Анна Ахматова и Николай Гумилев обвенчались 25 апреля 1910 года, а развелись летом 1918. Практически сразу после развода оба вторично вступили в брак. Гумилев – с Анной Энгельгард, дочерью публициста и литературного критика Николая Александровича Энгельгарда, Ахматова – с Владимиром Казимировичем Шилейко, ученым-ассирологом, переводчиком и поэтом.
К этому времени Николай Гумилев и Владимир Шилейко уже несколько лет были близкими друзьями, И то, что случилось, не разрушило их дружбу. Совсем наоборот, они вдвоем сделали огромную научную и литературную работу, о которой сегодня, к сожалению, мало кто помнит.
Владимир Казимирович Шилейко был коренным петербуржцем, сыном отставного поручика, статского советника Казимира Донатовича Шилейко. Он родился 2 февраля 1891 года в Петергофе. Был старшим из пятерых детей. Его отец Казимир Донатович, помимо службы, изучал археологию в Петербургском университете и, видимо, способствовал раннему увлечению сына Востоком. Известно, что Вольдемар (как звали его в семье) еще в гимназии начал изучать библейский иврит, прекрасно знал древнегреческий и латынь, вел переписку с Британским музеем. Окончив гимназию с золотой медалью. Владимир поступил в 1909 году на историко-филологический факультет университета, однако через 2 года вынужден был взять академический отпуск, так как заболел туберкулезом. Болезнь, к счастью, удалось победить, и около 1912 года он вернулся в университет.
Ни Гумилев, ни Шилейко как-то нигде и никогда особенно не распространялись об обстоятельствах знакомства. По воспоминаниям и переписке складывается ощущение, что они знали друг друга едва ли не с детства. Однако до 1912 года никаких упоминаний Владимира Казимировича в биографических документах Николая Гумилева не встретишь. Судя по всему, они познакомились в 1911 – 1912 годах (скорее даже в 1912).
Николай Степанович и Владимир Казимирович вместе учились в университете, на одном факультете и, полагаю, сошлись на увлечении поэзией и Востоком.
Стихи Владимир Казимирович начал писать еще в подростковом возрасте.
В начале ХХ века в Петербурге у молодого поэта было достаточно способов заявить о себе - литературные журналы, кружки, объединения...
Однако попасть, скажем, на «Башню» к Вячеславу Великолепному (Вячеславу Иванову, в 1910-х уже известному поэту, критику, наставнику молодых поэтов) было не так-то просто - нужны были общие знакомые и протекция. Таковых у Владимира Казимировича не оказалось, так как изначально его семья никак не соприкасалась со столичной литературной богемой.
А вот сойтись с кругом «Цеха поэтов» было проще.
Гумилев стал приглашать Шилейко на заседания «Цеха», познакомил со своими друзьями и единомышленниками, с коллегами из редакции «Аполлона», естественно, с женой. Шилейко был частым гостем в их доме.
Поэтический дар Владимира Казимировича был отмечен и оценен. Ахматова и Мандельштам считали его талантливым и своеобразным поэтом.
Однако строгий ценитель и критик поэзии Гумилев был с ними не вполне согласен и не считал друга серьезным поэтом, больше ценил его, как блестящего знатока Месопотамии и древних языков. Он так и не предложил другу формально вступить в «Цех поэтов» или выпустить отдельный сборник его стихов, хотя такие возможности у подшефного «Цеху» издательства «Гиперборей» были. По той же причине ни разу стихи Владимира Шилейко не попали в «Аполлон», где слово заведующего поэтическим отделом Гумилева при отборе материала для номера было решающим. А в таких вопросах Гумилев был принципиален: никакие личные отношения не могли повлиять на его профессиональные оценки и суждения. Владимир Казимирович знал об этой черте характера Николая Степановича и не обижался, хотя часто шутил на эту тему и даже написал милую шуточное стихотворение:
I
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает.
Он не пустил меня в поэты
(Михаиле Леонидыч, где ты?),
Он посадил меня в эстеты,
Еще и снобом назовет!
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает!
II
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
Так ты решил, что это - шутки?
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Теоретической погудке
Найдется вторить Мандельштам.
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
III
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
Пускай Гум-гум, что хочет, трубит,
Меня Сергей Маковский любит,
Венец надежд во мне голубит,
И жизнь моя - сплошной роман-с!
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
IV
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло,
Имею стол, и сплю в постели, -
О чем же думать, в самом деле?
А если солнце мыши съели -
И с электричеством светло!
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло.
Гуми или Гум - дружеское прозвище Гумилева, Михайло Леонидыч – это, конечно же, Михаил Лозинский, тоже большой друг Гумилева, его соратник по «Аполлону» и «Цеху поэтов», Сергей Маковский был главным редактором «Аполлона». Правда, спорить с несгибаемым Гумилевым даже ему было весьма сложно.
