Грядущий рассвет (1-я часть)
Холод от промоченной насквозь улицы ворвался в открытую щель в прозрачной стене. Потоки косого дождя смыли с поверхности первую копоть. С характерным потрескиванием и монотонным гудением до утра, напротив загорелся ярко-красный неоновый сгусток рекламных букв. Будто роботизированные светлячки, синхронно, повсюду вспыхивали их цветастые, рвущиеся на свободу – крылья. Сумерки сменились ночью как обычно: в 21:00.
Самое удачное время, чтобы слиться с людским потоком и вознёй переполненных улиц. Может ещё удастся проскользнуть до ночного обхода. Какие-то 15 километров бегом, сквозь переулки и лабиринты заброшенных жилищ, и можно уж точно сегодня не бояться услышать биомеханического шелеста приближающихся патрульных. Вершителей «порядка», для которых не существует преград, даже кованые титановые двери для которых – масло. Объяснять им что-то совсем бесполезно. Горстка выживших бунтарей может только открывать беззвучно рот, как выброшенная на берег рыба. Лишь рисунки на стенах и оставшихся витринах города повторяются один за одним: два синих глаза-лазера на непомерно широком крылатом теле. Обязательно с когтями-лезвиями.
Власть – значит порядок! Жизнь – значит подчинение!
Кто знает, что хранят в себе эти бездушные палачи? Чьей больной фантазией наполнялись их самовосполняющиеся арсеналы? От ножей и отравленных игл до иссушающих гранат с ионными рассеивателями.
С крыш домов, с зависших в ночном небе рекламных дронов, с экранных панелей на остановках, с каждого проецируемого телесного передатчика нам говорят:
«Опасаться «Валькирий» не стоит. Это лишь мера пресечения для нарушителей. Гуманный арест, приговор и дальнейший суд моментально выявят виновника. А скорее всего оправдают невиновного. Главное – не сопротивляйтесь. Беспрекословно следуйте инструкции. После 21:30 оставайтесь дома, впускайте представителей закона, давайте им просканировать ваш индивидуальный код на шее, и, ради вашей же безопасности, - не делайте лишних движений. Вас могут счесть мятежником, готовым к неповиновению, а ещё хуже – посланником сопротивления. Забудьте слово «Орион». Запрещённая деятельность этих изменников будет караться на месте. Спасибо за внимание!»
Пора действовать. Время не склонно ждать. Лифты под наблюдением, да и окошко транслятора сканирует каждый движимый внутри объект. 34 этаж, не спрыгнешь. Через заброшенный лестничный ход ещё можно проскочить. Всё равно кроме истлевшего хлама бывшей когда-то жизни, да крыс повстречать там некого. Люди на этажи сунуться боятся, а крылатым прихвостням итак хватает работы в отсеках. Наши квартиры теперь – отгороженные коробки из звуконепроницаемого осмиевого полотна. С подсветкой, с системой вакуума при аварийной ситуации, ионизацией, но с возможностью жить в них только поодиночке. Любое взаимодействие с другим человеком расценивается как заговор. Поэтому разговоры лишь по разрешённым каналам связи, или с самим собой. А так делай что хочешь. Хоть кричи в них, хоть устраивай восстание. Слышать просто некому, да и незачем. Дома – как большой перегруженный сухогруз с тысячей контейнеров на борту. Эти отсеки – и есть наше последние пристанище в войне за крышу над головой.
Везучая часть немеханического социума. Горстка счастливчиков, покорно спрятавшихся в синем мерцании. Остальные живут на улице, в сколоченных наспех ящиках, или в заброшенных, обугленных, покрытых несмываемой сажей – бывших магазинах и лавочках. Всё случилось неожиданно, война накрыла, пока улицы были пусты.
Выныриваю в полумрак коридора, до лестницы двигаюсь бесшумно. Благо, выменял за десять пайков протеиновых брикетов пару «молчаливых» кроссовок. Последняя разработка «Ориона». Мягкие, невесомые, выдерживающие тысячу километров непрерывной носки до первой подзарядки. А что самое ценное – в них ты быстрее Валькирий. Имею в виду, твоя реакция на долю секунды опережает их.
