Говорят, душу можно запереть. Дернуть назад, пока она еще не прошла свой путь, коснувшись света. Хотя кто этот свет видел? Я — не успела.
Моя душа металась по полутемной комнатке. Стремилась выйти, вернуть то ощущение безграничного полета, покоя, но натыкалась на запрещающие знаки. Они были везде. На потолке, стенах, окнах и даже на полу. Ни одной лазейки, ни одной щели. Все пространство вокруг было испещрено ими.
Руки мгновенно покрылись ожогами. Знаки жглись, наливаясь багровым светом при моем приближении и оставляя медленно исчезающие отметины на моей коже. Лишь когда боль (кто мог подумать, что я смогу ощутить боль?) превысила все пределы, я опустилась на стул, поджав под себя босые ступни.
Зачем я здесь? Кому удалось поймать меня на половине пути и выдернуть обратно? И что от меня хотят? Может, я дома? Подняв глаза, я, прищурившись, вгляделась в окружающее пространство.
Комната совершенно точно была мне не знакома. Низкий потолок, бревенчатые стены, щели заткнутые мхом, едва уловимый запах сырости — окна были чуть ниже земли. Мерцали небольшие лампадки, совершенно не разгоняя сизый полумрак, почти ощутимо стоявший в комнате.
Точно не дома. Свесив ногу с края стула, я облокотилась корпусом на край стола, и, полуприкрыв глаза, попыталась сосредоточиться и вспомнить хоть что-то.
Я совершенно точно помнила свою смерть — нелепую, но быструю. Копыта лошади прошлись по моему позвоночнику, обрывая всякий шанс на жизнь. Я поскользнулась на мокрой от росы траве и кубарем полетела по склону оврага, прямо на оживленный тракт. Они пытались притормозить, удержать коней. Хорошо, что я почти не помню боли.
А я всего лишь потянулась за рассветом — на поле, среди ржи, солнце ласково освещало золотые головки злаков, зажигало искорки васильков… Вскрик и стремительный полет, почти как птица. Только приземление — падение, было жестоким.
Я торопливо осмотрела руки — их я содрала о камни, пытаясь затормозить. Целые, до ужаса материальные, они чуть светились белым светом. Как попала сюда — не помню. Только резкий рывок и слабость во всем теле. Хотя тела-то уже и не было. А потом открыла глаза уже здесь. А может, я жива? А все это сон, видение, предвещающее мое будущее? Но я же не дома… Надо проверить.
Надежда, пусть и глупая, вдруг загорелась в моей груди, и я торопливо огляделась по сторонам. На столе обнаружилась небольшая плошка с темной жидкостью. Склонившись над ней, я попыталась взять в ее ладони. Пальцы беспрепятственно прошли сквозь дерево, и я с криком отдернула руку. Жидкость в плошке вспыхнула тем же багровым светом, что и знаки. Густо-багряная, она отозвалась во мне неприятной судорогой. Это что, рисовалось кровью? И чьей, раз оно отзывается во мне?
О, Господи… Лучше б я не знала этого. Ни состава этой крови, ни сути знаков, ни-че-го. Покров смерти открывает многие знания перед ликом людей. Ненадолго — затем снова стирание памяти и новая жизнь, а я застряла в этом чертовом промежуточном состоянии. Выпустите меня…
Я вновь поднялась, с остервенением ощупывая каждый миллиметр пространства и торопливо пережидая, когда с рук сойдут волдыри и можно будет продолжить. Опять ничего — только угол комнаты, отгороженный занавеской, куда я упорно не совалась. Словно знала — не стоит.
По пути попалось зеркало, которое я не заметила раньше. Оно висело в самом темном углу, почти не отсвечивая, так что серебристую поверхность удалось рассмотреть с трудом. И без знаков. Гладкая поверхность пошла рябью от моего прикосновения, пропуская кисть внутрь. Что, и все так просто? Пальцы холодило, но после фантомного ощущения ожога так было даже приятнее. Найти следующее зеркало и выйти через него, а дальше свобода…
Я скользнула внутрь, окрыленная близкой свободой, когда в миллиметре от меня щелкнули массивные челюсти, и меня накрыло первобытным ужасом. В полумраке зазеркалья вспыхнули ледяные огоньки глаз и раздался предупреждающий рык.