В акмеистическом кругу Шилейко имел репутацию шутника, забавника, мастера поэтического экспромта. Среди его стихотворного наследия действительно сохранилось много подобных произведений.
Вот например:
Здесь мне миров наобещают,
Здесь каждый сильный мне знаком,
И небожители вещают
Обыкновенным языком.
Степенный бог проведать друга
Приходит здесь: поклон, привет -
И подымаются в ответ
Слова, как снеговая вьюга.
Полагаю, именно благодаря Владимиру Казимировичу интерес к шумерской теме перерос у Гумилева в глубокое увлечение, он иными глазами взглянул на эпос о Гильгамеше, чрезвычайно увлекся им. Николай Степанович вообще был неравнодушен к эпическому жанру - запоем читал дилогию Гомера, отлично знал «Махабхарату» и французские жесты, а «Гильгамеша» впервые прочитал еще в 1907 году во французском переводе. Уже до войны Гумилев делал попытки перевода отдельных частей сказания, в чем Владимир Казимирович ему с радостью помогал.
Затем наступил июль 1914 года. Известно, что последнюю неделю перед началом Первой мировой войны (а также с 24 июля по 5 августа, пока собирал документы и проходил комиссии для поступления в армию), Николай Степанович жил на квартире Шилейко на Васильевском острове (чтобы в хлопотах и беготне не быть связанным расписанием поездов в Царское Село, где у него был дом), они вместе участвовали в манифестациях в поддержку Сербии.
Потом Гумилев ушел на фронт.
Шилейко, освобожденный от военной службы по состоянию здоровья, остался в Петрограде и продолжил свои ученые занятия (тем более, с уходом Гумилева окончательно распался первый «Цех поэтов»).
Однако в январе 1917 года он все-таки был призван в армию (это была последняя мобилизация в Российской империи).
Повоевать Владимиру, Казимировичу, видимо, не пришлось. сначала он был в запасном полку (172-й пехотный). А уже к августу он был уволен из полка. Видимо, по состоянию здоровья.
Эпистолярное наследие Гумилева по известным причинам сохранилось весьма фрагментарно. В частности, переписка между ним и Шилейко канула в лету. Однако во фронтовых письмах Николая Степановича родным и друзьям Владимир Казимирович упоминается не раз. Например, в одном из писем Лозинскому Гумилев пишет: «Говорят, у Шилейко есть стихи про меня. Вот бы прислал».
Стихи действительно были:
Могу познать, могу измерить
Вчера вменявшееся в дым;
Чему едва ли смел поверить,
Не называю ль сам былым?
Хотя бы всё безумье ночи
Мир заковало б в мрак и в лед —
А дух повеет, где захочет, —
И солнце духа не зайдет!
В двух последних строках – перекличка с одним из первых военных стихотворений Гумилева «Солнце духа». Так что это – своеобразный ответ на него.
Во время войны они встречались эпизодически, когда Николай Степанович приезжал с передовой в короткие отпуска, когда лежал в лазаретах, учился в школе прапорщиков, сдавал экзамены на чин корнета.
Весной 1917 Гумилев, уже тогда прапорщик 5-го Гусарского Александрийского полка, хотел продолжить службу на Салоникском фронте, как можно дальше от хаоса и анархии, которые охватили русскую армию и общество в целом. В силу многих обстоятельств на Салоникский фронт Николай Степанович не попал, задержался по долгу службы на полгода в русском корпусе во Франции.
Домой он смог вернуться только в конце апреля 1918 года, после того, как Россия официально вышла из войны.
В Петрограде Гумилев сразу явился к Шилейко, где жила Ахматова. Анна Андреевна на следующий же день попросила у мужа развод.
Шокированный Николай Степанович спросил:
«- Ты любишь?
- Да.
- Кто это?
- Шилейко.
- Я всегда тебе говорил, что ты можешь делать все, что захочешь».
5 августа 1918 года их брак был официально расторгнут, скоро Анна Андреевна с Владимиром Казимировичем стали мужем и женой.
Как ни удивительно, это обстоятельство нисколько не разрушило дружеских отношений Гумилева и Шилейко. Напротив, все втроем они много общались, Николай Степанович часто приводил к супругам Левушку, когда весной 1919 года сын жил с ним в квартире на Преображенской улице, Шилейко вел вместо Гумилева занятия в различных кружках и секциях, когда тому нужно было отлучиться из Петрограда.
Но самое главное, практически сразу по возвращении Гумилев при горячей поддержке Владимира Казимировича продолжил дело, которое задумал и начал еще до войны – литературный перевод эпоса о Гильгамеше на русский язык (в 1918 году такового перевода не существовало).
