. Львов, Вас. Федоров, Е. Исаев, А. Межиров и другие.
Чувствовалось – он набирает зрелость, уверенно идет к вершине своей поэзии.
Мне было особенно это приятно, поскольку я истинный любитель его поэзии. Я следил за каждым его стихотворением, радовался его выступлениям в печати, в аудиториях и среди товарищей.
Частое общение с ним помогли мне найти ключ к пониманию поэзии.
При встречах Вячеслав всегда любил читать новые стихи, позволял мне высказываться о них честно. Правда, критику воспринимал болезненно. В то же время с большим удовольствием по моей просьбе рассказывал о природе какого-либо стихотворения, о том, как в целом формируется произведение.
Мне посчастливилось часто встречаться с Вячеславом в тот период, быть в кругу его друзей, слушать его выступления.
Как-то однажды мы с Вячеславом были в гостях у ведущего критика Вадима Кожинова. После прослушивания стихов «Дом», «Родимый дом» и других Кожинов заметил, что у него дома находится настоящий русский поэт. Отрадно было это слышать, особенно в присутствии других московских поэтов.
Вячеслав, или просто Слава, как называли его мы, родственники, был очень общителен, прост в обращении, знал цену товарищества и дружбы.
У него был настоящий друг, с которым прошли его годы юности, возмужания, становления, – это ныне известный русский поэт Валентин Сорокин.
Два друга. Два поэта. Валентин Сорокин и Вячеслав Богданов. Люди схожей судьбы: обоих вырастил Челябинский металлургический завод, обоим рабочий класс дал поэтические крылья.
Я был свидетелем их встреч и бесед, обсуждений, взаимных требований к настоящей поэзии. Они критически относились друг к другу, при необходимости высказывались открыто, обращая внимание на слабые стороны отдельных стихов. Они помогали друг другу расти, набирать силу в поэзии.
После завершения учебы Вячеслав возвратился на Урал, где возглавил литературное объединение «Металлург», стал членом редколлегии журнала «Урал».
«Его стихи стремительно набирали высоту. Особенно – после учебы в Москве на Высших литературных курсах. Казалось, появился новый Богданов: чуточку злой, иронично настроенный к самому себе...», – говорил Валентин Сорокин.
Вячеслав, вобрав в себя необходимые знания, расширив кругозор, сформировался как профессиональный поэт.
На протяжении своего творчества он постоянно поддерживал связь с малой родиной – Тамбовским краем, с деревней Васильевкой. Ежегодно он проводил среди земляков, среди тамбовских полей свои творческие отпуска. Здесь у него рождались стихи, поэмы. Многие его хорошо знали: он был частым гостем редакции мордовской районной газеты «Новая жизнь», не часто, но выступал в районном доме культуры, Оборонинской средней школе, в клубе деревни Васильевка, на токах и просто среди друзей и знакомых. Обычно приезжал на все лето. Сама деревня Васильевка ничем не примечательна, расположена на границе Тамбовской и Липецкой областей. Клуб находится на территории Липецкой области, а школа (сейчас ее нет) и погост в Тамбовской.
Деревня окружена полями и прудами с пескарями.
Во время одного из приездов, до ухода в армию, он влюбился в красивую черноволосую Томку. Женился и увез ее в Челябинск. Сама она родом из деревни Васильевка, но родители к тому времени жили в г. Ростове-на-Дону. У него есть строки: «...И в свою двадцатую весну я такую девушку сосватал в городе Ростове-на-Дону».
Привез ее в небольшую коммунальную квартиру из одной комнаты, но прожили они там недолго. Не выдержала Томка необустроенный быт, а, может быть, не поняла душу поэта. Кто знает. Слава любил Тамару, рассчитался и уехал с ней к теще в Ростов-на-Дону, устроился сварщиком на заводе.
Но от Урала и друзей оторваться было ох как тяжело, и он возвращается один обратно в Челябинск... Знаю, что звал жену с собой, но, увы. Значит, не судьба. Прожили они вместе два года.