Подрыв деятельности нужно начинать с обитателей трущоб. Там самая преданная ячейка.
Только вот есть мне придётся теперь не скоро. Крысы заражены, тараканов уже не осталось. Но ничего, вот только доберусь до первого пограничного поста союзников, похлебаю чего-нибудь горячего.
Ускоряюсь на каждом выходе на этаж, сканируя обстановку попеременно: с потолка на пол, и обратно. Паралитические ловушки сейчас в особой любви у врага. Да и робота-шпиона повстречать нежелательно. Не люблю всё, у чего душа отсутствует. Разношу сразу на куски. Спасибо за потерянное детство, за десять лет в канализации (как черепашка ниндзя). Только вот пиццу нам не доставляли, а убивали за бутылку чистой воды. И никакого учителя, лидера, наставника, близкого человека. Только ты сам, твоя злость, сила, безумие и отчаяние. Когда прячешься в скользкой черной жиже, выжидая, пока шпионы выползут снова на поверхность. С ещё одним человеком, не успевшим скрыться. Злоба раздирает изнутри, прямо в эту мерзкую слизь орёшь до хрипа, но сделать ничего не можешь. Тебе 12, весишь 40 килограмм, а единственное твоё оружие – кусок отпиленной трубы. Вспышками накрывает давно отжившая история, закупоренный крохотный мир вновь преобразуется в действительность.
Пробегая через 12-й этаж, слышится треск, похожий на разряд электричества. Там, в тёмной бездне оставшихся пролётов. Движения не замечаю. Давящая тишина резко опустилась, как будто включилась в сеть, даже воздух стал вязким. Мои сенсоры в левом глазу беззвучны и слепы, но внутренним чутьём я ощущаю присутствие кого-то неживого, сильного. Скрипнул металл, перилла содрогнулись от прошедшей ударной волны, со стен начали отваливаться куски штукатурки. Пока они пластами шлёпались в старый мусор, а гул быстро приближающейся твари нарастал, я решил во что бы то ни стало рвануть навстречу вниз. Прятаться смысла не было. Оно уже меня почуяло. Липкую ауру страха невозможно скрыть. На базовых моделях всей этой чертовой механической армии уже стоят уловители человеческих гормонов.
Время замедлило свой ход, сквозь пелену бетонной пыли я чётко различаю два светящихся луча. Глаза-сканеры ни с чем не спутаешь. Шпион! Теперь-то, ублюдок, у меня не кусок трубы. Резко падаю в ворох тряпья и каких-то коробок. Пока надо мной проносится эта тварь, резко поднимаюсь, разворачиваюсь, и стреляю ей в затылок. Кольт Питон, модернизированный импульсным затвором и плазменным преобразователем, сносит уродливую голову в секунду. Горячей и масляной «кровью» мне окропило лицо. Машинально размазываю её рукой. На негнущихся ногах разворачиваюсь, и, как в кошмарном сне, спотыкаюсь к выходу. А ноги вязнут, путаются, налитые свинцом. Знаю, при потере каждой единицы из их грёбаного стада, автоматически отсылается сигнал в общую систему оповещения. Недосчитались, бедняжки.
Первый отряд зачистки обычно на месте уже через 6 минут. Такая проблема в последнее время у них стала возникать всё чаще. Поэтому меры пресечения всё жёстче, а группы «крылатых» - всё больше.
Дверь вылетает с петель ещё одним выстрелом. Мне всё равно на внимание и вызванный шум. В воздухе уже чувствуется нарастающий гул трепещущих крыльев. Жители «низкого» уровня закупориваются в свои норы, пихаясь, расшвыривая в панике попавшихся под руки людей. Глядишь, попадётся кто вместо тебя. Обречённых никто не считает, тем более так угодно «Корпорации».