Я вылетела из зеркала, всматриваясь в дрожащую поверхность. Оно же не выйдет оттуда? Огоньки следили за каждым моим движением, приблизившись к тонкой грани. Страж… Грудь вздымалась, бессмысленно имитируя прерывистое дыхание. Я рванула к привычному стулу, стараясь сжаться, стать как можно меньше и не шевелиться.
Не думаю, что он бы меня убил, я и так мертва, но в зеркало я больше не сунусь… Можно было бы попытаться рвануть мимо, но закончить свою участь на клыках стража не прельщало. Наконец, потусторонний огонь погас, вновь возвращая зеркалу первозданный вид. Ушел…
Накатила тоска. Я заперта, у меня нет выхода, я не знаю, что происходит. Моей душой распоряжаются и после смерти. Где я так провинилась, Господи?
Несколько часов прошло в тишине и постепенном растворении сумрака в комнате. Сквозь пыльные окна в комнату проникали косые лучи солнца, золотя пол. Это было настолько необычно и настолько близко, что я подалась вперед, стараясь ощутить хоть каплю того света, что совсем недавно подарил мне свое благословение.
Подставив под него руки, я с удовольствием ощутила ласковое прикосновение. Луч скользнул по мне, закутывая в свое сияние и принося капельку счастья. Невидимый ветер всколыхнул подол погребального платья, позвал за собой, обещая покой и мир. Неужели меня заберут? Обо мне вспомнили?
Я сделала шаг вперед, один, другой… Предупреждающе мигнули знаки на окнах, что-то щелкнуло, и комната вновь ухнула в полумрак. Вот и кончилась моя мимолетная радость…
Обхватив себя руками, я вновь обвела взглядом комнату, остановившись на потрепанной занавеске. Оттуда едва ощутимо пахло ладаном. Может, там иконы? Если я смогу помолиться, возможно, меня услышат? И снова вернутся?
Закрыв глаза, я скользнула за занавес, пережидая мимолетное ощущение ткани внутри меня и преодолевая ее сопротивление. Распахнув глаза, я вскинула голову вверх, ожидая увидеть красный уголок, но взгляд зацепился за что-то ниже, и я в ужасе отпрянула, разглядывая распростертое предо мной тело.
Русые волосы, перевитые травами, разметались ореолом по подушке. Все ложе утопало в травах. Они опутывали руки, змеились по узким ступням. Маленькие огоньки гвоздики, веточки ели, светлые капли лилий и стрелы сон-травы. Больше всего было полыни, ее густой запах горечью оседал на языке. Оставалось только удивляться, почему раньше я не чувствовала этой горечи.
Видимо, занавесь служила и барьером? Вот почему я так плохо прошла через нее. Я вновь обратила взгляд на девушку. Узкие кисти, никогда не бравшие в руки ничего тяжелее букета цветов — не чета моим. Округлое, изящное лицо, с правильными чертами, густые ресницы, пухлые губы. Тонкий стан. Даже залитая мертвенной бледностью, девушка была прекрасна. И она определенно была не мной.
В задумчивости усевшись на край ложа, я склонила голову, рассматривая незнакомку. Почему я очутилась в одной комнате с ней?
Девушка не выглядела пораненной, ни следа, ни зацепки, отчего она могла умереть. Казалось, что она просто спит, что вот-вот раскроет залитые синевой губы, сделает вдох и посмотрит на меня недоуменным взглядом. Так странно ощущать себя рядом с мертвецом и совершенно его не бояться. Я ведь тоже мертва. Теперь есть душа, и есть тело. Почти единое целое, если не брать в расчет, что мы разные. А хотела бы я снова обрести жизнь?
Скрипнула дверь, отвлекая меня от мыслей и заставляя затхлый воздух в комнате всколыхнуться. Я дернулась в угол, стараясь казаться как можно меньше. Раздались тихие шаги, а после занавеску отдернули уверенным движением. Жилистый, можно даже сказать, истощенный парень оглядел пространство, мимолетно скользнув взглядом по распростертой девушке, послав ей непонятную улыбку, и, наконец, нашел взглядом меня.