Возможно, по-другому сложилась бы у него жизнь, да и творчество, если бы Тамара была с ним рядом. У него есть строчки:
До свиданья, Томка, –
Незабудка Томка.
Кто же наше счастье,
Дорогая, скомкал?
Да, все было бы по-другому. Были бы дети, а они были бы обязательно. Слава очень хотел своих детей иметь.
Тамара прервала беременность в связи с разводом... Трагедия... Спустя много лег он вновь встретился с Тамарой, она также была в отпуске в деревне Васильевка. Слава в то время был еще не женат. Была у него мысль восстановить семейную жизнь. Но после нескольких вечеров, проведенных вместе, он пришел к выводу, что ничего не получится. Все ушло в прошлое, как говорится, перегорело. И больше они не встречались.
Затем он встретил в Челябинске Женю, полюбил ее и женился. В этот период он написал целый цикл стихов о любви. Счастлив ли был он или нет? Не знаю, не мне судить. Прожили они вместе более восьми лет. Детей от второго брака у него также не было. По этому поводу в поэме «Рождение» он сказал:
Ребенок – груз в семье не лишний.
Покоем нежитесь пока...
Но глух покой без ребятишек,
Что колокол
Без языка…
Два года учебы на Высших литературных курсах в Москве они были вместе с Женей. Жили у ее сестры в Сокольниках, в старом деревянном доме с садом. Он говорил, что пожил достаточно в общежитии, хотелось обустроенного быта, да и рядом с Женей.
Вообще Слава любил порядок, чистоту. Ходил всегда опрятным, выглаженным, всегда, как говорится, при галстуке. Любил белые сорочки и черный костюм. Быт у него был, как и у многих, скромный. Вначале общежитие, а затем коммуналка, где и жена, и мать, приехавшая из деревни.
И лишь после возвращения с учебы ему выделили трехкомнатную квартиру. Он так мечтал о своем рабочем кабинете. И поработал он в нем всего лишь три года. За это время Слава много написал прекрасных стихов: «Победа», «Ночью», «Деревушка», «Подсолнух» и ряд других. Новые стихи он сразу же стремился донести до близких друзей, с горячим задором читал их.
С любовью декламировал стихи Есенина, знал много наизусть. Вообще его отличительная черта: читал стихи по памяти, как говорят, без бумажки. Его разговорную речь сопровождали постоянные шутки, каламбуры.
К примеру, обращаясь с большой теплотой к своей матери, он в шутку говорил: «Не грусти, Полина, – у тебя два сына», или интимное: «Не грусти, моя залетка, никуда не денемся. Пройдет год, пройдет два – все равно сустренемся». И таких каламбуров было очень много, только, жаль, они нигде не записаны. Кто же думал...
Да, этого никто не ожидал. На тридцать восьмом году жизни Вячеслав Богданов скоропостижно скончался. Это произошло в Москве, в общежитии Литературного института. За два дня до этого, еще будучи в Челябинске, я с ним долго разговаривал по телефону о жизни, о поэзии. Договорились встретиться в Москве, после чего он собирался поехать в Тамбов, где должны состояться выступления с участием местных поэтов: Майи Румянцевой, Ивана Кучина, Семена Милосердова, а затем встретиться с малой родиной – деревней Васильевкой. Он говорил: «Бывает так необходимо, – ветрами родины вздохнуть». Ехал с отчетом перед земляками. Сказать «спасибо» своей малой родине:
Ты сумела мне судьбу пророчить.
Я в свои шестнадцать полных лет
Был тобою послан в край рабочий,
И теперь представлен как поэт!
А было чем отчитаться перед земляками. Насколько я знаю и разбираюсь в поэзии, так проникновенно, с такой нежной любовью про тамбовские просторы, про деревенскую жизнь из местных тамбовских поэтов еще никто не написал.
