С того дня прошло 79 лет. Но Клавдия Ивановна до сих пор помнит историческое выступление наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, помнит сожженные дома и женский плач, помнит, как через всю деревню вели на расстрел деда Егора. И никто не мог ему помочь.
Ей было восемь. И она только пошла в школу. Но 22 июня 1941-го запечатлелось в ее памяти так отчетливо, будто это было вчера.
- Солнечное воскресное утро. Мы были на поле — женщины возили навоз для озимых. Лето: все вокруг зеленое, в воздухе аромат цветов, настроение замечательное. Вдруг к нам прибежали из сельсовета: «Война». И весь мир перевернулся, - рассказывает Клавдия Ивановна. - А на следующий день всем пришли повестки.
Клавдия Ивановна родилась в 1933 году в семье работников молокозавода Анастасии Николаевны и Ивана Михайловича. Семья Бакастовых жила сначала в деревне Тряхинькино Емельяновского, ныне Калининского района, затем — в деревне Метенево, где и встретили войну.
После того как забрали на фронт Ивана Михайловича, Анастасия Николаевна вместе с дочерью вернулась в Тряхинькино — здесь жила ее мать. Так втроем женщины переживали все трудности войны.
Немцы пришли в деревню 14 октября утром. Восьмилетняя Клавдия собиралась в школу. Из деревни на 65 домов школьников было человек 10-15. Они-то и сообщили деревенским, что на мотоциклах и в телегах едут немцы.
Врагов, конечно, ждали. Знали, что они уже на подходе к Калинину. А потому некоторые припасы зарывали в землю. Бакастовы зарыли кадку с соленым мясом, мешки ржи и пшеницы, сухарей, кой-какую одежду. Все это деревенским пригодилось после — во время отступления немецких войск.
- Наша деревня стояла не на большой дороге, а ближе к лесу. Немцы, видимо, заезжали, чтоб «заправиться», как говорится, самим нажраться и лошадей накормить, - вспоминает Клавдия Ивановна.
Они останавливались перед каждым домом и из каждого двора выводили скотину: коров, овец, кур. И тут же пускали ее под нож.
У Бакастовых были три овцы и поросенок. Их зарезали прямо перед домом. Кишки, шкуры, головы — все оставили, а туши погрузили в свои обозы. Потом наварили картошки, мяса, наелись и к вечеру уехали.
- Вышли наши женщины на улицу — море крови. Ой, ужас! Рев стоял страшный, - продолжает Клавдия Ивановна. - Только все собрали — спалили, как опять являются. И так два месяца.
В тверской деревушке немцы не лютовали: детей не обижали, женщин работать не заставляли, готовили все сами. Правда, одного жителя Тряхинькино расстреляли — плотника Егора Николаевича.
Из всех мужиков призывного возраста на фронт не ушел некий Яшенька-буржуй. К нему-то немцы и обратились с просьбой отремонтировать сани. Он, в свою очередь, направил их к Егору Николаевичу. Но плотник категорически отказался помогать врагам. Через несколько часов деда Егора уже демонстративно вели через всю деревню, а за деревней расстреляли.
Судьба Яшеньки неизвестна. Клавдия Ивановна говорит, что, когда пришли советские солдаты, про него рассказали, Яшку забрали, и больше его никто и не видел.
Немцы приходили в деревню с периодичностью раз в два-три дня. Опустошили весь подпол, съели все: картошку, бочки соленых грибов и капусты, ягоды.
- Зима тогда была холоднючая. Как сейчас помню, в ноябре выше - 25 температура и не поднималась. А они - в легких обмоточках, пилоточках. У женщин всю одежду отобрали: пуховые платки на голову подвязывали, кутались в воротники от пальто. Ходили по деревне как пугала, - рассказывает тверская пенсионерка.
Клавдия Ивановна признается, что страшно не было. Скорее всего, дети не осознавали, что происходит. Единственный раз девочка всерьез испугалась - когда полыхала деревня.
Дело шло к декабрю. Немцы начали отступать.