Шумерского и аккадского языков Николай Степанович, конечно же, не знал, переводил по знакомому с юности французскому подстрочнику, консультируясь с Шилейко по научной части и советуясь с Лозинским по поэтической технике.
Перевод был закончен в начале 1919 года, и в середине марта вышел отдельным изданием в типографии издательства «Всемирная литература» (Гумилев был членом редколлегии). Владимир Казимирович написал к изданию вполне научное введение, а Гумилев – предисловие, в котором объяснял, чем руководствовался в своей работе и называл Шилейко консультантом.
По поводу выхода этой книги у Николая Степановича есть замечательная стихотворная шутка-посвящение друзьям:
Над сим Гильгамешем трудились
Три мастера, равных друг другу,
Был первым Син-Лики-Унинни,
Вторым был Владимир Шилейко,
Михаил Леонидыч Лозинский
Был третьим. А я, недостойный,
Один на обложку попал.
В конце 1919 года перевод вышел вторым изданием. А после расстрела Гумилева был забыт и в советское время не издавался ни разу, даже без указания имени переводчика. Так что сегодня многие не знают о его существовании.
Шилейко, вдохновленный успехом предприятия, первым в России стал делать художественные переводы шумерских и аккадских текстов и сделал их довольно много. В частности, собственный перевод «Гильгамеша», не столь изящный, поэтически стройный и легкий для чтения, как перевод Гумилева, но, конечно, более научный.
К сожалению, полный текст этого перевода был утрачен еще при жизни ученого – затерялся где-то в издательских архивах. Однако известно, что Дьяконов делал свою работу, основываясь на нем.
Кроме того, Владимир Казимирович предположил существование шумерского оригинала «Сказания о Гильгамеше». И впоследствии это предположение блестяще подтвердилась археологическими находками.
С Анной Ахматовой они расстались в 1922 году, хотя официально развелись гораздо позже, летом 1926 года. После развода отношения их остались вполне дружескими, они переписывались до самой смерти Шилейко и при случае всегда были готовы помочь друг другу протекцией, деньгами, знакомствами или чем-то еще в то трудное, голодное и суровое время.
Второй женой Шилейко стала искусствовед, специалист по Ренессансу Вера Константиновна Андреева, у них в 1927 году родился сын Алексей, который станет профессором, заведующим кафедрой электроники в МИИТ, большим другом братьев Стругацких.
В 20-е годы Шилейко, уже преподаватель университета, занимался сопоставительным анализом мифологических и эпических текстов. Он установил ряд параллелей эпоса о Гильгамеше с «Илиадой» и «Одиссеей», выдвинул еще несколько подобных гипотез о других эпических текстах, которые впоследствии подтвердились в трудах разных ученых, занимался изучением истории религии Месопотамии, сделал несколько научных докладов на эту тему.
Кстати, не так давно выяснился, точнее, стал общеизвестным интересный факт - профессор, ученый и преподаватель университета, Владимир Казимирович Шилейко сам диплома не получил, во всяком случае, до революции. Известно, что он был уволен из университета в 1914 году, так как не сдал экзамены. именно поэтому Шилейко часто называли "ученым-самоучкой"
Стихов он больше не писал. Во всяком случае, под последним датированным стихотворением проставлен 1917 год. Хотя есть в его архиве 17 стихотворений без дат, некоторые из них явно написаны после 1922 года и, по крайней мере, два, скорее всего, посвящены Ахматовой.
С 1919 по 1929 год Шилейко преподавал в Петроградском (Ленинградском) университете. Затем перебрался в Москву, где вскоре снова заболел туберкулезом. Но если в юности он смог победить болезнь, то на этот раз она оказалась сильнее – 5 октября 1930 года Владимир Казимирович Шилейко скончался, не дожив нескольких месяцев до своего сорокалетия.
Его сын много сделал для сохранения творческого и научного наследия отца. И хотя сегодня имя Владимира Шилейко помнят, в основном, специалисты, его вклад в ассирологию, в изучение мифологии и литературы Древнего Востока очень велик. Можно сказать, что он положил начало многим направлениям и темам в этих областях.
Перевод Гумилева эпоса о Гильгамеше также практически забыт. Его публикуют только в общих сборниках переводов Гумилева или в собраниях его сочинений. Причем, часто публикуют без предисловия и научных комментариев. Несмотря на то, что это работа не только поэтически безупречная, но и вполне научная.
Очень обидно, что это так, и хотелось бы восстановить справедливость по отношению к ученому и поэту, подарившим свой труд забывчивым потомкам.
Легка последняя ступень,
И в сединах печаль светлее,
И примирение блещет день
На смуглом золоте аллеи.
И улыбаясь синеве,
И веселясь червонной тризне,
Внимаю в вянущей листве
Священный трепет Древа жизни.
Владимир Шилейко