Но судьба распорядилась иначе... Он умер с билетом в кармане на тамбовский поезд. В расцвете творческих сил...
Жаль, очень жаль.
Почему он так рано ушел из жизни? Вопрос очень сложный и неоднозначный. И я хотел бы осветить некоторые моменты. Официально причиной смерти называют сердечную недостаточность. Друзья говорят, что его отравили. Некоторые утверждают, что он умер от водки. Где же правда? Ее сейчас установить трудно. Времени прошло много. Свидетелей уже нет в живых. Теперь можно только размышлять.
Проще всего, конечно, сказать: умер от водки. Я не придерживаюсь этой точки зрения. Почему? Во-первых, уж слишком часто поэты умирают от водки! Наверное, кому-то надо, чтобы бытовало такое мнение.
Славу я знал очень хорошо, всю свою сознательную жизнь. Он был для меня по духу самым близким из братьев.
Выпивать он выпивал, да и многие выпивают. Я и сам выпиваю неплохо, но это не значит, что все должны быть алкоголиками и все должны умереть от водки. Кстати, перед учебой на ВЛК он два года не пил вообще. За этот период он очень много написал, выпустил большой сборник «Перезвон».
Поступив на ВЛК, вновь начал выпивать. Однажды я увидел его за бильярдом в ЦДЛ (он очень любил ЦДЛ), играл с Сергеем Орловым и Николаем Глазковым. Я понял, что Слава навеселе. Говорю ему: что же ты выпил, как хорошо, когда ты не пьешь. А он в ответ: «Если я еще год не буду выпивать, то с ума сойду. Так тяжело внутри. Так тяжело на душе». Вот где трагизм, вот где причина!
Значит, много было вопросов в жизни, в обществе, которые будоражили душу.
…Перед роковым утром 11 июля 1975 года вечер он провел с писателем из Самары Олегом Осадчим (тоже уже ушедшим от нас) в ЦДЛе. Олег мне говорил, что Слава весь вечер пил только пиво. Был очень весел, к ним подходили другие поэты, Слава подсаживался к другим столикам. Ночевать уехали к Олегу в общежитие Литературного института. Он был в хорошем настроении.
Слава до 12 ночи на вахте дежурным читал стихи, рассказывал анекдоты, сыпал каламбурами. Затем Олег позвонил жене – Евгении – и сказал, что со Славой плохо.
Женя по каким-то мотивам решила не ехать из Сокольников в общежитие. Почему не вызвал Олег «скорую помощь»? Наверное, не думал о плохом исходе...
Утром в 7 часов Олег проснулся и увидел, что Слава уже мертв. Слава лежал с кровяным выделением изо рта.
Проведя обследование трупа, врач, выйдя на улицу, закурил и, не обращая на нас, близких, внимания – да он и не знал нас, – с резкой нервозностью сказал: «Отравили парня, сволочи...»
Кто отравил, чем отравили? Осталось все это загадкой.
Почему не проводилась судмедэкспертиза, почему не было заведено расследование? Не знаю. Я был в тяжелом душевном состоянии, и меня этот вопрос на тот момент не интересовал.
Во время подготовки похорон от Союза писателей СССР приезжал известный поэт Евгений Долматовский. Ему сказали, что Слава отравлен. Но он посоветовал не ворошить эту тему, что Славу уже не вернешь и что надо сейчас похоронить его нормально. На этом все и закончилось.
Был июль 1975 года, стояла жара. Поступило предложение похоронить Славу в Москве. Урал сказал: «Нет, он наш и будет похоронен в Челябинске». Помню, секретарь Челябинского обкома партии Петр Шарков, друзья Славы настояли на этом решении.
И вот мы, родственники, Геннадий Суздалев, Олег Осадчий и другие поэты повезли Славу на ТУ-154 на его родной Урал. Олег все время подходил ко мне и говорил: «Знаешь, такое ощущение, что все ваши родственники, в том числе и Женя, считают меня виновным в гибели Славы».
