Это были четыре недели наедине с собой.
Это были четыре недели с моим старшим сыном. Но с самых первых дней, я писала об этом, я вдруг увидела, что он вырос. Вырос душевно, эмоционально, сердцем. Он как будто расправил крылья и поднялся так высоко, что у меня перехватило дыхание. Это было самым болезненным, что произошло со мной в жизни - полное отделение моего старшего сына. Но оно было таким красивым, таким решительным и самостоятельным, так наполненным его собственной жизнью, его мечтами, его силой. У меня не было слов, я любовалась его полётом.
Это были четыре недели с людьми. Я общалась, любовалась, удивлялась, переживала разные эмоции и как бы со стороны смотрела на то, как они во мне проживаются. Мы разговаривали, смеялись, делились историями из жизни. И почти каждое мгновение я чувствовала, будто делаю всё это с другого берега. Даже обнимая друг друга у костра или греясь на лекции втроём под одной курткой, мы оставались на разных берегах, в разных мирах, которые никогда не смогут друг к другу прикоснуться.
Я думала о том, что одиночество - естественная плата за опыт и знания, который ты получаешь, за путь, который ты проходишь. Чем выше ты поднимаешься в свою гору, тем меньше людей остаётся рядом с тобой. И на самой вершине ты всегда стоишь один. Там просто нет места ни для кого другого.
Я стояла на вершине. Я знала, что любой следующий шаг будет спуском. Так всегда бывает: ты поднимаешься в гору, ты достигаешь пика, и потом ты спускаешься, чтобы, набравшись новых сил, подняться на новую гору. Это были четыре недели на вершине, четыре недели наедине с собой.
И с тобой (и я даже не буду отмечать тебя активной ссылкой, потому что знаю, что ты всё равно прочитаешь). Только твой взгляд доставал туда, куда ничьи дружеские объятья и надёжные протянутые руки на тропе - не доставали. Тебя не было рядом со мной, на вершине никогда не бывает места для двоих, помнишь? Но твой взгляд всегда был, и я знала, что ты знаешь намного больше, чем я, и чувствуешь всё намного глубже, чем я, и одиночество твоё сейчас сильнее моего, но оправишься ты от него гораздо раньше, чем я, потому что покорённых вершин за твоей спиной гораздо больше, чем за моей.
Это были мои четыре недели наедине с собой. И, может быть, я пережила их, только потому что там, за моей спиной был ты. Я чувствовала, как ты смотришь, и знала, что если я оступлюсь, ты не дашь мне упасть. Я знала это с самой первой минуты на поляне, когда мы приехали уставшие уже ночью, и я уткнулась носом в твой воротник. Он пах костром и лесом. Я знала это до последней минуты на поляне, когда перед тем, как я села в машину, ты сказал мне: "Возвращайся к своим любимым".
Это были те слова, которых мне три года не хватало - каждый раз когда я улетала из Индии и рыдала в аэропорту. Это слова, которые я пыталась найти, улетая с Крита, чтобы хоть как-то заштопать эту катастрофически растущую в сердце дыру. Это единственные слова, необходимые тебе на любой вершине. Иначе - для чего вообще спускаться?
В последний день этих четырёх недель наедине с собой я наткнулась на первый подводный камень моего выбранного сердцем пути (Даша, как неожиданно больно случилось на него наткнуться!) . Я всё время говорю про проживание настоящего, про глубокое, искреннее, полное присутствие в своём настоящем. Иначе ты живёшь только в планах или в воспоминаниях. Иначе твоё настоящее обесценивается и вообще ничего не значит. Но вот он, камень, на который я налетела с размаху: когда я всем своим существом присутствую в своём настоящем, из него очень трудно делать следующий шаг. Мучительно. Невыносимо. Ты рвёшь по живому.
Я вдыхаю запах костра и леса от твоего воротника. Вдыхаю как можно глубже. Этот вдох заполняет грудь так, что в ней не остаётся места сердцу. Его сдавливает со всех сторон. И, выдыхая, я понимаю, что вот сейчас я должна отступить, сделать шаг назад, и ещё шаг, и ещё, и повернуться спиной, и уйти. И если бы в этот момент ты ничего не сказал, это было бы сделать в тысячу раз тяжелее, чем сесть в самолёт на Крите. Моё настоящее здесь, оно срослось со мной, оно дорого мне, и как мне оторвать его от себя? Что сделать, чтобы не разреветься перед тобой? Что сделать, чтобы сердце прямо сейчас не остановилось?
"Возвращайся к своим любимым".
Мостик из моего настоящего "здесь и сейчас" в моё настоящее "всегда".
Мостик из мгновения, которое я проживаю, в жизнь, которую я живу.
Оставляя Индию, расставаясь с Критом, я ощущала эту пропасть и ничем не могла себя утешить. А ты, мудрый, чуткий, такой теперь далёкий, легко сказал это в четыре слова:
"Возвращайся к своим любимым".
С первого и до последнего дня все эти четыре недели я знала: если я буду падать, ты не дашь мне упасть.