Воздух окутывает отрезвляющей ночной прохладой. Маршрут безопасного движения давно вылетел из головы. Бегу просто по юго-восточному направлению, к убежищу, через бывший сквер и потухший парк аттракционов. Странно, да и страшно пробираться через остатки прежней жизни; с её спокойствием, размеренностью и детским смехом. Когда по выходным и праздникам она пестрилась особенно ярко. С сахарной ватой в киосках, с запахом жжёных карамелек, с улыбкой девушки, с ночной ярморочной суетой, с огнями и танцами до утра…
А что теперь? Руками даже касаться опасно любой металлической конструкции. ФонИт. Статуи зверей в сквере обречённо смотрят в пустоту. Разбитые, расколотые, потерянные. Когда-то величественный летучий деревянный корабль теперь стал горой брёвен, на который уже ни одна душа не взберётся. Покорять океаны, захватывать порты и бухты! Обязательно с пиратским флагом на борту. Детвора в повязках на один глаз, с рукой-крюком, и электронным попугаем.
Остались ли ещё дети? Надеюсь, их больше, чем я думаю. В любом случае приют союзников примет каждого. Потому что в одиночку выжить слишком сложно. Ты либо тронешься умом, либо тебя употребят как топливо.
Как быстро моё лицо оказалось на всех экранах. Рьяно что-то доказывают. Видимо, объявили меня главным преступником дня. Но уже не важно. Плевать я хотел на этот рабовладельческий строй. Лучше в грязи, крови и постоянной подрывной работе, чем покорно поедать пилюли закона. Глядишь, в сопротивление возьмут без проверки с таким-то шлейфом «известности».
Кое-каких встречных лиц избежать не удалось, опознали, но виду не подали. Либо мой бешеный взгляд испугал, или пистолет, зажатый в скованных пальцах, либо понемногу люди начинают осознавать, что способны противостоять машине. Хотя бы чуть-чуть, по крупице, но на нужной стороне. Нас всё равно больше, мы сильнее. Как муравьи: только численность, верность и чёткое следование инструкции. Как же долго ещё до этих времён. Как осознаешь, голова болеть начинает сразу, и хочется всё бросить моментально.
Так говорю, как будто уже бывалый «Че», держу в страхе всю ячейку боссов. Нет, я нигде до этого момента не светился, никаким заслугами не отмечался на «досках почёта». Когда единой ударной волной мой дом со всеми родными разлетелся на куски, когда меня запихнуло под землю, когда мы бились за воду, как животные у лужи, а особенно, когда пришли в наш новый дом механические палачи, – вот тогда-то я и решил добраться до верхов, попутно раскидывая и уничтожая всех сопротивляющихся. Почему мирное небо разрезали десятки ракет? Кто успел заранее создать армию убийц? Да такую слаженную, моментально исполняющую любой приказ свыше. Зачем они забирали «наших», и никогда не возвращали? Куда пропала моя жизнь?
С тех самых пор я подбирался к поверхности каждый новый неотобранный у меня день. Иерархия подземелий успела за пять лет претерпеть значительные изменения. Образовались кланы, защитники и предатели. Чем ближе к поверхности располагались жилища, тем сложнее было до них добраться. Моментально возникла экономическая модель обмена или отбирания необходимых продуктов жизнедеятельности. Вода, одеяла, кухонная утварь, свет. Сложно представить, чтобы в 22 веке мы нуждались в таких мелочах. Никогда не знаешь, в какой из дней тебя настигнет ухмыляющийся фатум.
В 12 лет я вступил в первую шайку «грязевых старателей». Нашей задачей был поиск оставшихся от уничтоженных шпионов запчастей (как движимых, так и статических). Дронов своих ползучих и летающих запускали к нам в дом постоянно. И лишь когда информации от «мелюзги» приходило мало, или она не приходила вовсе (спасибо нашим отточенным реакциям и заточенным клинкам), спускались механические черти побольше. Вот тогда приходилось прятаться, и молиться, чтобы на помощь пришли люди Ориона. Их сторонники тогда уже были повсюду. Не боялись они никого, врукопашную порой шли на врага. И побеждали. Вшитый апгрейд с первых секунд не разглядишь. Как раз эти мгновения и решали исход битвы.
Так мы и жили, перебиваясь найденными артефактами, продавая их в лавку оружейника, выменивая необходимое, приобретая новую одежду, еду и какой-никакой авторитет. Ведь выживших и не сдавшихся можно было считать по пальцам. Каждый день мы кого-то недосчитывались. Старшим-то всегда было легче, у них хоть какие-то дружеские и деловые связи оставались. Даже на поверхность иногда выбирались.