Я ему ответил: «Не переживай, это не так».
Он действительно был очень приличным человеком и хорошим прозаиком.
Нас встретили в аэропорту друзья Славы А. Куницын, И. Картополов, Н. Валяев и другие члены литературного объединения. Поэты-друзья сказали, что Слава будет последнюю ночь находиться во Дворце металлургов, там, где он проводил занятия литературного объединения. Так и сделали, и друзья его не уходили от него всю ночь.
После похорон друзья – поэты и прозаики – выступили на литературном вечере в городском парке культуры и отдыха. Читали стихи, рассказывали о Славе. Слава был с ними вместе, как и всегда.
Отравлен ли, умер ли от сердца – теперь это уже не имеет большого значения. Главное, можно сказать, что смерть его была вызвана трагедией русского народа, и наступила она от его боли за светлую Россию, землю нашу.
Сколько у него было задумок... Он делился со мной, что приступил к поэме про сталеваров, готовил себя к крупной поэме про Красную площадь, где должен был увязать ее историю с историей России, показав мужество и героизм русского народа в годы Гражданской и Великой Отечественной войн. Говорил, что скоро выйдет подборка стихов в журнале «Огонек» (она вышла спустя 10 дней после его смерти).
Были у него задумки переехать жить и работать в Москву, требовалось высокое поэтическое общение.
«Если бы дала судьба Вячеславу Богданову пожить еще десять-пятнадцать лет, он стал бы, несомненно, очень крупным поэтом», – сказал его друг – поэт Валентин Сорокин. Очень крупным не успел стать, но стал ярким певцом Урала и земли русской.
Его поэзия живет. Творчество Вячеслава Богданова продолжает жить среди нас. Он в наследство оставил нам десять поэтических сборников, множество проникновенных стихов о родине, любви, труде и природе.
Урал, край, который им воспет в стихах, помнит о нем: стихи его часто печатаются в сборниках, в газетах, издано в последние годы три книги стихов, литературный клуб в Челябинске назван именем его книги «Светунец», друзья его – писатели, поэты – в память о нем посвящают ему книги, стихи. Уральский поэт Иван Картополов сказал о нем:
Его никто не видел грустным:
Ни город наш, ни коксохим.
Озёрноглазым, темно-русым,
Таким он помнится, таким.
Мечта ничем неистребима,
Как труд монтажный ни тяжел.
С высот железных коксохима
В литературу он вошел.
Не зная грани дня и ночи,
Усталых не смыкая глаз,
Он доказал, что класс рабочий
Повсюду работящий класс.
Малая родина, тамбовские поля, также помнят его. Часто печатаются его стихи в районной и областной газете, в школах и библиотеках проводятся литературные вечера, посвященные его творчеству.
Жители края любят и помнят его стихи. Они их задевали за живое. В этом я убеждался неоднократно, встречаясь с его земляками. А если его помнят на Урале и в Тамбовском крае – значит, его поэзия нужна людям, помогает им жить правильно. Значит, пришло время увековечить память о самобытном русском поэте Вячеславе Богданове на его родине – Тамбовщине и на его озёрном Урале. Не потребуется больших затрат на присвоение школе, библиотеке, улице имени поэта Вячеслава Богданова. От этого мы станем не беднее, а богаче духовно, мы не отдадим забвению своих талантливых самородков.
Когда народ забывает своих поэтов – этот народ становится одиноким. Живые русские поэты, предавая забвению память о своих друзьях-поэтах, становятся еще более одинокими, чем свой русский народ.
Поэзия Вячеслава Богданова выдержала испытание временем. И он заслуженно должен и дальше самобытно и ярко звучать в органной музыке стиха русской поэзии в XX–XXI веках.
Author: Виктор Сошин
Книга о русской поэзии ХХ века здесь и здесь
Книга "Дорога поэта" здесь