- Помню, бежит с конца деревни мой двоюродный брат и кричит: «Уходите, сейчас будет гореть деревня». Все заметались. Куда идти-то? На улице мороз, снегу по пояс. Мать какую-то пальтушку накинула на меня, и мы побежали в лес — дома горели уже с обоих концов деревни, - вспоминает самый страшный день Клавдия Ивановна. - Сели под елки — так три ночи и просидели. Как не замерзли, до сих пор представить не могу. Сидим в лесу, а горит не только наше Тряхинькино, кругом все полыхает. Что небо, что снег - как кровью залиты были.
За три дня деревня сгорела полностью — ни одного дома не осталось, только трубы от печей стояли.
К счастью для деревенских, в поле остались несожженными две риги — сараи для сушки снопов хлеба. В них вся деревня и разместилась. Сидели человек на человеке. Взрослые укладывали детей на подстилки и рассказывали сказки, чтобы успокоить и заглушить страх.
Риги топили по-черному — в них стояла невыносимая жара. Но это еще полбеды. От грязи у селян завелись вши.
- Вы не представляете! Не только в голове - на отвороте одежды все было как бисером усыпано. Все чесались — до крови кожу раздирали. Помню, женщина больная с нами жила. Просила нас, девчонок, потрясти ее вещи. Мы выходили на мороз, она снимала белье, мы об снег этим бельем колотили, - рассказывает Клавдия Ивановна.
Так в душных ригах с вшами семья Бакастовых прожила с полмесяца. Питались тем, что закопали еще до наступления немцев.
Потом селяне начали разъезжаться: кто-то к родне в Калинин, кто-то в Москву.
Клавдия Ивановна с мамой переехали к тете в Калинин. В декабре 1941-го в уже освобожденном городе она продолжила ходить в школу. Спустя год, когда демобилизовали отца, семья переехала в Ярославскую область, которую немцы обошли стороной. В 1944-м вернулись в Метенево, где и встретили Великую Победу.
- Я в четвертом классе уже училась. Пришли в школу из сельсовета и говорят: «Бегите по всем домам, кричите, что кончилась война». Мы как вырвались, как рассыпались по всей деревне. Война кончилась! Война кончилась! - до сих пор со слезами на глазах вспоминает этот день Клавдия Ивановна. - Женщины кто с иконами, кто с цветами, кто смеется, кто плачет — все побросали и вышли из домов. И смех стоял, и рев!
Клавдия Ивановна закончила школу, отучилась в техникуме и по распределению переехала в Ленинград, где прожила с мужем до его кончины.
В ее жизни было много ярких событий. Она помнит март 53-го, когда страна хоронила Иосифа Сталина. По словам Клавдии Ивановны, вся Москва была парализована: не работали ни метро, ни заводы, ни фабрики. Народ сплошным потоком шел к мавзолею проститься с генералиссимусом:
- Я жила на станции Перловская в Мытищах, попасть в Москву было невозможно: электрички и автобусы не останавливались. Людей только вывозили из столицы. Зато как только похоронили Сталина, мы были среди первых, кто посетил Красную площадь. Шагу ступить было негде - вся площадь в цветах.
Уже позже, в 1961-м, Клавдия Ивановна вместе с шестилетней дочерью Ириной стала участницей проезда по Ленинскому проспекту до Кремля Юрия Гагарина. В семье Бакастовых до сих пор хранится красный флажок, который раздавали всем приветствующим от первого вышедшего в космос человека.
Однако самые яркие воспоминания у Клавдии Ивановны связаны с войной.
- Когда подходит 22 июня, у меня вновь и вновь картины перед глазами: как женщины поехали на телегах мужиков провожать, как светло было ночью под елками, как немцы резали нашего поросенка, мамины слезы в глазах, - говорит тверская пенсионерка. - Кто этого не видел - представить не сможет.
За долгих четыре года, которые продолжалась Великая Отечественная война, дети, от малышей до старших школьников, сполна испытали все ее ужасы. Сомнений нет: война в сотни раз страшнее, если видеть ее детскими глазами. И никакое время не сможет вылечить раны от войны, тем более детские.
Елена ТИХОНОВА