Поэты и политики
Поэты обычно не сильны в политике. Общие настроения они, конечно, улавливают, но вот далеко вперед не просчитывают. Зато политики, чувствуя себя в хитросплетениях и интригах, как рыба в воде, зачастую не блещут в культуре. Однако бывают исключения. Вот Василий Витальевич Шульгин, к примеру. Политик-то был видный, много успевший сделать за большую жизнь. Общественный деятель, член Государственной Думы, автор нескольких интересных книг.
Активность Шульгина, судя по исторической хронике первой четверти двадцатого века, была запредельной. Уже то, что он, как хранитель идеалов монархизма, присутствовал при двух «отречениях», вырванных либералами у Николая и Михаила Романовых, говорит о необычайной мобильности этого человека.
Владимирский Централ - ветер северный...
Затем был идеологом Добровольческой армии и Белого движения. После поражения эмигрировал в Югославию, откуда его в 1944-ом году недремлющие советские спецорганы вывезут в СССР. Шестьдесят шесть лет возраста не стали поводом для смягчения приговора.
За контрреволюционную деятельность Шульгину выписывают 12 лет Владимирского Централа, которые монархист со стажем отбудет «от звонка до звонка». Там, в тюрьме Шульгин будет вспоминать о многом, в том числе и о встречах с четой Северян (так он называет Игоря-Северянина и его супругу Фелиссу), с которыми у него были теплые дружеские отношения.
В январе 1931 года Шульгин и Северяне вместе жили на вилле «Флора мира» у полковника Сливинского, который пригласил их погостить у себя в чудесном месте недалеко от Дубровника.
Интересны воспоминания Шульгина тем, что, забывая какие-то не самые значащие детали, – так, он называет фамилию Северянина не Лотарев, а Четвериков, – сиделец Централа с любовью говорит о скромности поэта, его умении слушать, улыбаться и красиво читать свои стихи.
Зимний серапантин в открытом авто
Или Шульгин записывает по памяти четверть вековой давности поездку из Дубровника в Черногорию, где они вместе с хозяином и его супругой преодолели на кабриолете уникальный перевал Ловчен по зимней дороге из Котора в Цетинье.
Как мужественно держалась Фелисса, как внимателен был Игорь! А то, что количество серпантинов на этой дороге 26, а не 28, как указывает автор воспоминаний, разве это столь важно? Главное, что смертельно опасная поездка завершилась успешно
Мне приходилось не раз ездить по этому серпантину на современных и более комфортабельных, чем в начале тридцатых годов машинах, но дух всегда захватывало прилично. А они-то ехали зимой, когда на дороге был лед, а в старой столице Черногории Цетинье лежали двухметровые сугробы снега.
"Медальон" в подарок
Через пару лет компания встретится вновь, на сей раз в Белграде дома у Шульгина, где будет хлопотать «Марийка», его супруга, счастливая, что познакомилась со своим любимым поэтом, а тот будет читать ей свои «олазоренные» поэзы.
Хозяину же дома, поэт подарит «медальон», сонет из серии посвящений известным современникам.
Вот что написал Игорь-Северянин о Шульгине:
В нем нечто фантастическое: в нем
Художник, патриот, герой и лирик,
Царизму гимн и воле панегирик,
И, осторожный, шутит он с огнем…
Он у руля — спокойно мы уснем.
Он на весах России та из гирек,
В которой благородство. В книгах вырек
Непререкаемое новым днем.
Его призванье — трудная охота.
От Дон Жуана и от Дон Кихота
В нем что-то есть. Неправедно гоним
Он соотечественниками теми,
Кто, не сумевши разобраться в теме,
Зрит ненависть к народностям иным.
Это был 1934-й год. Через семь лет не станет Северянина, а герой посвящения Василий Шульгин доживет до 1976 года, совсем чуть-чуть «не дотянув» до своего столетия.
Нечто фантастическое и по нынешним временам...