А мы не были нужны никому, мелкая обуза. Да ещё и жрущая постоянно, растущая.
Убегая от своих воспоминаний, почувствовав холод окраины города, я наконец остановился. Ощутил, что немного отрезвел. Адреналиновое опьянение долго ещё будет переливаться по сосудам, но основной шок прошёл. Куда двигаться? Совсем забыл дорогу. Позади отдалённо шумел город. Погони не было, упустили. Видимо, перетряхивают каждый сколоченный дом, разбивая себя чугунные уродливые лбы. Не знаю, из какого материала их головы, но хочется верить, что там хрупкий сплав, который можно расколоть одним точным ударом.
Вижу вдалеке мигание зелёного света. Как в азбуке Морзе; луч то затихает, то вновь набирает силу. Двигаюсь к нему.
Люди сопротивления носят маячки, позволяющие опознавать своих даже в кромешной темноте. Под стать валькириям, синий глаз которых никогда и ни с чем не спутаешь. Как в старом фильме эпохи столетней давности, виденном мною всего лишь раз. Когда киборг-убийца из будущего был послан в прошлое предотвратить рождение лидера сопротивления. Вот там, в далёком разрушенном мире, терминаторов определяли по красным лучам-лазерам в глазах. Особенно, когда они проникали в людские убежища.
Тогда это было фантастикой, которую с наслаждением переживали у экранов кинотеатров. Тогда можно было не бояться. А сейчас это реальность, в которой на страже закона орды беспощадных машин, парализующих синим светом любого. И даже не пытаются они прятаться, не пробуют маскироваться. Лезут, безобразные, в твой в дом и опустошают его. В первую очередь – от людского числа.
Зелёный – символ свободы, рассвета и новой жизни. Как первый росток на измученной земле, как оттаявший осколок прежней весны.
К черту сентиментальность, бегу на маяк. В лесах давно уже сложно встретить хоть кого-то живого. Да, не всё хорошее ещё уничтожено машинами. Зелёные перелески ещё можно встретить, кто-то даже упоминал, что и дремучие леса остались. Мне слабо в это верится…
Резкий окрик «стой» и круговая вспышка сильных фонарей заставили меня остановиться.
- Кто ты? Куда торопишься? Выслеживаешь добычу для «железа»? Говори быстро, чётко, и не вздумай шевелить руками.
- Меня зовут Голд! Я с первого уровня, рос до войны на поверхности, пока вынужденно не ушел под землю. Я не шпион! Я их с детства ненавижу. Слишком много предательств.
- Да валим его, Шак, туфту несёт какую-то. Сейчас, того и гляди, расплачется. Тюфяк.
- Тихо ты, Гейб, кажись, я его знаю. Голд, говоришь? Не ты ли возглавил побег из первого уровня наверх, разворошив альянс «копателей»? Впервые оказав сопротивление машине?
Помню, руку даже кому-то пришлось пришивать новую. Их первую точку слежения так с того раза и не восстановили. Всё дотла сгорело.
- Да, это был я.
- Расскажи-ка подробнее.
- Мы тогда с тремя моими друзьями делили нашу скромную жизнь. В одной банде и сколачивали первый свой заработок. В один момент всё зашло так далеко, что терпеть просто не осталось сил. Их солдаты совсем озверели, силой забирали наше добро, постоянно кого-то калеча. Мы подросли немного, окрепли, начали мыслить по-взрослому. Вышли на торговца каким-то хламом, напоминающем оружие, выменяли последнее, что было, на четыре обреза, и решили действовать наверняка. Выследили их основного шакала, постоянно сообщающего о любых перемещениях людей с добычей. Прижали его в темноте, помяли сильно, а такие слабаки сдаются быстро. Он рассказал нам всё: тайны ходов, потайные двери убежищ, даже карту пытался начертить в грязи. В этой грязи его и оставили.
- Понял, дальше можешь не рассказывать, дальше мы знаем. Так куда ты бежал? Откуда пистолет? Я смотрю, в городе какая-то суматоха, крылья Валькирий я отсюда слышу. Пытался быть героем?