— Вот ты где. Освоилась? — худой, запястья можно обхватить без труда, парень скользнул по мне темным взглядом и попытался улыбнуться. Глаз улыбка не коснулась. Жилистые руки бережно огладили плечо лежащей девушки. — Как тебе новое вместилище? Правда, красивая?
— Ч-что…? — я отпрянула, обжигаясь спиной о стену. Вот зачем я здесь… — Нет! Отпусти меня!
— Видишь ли, милая, — улыбка превратилась в откровенный оскал, а в глазах зажглись безумные огоньки. — Ты принадлежишь мне. Мне стоило многих усилий тебя поймать, — он обнажил руку, выставив на мое обозрение слои бинтов и красную нить заклинания. Насладившись моим испуганным видом, он сжал нить в пальцах. — И я тебя не отпущу.
Мое запястье отозвалось пронзительной болью. Все тело окутали красные нити, спеленав по рукам и ногам, парень натянул нить, заставляя согнуться от боли. Нет! Нет, пожалуйста! Я не хочу!
— Сплести заклятие, вложив в него свою кровь, свою плоть и свою душу, — парень шагнул ко мне, приковывая взглядом. — Ты знаешь, сколько времени я потратил, покрывая все здесь знаками, замешанными на нашей совместной крови, а до этого держа лишь своей? Ты сильная девочка, так рвалась обратно… — он притворно вздохнул. — Но ты так вовремя умерла. У тебя не было выхода, точнее — это я его тебе не оставил. Прелестно, не правда ли? — он дернул за нить, притянув меня к себе, и каким-то чудом меня касаясь.
Хотя почему чудом? Кровная магия — самая сильная магия, а он привязал меня к себе. Я бы не смогла уйти, даже вырвавшись из этого подвала.
— Ты подчинишься мне. Ты такая милая, когда испуганная, — он чуть улыбнулся, несмотря на мои тщетные попытки освободится. — Знаешь, — начал он доверительным шепотом, — твое тело я вынес на руках с тракта, и даже смерть не забрала твою красоту. Я сам обмыл тебя, расчесал твои шелковистые волосы и надел на тебя платье. Прямо, как куклу. А потом принес сюда, доводя ритуал до конца. Ты здесь, прямо под ней, — он махнул рукой под ложе. — Хочешь взглянуть?
Я судорожно замотала головой, пытаясь вырваться из пародии на объятья. Ужас затапливал меня с головой, но все мои попытки вырваться оканчивались провалом. Горячие руки скользили по моему призрачному телу, притягивая еще ближе.
— Не сопротивляйся, куколка. Ты станешь ей, — парень перевел безумный взгляд на ложе и его взгляд засветился нежностью и ненавистью одновременно. — Она при жизни не досталась мне, а значит, не достанется никому. А ты будешь сговорчивее, правда? — темный взгляд пригвоздил меня к месту. — Ты забудешь, кем была. А если и будешь помнить, — он потянул нить, заставив меня задыхаться от боли, — ты не проронишь и слова. Твоя душа очень вовремя умерла.
Мир завертелся, когда колдун, а в этом я не сомневалась, начал перекидывать часть связующих нитей на мертвую девушку. Та вздрогнула, выгибаясь дугой, а меня потянуло водоворотом. Внутри противно заныло, а потом я ощутила, как легкие вновь наполнились воздухом. Последнее, что я запомнила — пылающий взгляд черных глаз и торжествующую ухмылку.
Говорят, что душу можно запереть. Лишить свободы, отобрать контроль. А еще можно поместить в другое тело и заставить жить день за днем, чувствовать, как тяжело вздымается грудь, не ощущая ни запахов, ни вкуса. Когда тело становится тюрьмой. А губы растягиваются в непослушной улыбке, обрывая тоскливый взгляд на небо.
Я больше не вижу неба, я больше не чувствую ночи. Я подвешена в чужом мире, как марионетка, привязанная к одному конкретному колдуну. Тому, кто раз за разом прикасается к моему телу, кто скользит по мне руками и заставляет мое тело отвечать. И с каждым мигом нить связывает меня все сильнее, лишая всякой надежды на освобождение.
Говорят, душу можно привязать… Почему же никто не говорит, что ее можно отпустить? А пока я послушно улыбаюсь и шагаю в распростертые объятья.