А мне и сказать страшно. Отряд закалённых в партизанских боях суровых людей, как суд, взирал на меня в лучах незамолкавших фонарей. Я ведь и вправду хотел себя показать, хотел, чтобы заметили, чтобы у всех на виду. С размахом. Идиот…
- Я уничтожил их основного исследователя. Голову ему отстрелил в высотках.
- В комендантский час? Ты совсем с ума сошёл? Жить надоело? Их отряды максимум через 6 минут прилетают. Молча крошат всё живое в радиусе двухсот метров.
- Я знаю, простите, я думал, что смогу сделать по-тихому.
- Знает он. Гейб, возьми у него пистолет. А то, чего доброго, отстрелит себе голову нечаянно. Пошли за нами. Не отставай ни на шаг. Пригибайся, когда скажем. Первое убежище недалеко, километров 19.
Мы тащились сквозь темноту, без фонарей и опознавательных маячков лет, по-моему, пять. Так я не уставал ещё никогда. С каждым шорохом приходилось останавливаться и сканировать местность. Жуть, сколько никогда не виденных мною животных (или их уродливых копий) мне пришлось увидеть. Ползучие, прыгающие, ковыляющие, и все страшно пугающиеся живых. Думал, никого не осталось. Думал, разметало на ветер, или люди всех съели. Чем они кормятся? Падалью?
Дошли до какой-то бывшей оранжереи; с ворохом засохших длинных стеблей, грудой лежащих у входа, с кирпичной аркой и куполообразными застеклёнными строениями. Половину стёкол выбило или выбили, железные перегородки выгнуты под самыми невозможными углами, дорожки смело очередным ураганом. Шак подвёл группу ко входу в самый неприметный купол (хотя, куда уж неприметней, когда кругом сплошное одинаковое тление). Дал распоряжение выставить часовых по периметру, нагнулся к земле, нажал какую-то комбинацию прямо по брусчатке, и снизу открылся широкий прямоугольный люк с подсвеченной лестницей.
- Быстро, по одному вниз! Новенький, не води слишком долго лицом по сторонам, подключай свои скороходы, и вперёд!
Почему-то я даже не думал о возражении командиру (почему это?), молча признал в нём главного, поверил ему сразу, ещё в лесу. Поэтому с уверенностью вступил на первую ступеньку и начал спуск.
Узкий тёмный тоннель неожиданно вывел к огромнейшему залу, утыканному старыми мониторами (почему у добрых всегда всё такое древнее? У противника уже искусственный интеллект, а мы ещё угли ворошим палкой) и парой сотней компьютеров. Повсюду сновали люди, не обращавшие на нас внимания. Солдаты молча двигались сквозь основной проход к следующему залу. С кем-то здоровались, с кем-то шутили и подтрунивали, на кого-то злобно фыркали. Видимо, главные всё-таки были они.
Новое помещение уже больше походило на что-то мне понятое. Длинный ряд металлических столов с оружием, стрельбище, и некое подобие класса для обучения (или брифинга). Командир велел всем рассредоточиться по местам, и ждать отмашки к началу «отчётного часа». А солдаты всё прибывали, заполняя вакуум комнаты, как селёдка в банке. Это потом я узнал, что каждый день солдаты возвращались в дом с заданий, держали ответ, в первую очередь перед Шаком, и уж после перед друг другом. Верность своим братьям, сёстрам и общей идее сопротивления оставалась непоколебимым оплотом нашей силы. Поэтому каждого «ветерана» и новичка ценили и уважали одинаково. И никогда никого не оставляли в беде, до последнего боролись за жизнь и за возможность всем вместе вернуться домой. Нарушившие же негласный закон преданности моментально списывались в запас. Сурово, но такой жёсткий режим позволил Ориону разрастись по двенадцати регионам, и ячейка только расширялась. Никто уже не мог сосчитать точного числа его сторонников. Каждый день звено пополнялась новобранцами. Теряли тоже многих, но их число и имена были известны всем. Вступив однажды под стяг «Созвездия», ты до конца жизни оставался в её рядах. Первым и последним, зелёным сопляком и потёртым легионером.
Продолжение следует...